Дороги свободы. I.Возраст зрелости

– Совершенно точно придет, – заверил его Борис. – Ока сказала, что было бы забавно встретиться вчетвером.

– Вчетвером? – переспросил Матье. – Она так и сказала?

– Ну да, – простодушно ответил Борис, – ведь будет еще и Лола.

– Значит, Ивиш рассчитывает, что я приду?

– Естественно, – удивленно подтвердил Борис.

Наступило молчание. Борис слегка перегнулся через перила балкона и посмотрел на улицу. Матье присоединился к нему, ткнув его кулаком в спину.

– Мне нравится ваша улица, – сказал Борис, – но со временем это должно надоесть. Меня всегда удивляет, что вы живете в квартире.

– Почему?

– Не знаю. Такой свободный человек, как вы, должен был бы распродать всю мебель и поселиться в гостинице. Разве нет? Помоему, вам надо поселиться на Монмартре, месяц – в Фобур Тампль, месяц – на улице Муфтар...

– Бросьте, – раздраженно фыркнул Матье, – это не имеет никакого значения.

– Да, – сказал Борис после долгого раздумья, – это не имеет никакого значения. Звонят, – раздосадовано добавил он.

Матье пошел открывать: это был Брюне.

– Привет, – сказал Матье, – ты... ты пришел раньше, чем обещал.

– Да, – улыбаясь, сказал Брюне, – это тебя огорчает?

– Совсем нет...

– Кто это? – спросил Брюне.

– Борис Сергин, – ответил Матье.

– А! Славный последователь, – съязвил Брюне. – Я с ним незнаком.

Борис холодно поклонился и отступил в глубь комнаты. Матье стоял перед Брюне, опустив руки.

– Он терпеть не может, когда его называют моим последователем.

– Понял, – бесстрастно буркнул Брюне. Он, безразличный и основательный, крутил между пальцами сигарету под неприязненным взглядом Бориса.

– Садись, – сказал Матье, – садись в кресло.

Брюне сел на стул.

– Нет, – сказал он, улыбаясь, – твои кресла действуют развращающе... – Он добавил:

– Итак, социал-предатель, тебя, чтобы увидеть, нужно застигнуть в твоем логове.

– Я не виноват, – сказал Матье, – я часто пытался тебя повидать, но ты неуловим.

– Это правда, – подтвердил Брюне. – Я стал кем-то вроде коммивояжера. Меня заставляют столько бегать, что бывают дни, когда я сам себя с трудом нахожу.

Он с симпатией продолжил:

– Вот когда я тебя вижу, то наилучшим образом обретаю себя, мне кажется, что я оставался у тебя на хранение.

Матье признательно ему улыбнулся.

– Я много раз думал, – проговорил он, – что мы должны почаще видеться. Мне иногда кажется, что если мы будем время от времени встречаться втроем, то не так быстро будем стареть.

Брюне удивленно посмотрел на него.

– Втроем?

– Ну да. Даниель, ты и я.

– Действительно, Даниель! – изумился Брюне. – Еще ведь есть и этот наш приятель. Ты иногда его видишь?

Радость Матье угасла: когда Брюне встречал Портала или Буррелье, он, должно быть, говорил таким же скучающим тоном: «Матье? Он преподает в лицее Бюффон, я с ним изредка вижусь».

– Представь себе, да, я его еще вижу, – с горечью сказал Матье.

Наступило молчание. Брюне положил ладони на колени. Он был здесь, тяжелый и массивный, он сидел на стуле Матье и с упрямым видом наклонял лицо к пламени спички, комната была заполнена его присутствием, дымом его сигареты, его медленными движениями. Матье посмотрел на его большие крестьянские руки и подумал: «Брюне пришел». Он почувствовал, что доверие и радость вновь робко шевельнулись в его сердце.

– Ну, – спросил Брюне, – и что же ты поделываешь?

Матье смутился: фактически он не делал ничего особенного.

– Ничего, – признался он.

– Легко себе представляю: четырнадцать часов занятий в неделю и путешествие за границу во время летних каникул.

– Да, так и есть, – смеясь, согласился Матье. Он избегал смотреть на Бориса.

– А твой брат? Все еще в «Боевых крестах»? [1]

– Нет, – ответил Матье, – теперь он предпочитает нюансы. Он считает, что «Боевые кресты» недостаточно динамичны.

1

«Боевые кресты» – профашистская организация, возглавляемая полковником де ля Роком.

– Значит, теперь он дичь для Дорио [2] , – заключил Брюне.

– Да, так поговаривают... Слушай, я только что разругался с ним, – не думая добавил Матье. Брюне метнул на него острый взгляд.

– Почему?

– Все потому же: я его прошу об услуге, а он отвечает нотацией.

– И только тогда ты его ругаешь. Смешно, – с иронией заметил Брюне.

Они с минуту помолчали, и Матье грустно подумал: «Обстановка накаляется». Если б только Борису пришла в голову мысль уйти! Но он, казалось, об этом и не думал; нахохлившись, он сидел в углу с видом занемогшей борзой. Брюне оседлал стул, он тоже давил на Бориса своим тяжелым взглядом. «Он хочет, чтоб Борис ушел», – с удовлетворением подумал Матье. Он стал пристально глядеть Борису в переносицу: может, он, наконец, догадается под прицелом этих сопряженных взглядов.

2

Дорио – бывший коммунист, в 30-е годы – главарь ультраправой организации – кагуляров (от cagoul – капюшон).

Но тот сидел не шевелясь. Брюне кашлянул.

– Молодой человек, вы все еще занимаетесь философией? – спросил он.

Борис утвердительно кивнул.

– И на какой вы стадии?

– Я заканчиваю лиценциат, – сухо ответил Борис.

– Лиценциат, – задумчиво повторил Брюне, – лиценциат, ну что ж, в добрый час... И быстро добавил:

– Вы не рассердитесь, если я ненадолго отниму у вас Матье? Вам везет, вы видите его каждый день, а я... Прогуляешься со мной? – спросил он у Матье.

Борис стремительно подошел к Брюне.

– Я вас понял, – сказал он. – Оставайтесь, оставайтесь: я ухожу.

И Борис слегка поклонился: он был уязвлен. Матье проводил его до дверей и тепло сказал ему:

– До вечера, не так ли? Я буду там в одиннадцать.

Борис удрученно улыбнулся ему:

– До вечера.

Матье закрыл дверь и вернулся к Брюне.

– Так, – сказал он, потирая руки, – ты его выпроводил!

Они засмеялись. Брюне спросил:

– Может, я и перестарался. Ты не в претензии?

– Наоборот, – смеясь сказал Матье. – Он привык, и потом я рад повидаться с тобой с глазу на глаз. Брюне деловито сказал:

– Я его поторопил, так как в моем распоряжении только пятнадцать минут. Смех Матье осекся.

– Пятнадцать минут! – Он живо добавил: – Знаю, знаю, ты не распоряжаешься своим временем. Молодец, что ты вообще зашел.

– По правде говоря, я сегодня занят весь день. Но утром, когда я увидел твою физиономию, подумал: непременно нужно с ним потолковать.

– У меня была неважная физиономия?

– Да, бедолага, да. Желтоватая, малость отечная, с нервным тиком на веках и в уголках губ. Он с чувством добавил: