Дорогая Альма

– Погоди, Микола. – Пирогов, успокаивая, взял его под руку. – Не горячись. Это пани доктор. Она немцев не приведет. Она поможет.

– Вот размахався, таки и зашибет – не заметит, – жалобно произнесла Пелагея.

– Пани дохтур? – недоверчиво переспросил Микола. – Гляди, Иванка. Вон в селе говорять, скоро каратели нагрянут. Все будут жечь огнем. Разозлили сильно их прикордонники с псами, что их солдат покусали. Бабы сказывают, народ в лес повалил, со всем скарбом, со скотом, даже с псами дворовыми. Боятся…

– А ты почем знаешь? – недоверчиво спросила Пелагея. – Неужто в село сбегал?

– Нет, куды мне! – Микола махнул рукой. – Сама знаешь, каков я бегун. Наталка, почтальонша на ручей за водой прибегала. Ни, в дом я не пускал ее, – сообщил он быстро, заметив, как жена нахмурилась. – Какие теперь гости? Так, наболтала на крыльце и дальше побегла.

– Иван Петрович, спросите, что с раненой, жива ли? – озабоченно сказала Маренн. – Времени мало.

– А что раненая твоя, Микола, не опоздали мы? – спросил Пирогов вполголоса.

– Зараз салоп принесу. – Пелагея кинулась в сарай напротив дома. – Не королевичный, знамо дило, да какой есть. Не знесудьте.

– Благодарю, – кивнула Маренн. – Мне подойдет любое.

– Живий, – подтвердил Микола. – Раны ей водой из источника промываю, на том и держится. Щени ейные тоже в здравии. Просыпалися, я им еще молока дал, так и спят.

– Вота пани, прошу.

Пегалея поспешно вернулась к крыльцу, держа в руках широкий войлочный жакет с ярко-красной вышивкой на груди.

– Пидходить?

– Да, вполне, – кивнула Маренн, хотя сама едва не утонула в одеянии. «Но это только на короткое время», – подумала она.

– Ну, веди, Микола, веди, – торопил лесника Пирогов.

– Прошу, прошу. – Тот прихрамывая, распахнул дверь. Маренн сразу почувствовала запах сушеных трав, недавно испеченного хлеба. Пирогов вошел первым. Маренн – за ним. Горница была чистой, справа виднелась белая печь с лежанкой, у стены скамейка, у окна стол, покрытый скатертью с вышивкой. На полках аккуратно расставлена глиняная посуда. В красном углу иконы, покрытые рушником, с зажженными перед ними свечками.

– Вот она, страдалица. Взгляните, пани доктур.

Пелагея подвела Маренн к скамье, на которой лежала молодая девушка в обмундировании Красной армии. Осторожно откинула одеяло.

– Вы присядьте, присядьте, фрау Сэтерлэнд. – Пирогов подставил деревянный табурет.

– Света надо больше. – Маренн открыла санитарный саквояж и, надев марлевую повязку на лицо, внимательно осмотрела девушку.

– Так электричества у нас нема. – Микола развел руками. – Лучину жжем, щепу.

– Иван Петрович, подержите фонарь. – Маренн достала из саквояжа круглый армейский фонарь с двумя батареями и, включив, передала Пирогову. – Так-то лучше. И еще один стул подвиньте, – попросила она. – Инструмент положить.

– Ну уж как и заслипит! – Старый лесник даже прищурился.

– Вот сюда светите, Иван Петрович, – попросила она. – Я скажу, мы вовремя успели. Еще пара часов, и процесс стал бы необратим. Вижу два поражения: сквозное в плечо, с вовлечением большого объема мышечной ткани, и слепое в брюшной полости. Пуля застряла внутри, ее надо срочно удалять, иначе развивается сепсис. Кроме того, сюда попали куски обмундирования, это тоже не улучшает положение. Иван Петрович, будете ассистировать, – обратилась она к Пирогову. – Сейчас я введу наркоз и начнем.

Маренн достала контейнер, в котором в спирту хранились шприцы, сделала укол. – Пока наркоз подействует, я обработаю плечо, – решила она. – Кроме того, сейчас надо поставить капельницу с физраствором, чтобы организм не обезвоживался. Фрау, подойдите, – попросила она Пелагею. – Будете держать бутылку. Но только держите ровно. Сейчас я установлю катетер.

– Таки як же так? – всплеснула руками Пелагея. – А неученая я.

– Держи, говорят тебе, – прикрикнул на нее муж, – и стой спокойно. А то все дергаешь, як кобыла, в стороны.

– Лесник сказал, в деревню придут каратели, – сообщил Пирогов, пока Маренн промывала рану девушки на плече. – Жители бегут в дубраву. Обещают всех пожечь из-за того, что помогали пограничникам здесь.

– Та ж Наталка сказала: вот таких, как она, – Микола показал на раненую, – полоненных видимо-невидимо за лесом в карьере собрали и охраняют там, без воды, без еды. Волчья яма место называется. Не сотни, тысячи. Цильная армия. И генералы с ними, все в одну кучу. Комиссаров расстреливают. Бабы здешние ходили, хотели им хоть хлебушка дать, так нет, всех автоматным огнем прогнали. Пекло адское, мрут люди, как мухи.

– Шо ж буде? – всхлипнула Пелагея.

– Держи ровно!

– Мои полномочия велики, Иван Петрович, – ответила Маренн, когда Пирогов перевел ей слова лесника, – но не безграничны. И касаются в основном медицинской части. На айнзацгруппы СС, а также отряды полиции я никакого влияния оказать не могу. К сожалению. Единственное, что я могу сделать, – добавила она, помолчав, – это сегодня же послать сообщение своему руководству в Берлин, что на этой территории находится целебный источник и усадьба Свирских может быть использована как санаторий для лечения солдат и офицеров СС. А это значит, что, скорее всего, айнзацгруппы обойдут это место стороной. Кому же будет приятно пить целебную воду на выжженном пустыре? Я это сделаю. Обещаю вам.

– Это уже много, фрау Сэтерлэнд. Это спасет людей здесь.

– Будем надеяться. – Маренн вздохнула. – Вот я удалила пулю. – Она бросила ее в контейнер для отходов вместе с окровавленным тампоном. – Сейчас все продезинфицирую, и наложу повязку. Физраствор надо, чтоб прошел до конца, вся бутылка, так что еще следует подождать. – Маренн посмотрела на часы. – Но времени немного есть. Я оставлю все необходимое для перевязок. Надо будет делать два раза в день. И обязательно промывать рану. Думаю, скоро фрейлейн придет в себя. Переведите, Иван Петрович, – попросила она.

– Усе, усе сделаем, не беспокойтесь! – затараторила радостно Пелагея и, отдав бутылку с физраствором мужу, забежала за печку. – Вже як благодарнии мы, фрау дохтур. Вот калачика сладкого возьмите, варенья яблочного, – суетилась она.

– Нет, нет, не надо ничего. – Маренн отказалась и наклонилась к саквояжу, собирая инструмент. Вдруг покрытая ссадинами рука раненой девушки коснулась ее плеча.

– Кто вы? Где я? – спросила она хрипло.

– У своих, не бойся, родная. – Забыв об угощениях, Пелагея подбежала к ней. – А это дохтур, – показала она на Маренн. – А там вот дитятки твои, щени в корзине, живы, здоровы, спят. – Пелагея метнулась назад к печке, схватила корзину и поднесла к раненой. Наклонив, показала три черные спинки с толстыми рыжими лапками и сложенными конвертиком ушками. – В безопасности ты. Никого не бойся. Все свои вокруг.