Дорога

– Господи! – переполошился Ворон. – Что ты такое говоришь? Как ты можешь? Ты же знаешь, что я для тебя… Что ты для меня… Что мы с тобой…

От волнения он не мог найти слова и беспомощно бормотал что-то несвязное. Камень между тем не унимался:

– У тебя своя жизнь, в ней происходят какие-то события, ты всюду летаешь, и про людей мне рассказываешь, у них тоже много чего происходит, им есть о чем поговорить, есть что вспомнить. А в моей жизни что было? У меня даже собственных воспоминаний нет. Помню только, как я от скалы отвалился, когда был младенцем, я тогда долго катился, больно было ужасно, и страшно тоже было. Потом я прикатился сюда и встал намертво. С тех пор так и лежу. И вспомнить мне больше нечего. У меня в голове только чужая жизнь, да и ту я не своими глазами видел, а знаю по твоим рассказам. В моей жизни нет никакого смысла, никакой цели. Зачем я живу? Для чего? Для тупого пролеживания боков? Для того, чтобы слушать истории из чужой жизни? Лучше бы мне умереть, так даже этой милости мне от богов не дано, меня обрекли на вечность, как на пожизненную каторгу.

– Ты что? – испуганно заверещал Ворон. – Как у тебя язык твой поганый поворачивается такое говорить? Как это – ты никому не нужен? А я? А мне? Да я без тебя пропаду. Сколько я себя помню, ты всегда был рядом, мы с тобой разговариваем, и вообще мы живем душа в душу. Что на тебя вдруг накатило?

– Меня никто не любит, – удрученно констатировал Камень.

– Я тебя люблю. И Ветер тебя тоже очень любит. Ты только вспомни, как он старается принести тебе сухое тепло! Он же себя не жалеет, вон в последний раз все бока ободрал о ветки, но верхом не полетел, тепло для тебя берег. И Змей тебя любит. То есть любил, – поправился Ворон. – И белочка, она тоже прекрасно к тебе относится, даже лекарство от подагры предлагает. Что ты выдумываешь?

– Вы просто меня жалеете, – упрямился Камень. – А мне не нужна любовь из жалости, я не хочу никому быть обузой.

– Да какая же ты обуза?! – Ворон уже почти кричал. – Ты мой друг! Мой самый близкий и единственный друг! Если бы тебя не было, кому бы я все истории рассказывал? С кем вместе сериалы смотрел бы? Одному-то скучно и вообще кайфа никакого.

– Ты бы белочке рассказывал.

– Еще чего выдумал! Да разве белочке интересно рассказывать? Нет, я ничего не хочу сказать, она девка хорошая, добрая, всех жалеет, всем помогает, всех лечит, но у нее же мозгов – как у комара. Разве она может так слушать, как ты? Разве у нее есть такая глубина мышления и такие обширные знания, как у тебя? С тобой же обсудить что-то – одно удовольствие, я у тебя все время учусь, ума-разума набираюсь, а с белочки мне какой толк? Нет, Камешек, миленький, ты это брось, и не говори мне больше ничего подобного, я даже слушать не стану.

– Естественно. Ты даже слушать меня не хочешь. – Камень с удовольствием прицепился к неосторожно брошенному слову, чтобы продолжать развивать свою жалостливую балладу. – Меня никто слушать не хочет, и я никому не нужен, и меня никто не любит. Я всем в тягость.

Ворон помолчал немного, склонив голову набок, и вдруг встрепенулся.

– Я понял. У тебя депрессия. Банальная депрессия. Ничего, это мы поправим, я знаю, как с этим бороться. Надо найти то, что доставляет тебе удовольствие, и этим заниматься. Хочешь, я полечу посмотрю, что там у Любы с Родиславом? Я быстро, ты и оглянуться не успеешь. Хочешь?

– Не хочу, – сварливо буркнул Камень.

– Что, совсем не хочешь? Совсем-совсем? – не поверил Ворон.

– Совсем не хочу. Я не хочу жить чужой жизнью, я не хочу смотреть на нее из вечности. Я хочу, чтобы у меня была своя жизнь, собственная.

– Ладно, устроим тебе твою собственную жизнь, – покладисто согласился Ворон. – Давай я тебе макушку почешу. Тебе будет приятно. Это будут твои собственные ощущения. Хочешь?

– Не хочу.

– Ну тогда давай я вокруг тебя крыльями помашу, ты почувствуешь движение воздуха, сквознячок. Это тоже будут твои собственные ощущения. Хочешь?

– Не хочу.

– Тогда давай я белочку позову, и она…

– Не хочу я твою белочку, – перебил его Камень.

– Ну давай я за Ветром сгоняю, он сейчас в Австралии, у него сезон виндсерфинга. Он прилетит, погреет тебя. Давай?

– Не давай. Ветра я тоже не хочу.

– А чего же ты хочешь? Ты только скажи, чего ты хочешь. Подумай, что доставило бы тебе удовольствие, а уж я расстараюсь. Все ради тебя сделаю.

– Хочу, чтобы у меня была собственная жизнь, которую я мог бы вспоминать и о которой мог бы рассказывать.

Ворон снова умолк. Желание друга казалось ему абсолютно невыполнимым. И что с этим делать, он не знал.

– Тогда я могу предложить тебе только один вариант, – наконец произнес он. – Но ты на него никогда не согласишься.

– Какой? – вяло поинтересовался Камень.

– Нарушай.

– Что? – В голосе Камня послышалось негодование, и Ворон обрадовался. По сравнению с недавней апатией это был явный прогресс.

– Нарушай правила. Меняй реальность. Вмешивайся в жизнь. Это будут твои собственные поступки, и ты сможешь о них рассказывать.

– А последствия? Ты же знаешь, что нарушать нельзя, потому что последствия изменений катастрофичны. Как ты можешь такое предлагать? – возмутился Камень.

– Но это единственный вид деятельности, который тебе доступен. Ты можешь делать только это, больше ничего. Вот и делай, если тебе хочется. И фиг с ними, с последствиями. Зато будет о чем рассказать и что вспомнить.

– Нет, это не годится, – решительно отверг Камень предложение друга.

– Ну, тогда я не знаю, чем тебе помочь, – расстроился Ворон. – А хочешь, я Змея позову? Он умный, он придумает, что делать.

Камень очнулся и понял, что в своей депрессии зашел слишком далеко: он так раскапризничался на пустом месте, что бедняга Ворон готов наступить на горло собственным принципам и забыть о застарелой вражде со Змеем. Пожалуй, пора перестать ныть. Что это он, в самом деле? Изменить все равно ничего нельзя, ноги от такого нытья у него не вырастут, крылья – тем более, так чего предаваться мрачности и унынию? Зато, если Ворон почешет макушку, будет очень даже приятно.

– Ладно, – смилостивился он. – Поскреби мне макушечку и лети за очередной серией.

Еще не улегся ветерок, поднятый крыльями взлетевшего Ворона, как нарисовался Змей.

– Ты что это удумал? – накинулся он на Камня. – Откуда все эти глупости у тебя в голове появились?

– Это не глупости. Это мысли, – с достоинством ответил Камень. – Вот ты считаешь себя мудрецом, тогда ответь мне, зачем мне такая жизнь? Почему боги обрекли меня на скучное бездействие? За что меня так наказали?

– Боги ничего не делают просто так. Они создали тебя таким, чтобы ты думал. Ты – один сплошной мозг, ты ничего не можешь делать, кроме как думать. И в этом твое предназначение. Если бы ты мог ходить, летать или ползать, ты бы отвлекался и думал бы меньше. Боги в твоем лице создали идеального философа, которому чужды мирские заботы и тревоги и который может спокойно предаваться созерцанию и не замутненному эмоциями мышлению. Понял, чудовище ты твердокаменное? Тебе дан величайший дар, а ты недоволен и готов променять его на всяческую никому не нужную суету.

– Но боги дали мне и другой дар – менять реальность, – заметил Камень. – Зачем? Объясни, если ты такой умный.

– Я не умный, – поправил его Змей. – Я мудрый, а это не одно и то же. Этот великий волшебный дар боги дали только тебе. Ты это прекрасно знаешь, но задумывался ли ты, почему именно тебе и только тебе?

– Не задумывался, – признался Камень. – А ты знаешь почему?

– Конечно, – усмехнулся Змей. – Тебе дан дар, которым нельзя пользоваться. Воспользоваться им – величайшее искушение, которому противостоять может только одно существо на Земле – ты, Камень. Больше никто с этим искушением не справился бы. Только у тебя хватает интеллектуальных сил на то, чтобы понять, что этого действительно нельзя делать, и только у тебя хватает душевных сил противостоять соблазну.