Дороги
Шрифт:
Отчаяние. Ужас, отчаяние, кажется, мозг выворачивает наружу, как кишки, когда рвет. Этого же просто не может быть… сколько еще осталось? Это не кончится никогда. Это - теперь уже - навсегда. До смерти. Когда станет еще хуже, совсем невыносимо, наступит смерть. Но сколько еще ждать - год, два… я даже одну минуту не могу этого выдержать! Я не могу, вы понимаете это, я не могу, так же нельзя, так невозможно!
В глазах черно. Слишком много этих, и все они в черном. Странная очень форма. Пуговица такая серебристая, блестящая, слегка поцарапанная. Ильгет дышит тяжело, воздуха не хватает. Пока боли нет… что-то ноет внутри, но настоящей боли сейчас нет. Лучше
Ночь кончена. Луна мертва…
Белый халат, значит, все-таки я в больнице. Почему-то я совсем не вижу их лиц, они где-то там, высоко, расплываются пятнами. Нет, я все так же привязана, вот они, ремни, никуда не делись. На левой руке - капельница, на правой… какой-то браслет. Он надувается. Понятно, это давление измеряют.
— Сколько уже времени? Давно она здесь?
— Дней десять.
(Десять дней? Мне кажется, прошло несколько лет).
— Вы ее потеряете. Пусть отдохнет.
Капельница. И ремней нет никаких… какое счастье, неужели это все кончилось… Ильгет немедленно проваливается в сон.
Маленькая Мари. Ослепительный, безжалостный свет ламп, и крошечное тельце, распятое на дне белого кювеза, под огромной машиной, что непрерывно насилует так и не раскрывшиеся легкие - вдох, выдох, вдох, выдох, вздувается крошечная грудка и живот…
— Выключите эту машину.
— Госпожа Эйтлин, вы хотите убить своего ребенка?
— Но это не жизнь.
Вина, страшная вина - я не смогла, я не знаю, почему так получилось, но я не смогла дать тебе жизнь, доченька. Это моя вина, что твоя кожа так натянута на ребрышки, личико - старческое, испитое. Я ведь делала все возможное, витамины принимала, берегла себя, и почему же так… я так ждала тебя, так радовалась. Я так любила тебя. Прости меня, родная. Но почему же они мучают тебя, почему не дадут хотя бы уйти спокойно?
Вдох, выдох…
Ты даже и закричать не можешь.
— Вы думаете, что есть шанс?
— Я не знаю, госпожа Эйтлин, при такой недоношенности процент выживания…
Прости меня, Мари, прости меня. Я ничего не могу сделать. Даже прекратить твою муку - не в моей воле. Я единственный человек на земле, кто любит тебя, но я ничего не могу сделать… ничего.
На какой-то миг - прозрение, ясное, как молния, я-то хоть знаю, ЗА ЧТО мне все это, хотя бы могу догадаться.
Нет, я не знаю этого точно, но смутно уже понимаю. За что. Мне очень хочется вспомнить, понять. Для себя. Но этого-то как раз и нельзя, потому что тогда ведь и они узнают.
Ты кричишь, но твой крик никому не слышен, пластмассовая заглушка стянула горло. Я знаю, знаю, что надо бороться, но я больше не могу, я действительно не могу, Господи, забери меня отсюда, куда угодно, мне этого больше не выдержать. Это невозможно терпеть…
Сколько уже прошло времени - наверное, год… Воспоминания из прошлой жизни приходят все реже. Я родилась для того, чтобы корчиться здесь, на этом столе, и счастье - это когда тебя оставляют в покое, разрешают спать. Спать. Потом ты с удивлением замечаешь шнур капельницы - они вообще вынимают его когда-нибудь? И сразу проваливаешься в сон. Спасение.
— Информация нужна любой ценой. Вы меня поняли? Любой ценой. Это личный приказ Хозяина.
Ильгет тяжело дышит, глядя вверх, лица - очень смутно. Черные мундиры. Белый халат. Это хорошо, может быть, он скажет, что ей нужно отдохнуть. Что она умирает.
— Капайте
больше.— Больше нельзя, - возражает белый халат, - вы не можете бесконечно усиливать болевую чувствительность, у нее наступит шок. У нее и так низкий порог…
— Если бы у нее был низкий порог, давно бы сняли блокаду.
— Здесь не только в физиологии дело. Применяйте другие методы.
— Мы можем ее потерять.
— Вы ее потеряете гарантированно и так. Нужны другие методы.
— Сука. Ты издеваешься надо мной. Думаешь, что круче всех, да? Я тебе покажу, дерьмо…
Информация-нужна-любой-ценой-любой-ценой-любой-ценой-лю…
Господи, я не могу. Я… как животное. Я не могу больше жить, у меня нет никаких сил больше, теперь эта боль - все время, даже когда они оставляют меня в покое, мне постоянно и нестерпимо больно, я не могу даже заснуть, потому что кости… Сейчас вот, правда, уже не болят руки, просто кажется, что они превратились в огромные надутые шары, и наверное, так оно и есть, если скосить глаза, то видно что-то черное и большое. На месте пальцев. Но зато нестерпимо болит спина. Я не могу ни о чем думать, Господи, только о спине, о руках, о голове, о пальцах, я не могу, не могу…
Не могу.
Все время соленый вкус во рту и очень сухо. Это кровь. И пахнет кровью. Тошнит. Я даже не понимаю, зачем это все… за что, почему…
Питу вызвали в комитет Народной Системы через две недели после ареста жены. Бывшей жены - процедуру развода удалось ускорить.
Странное дело, но теперь он чувствовал постоянно легкую эйфорию. Чувство освобождения? Он сам себя перестал понимать. Но иногда эйфория оставляла его, и тогда начинало тошнить. Буквально тошнить. Ему становилось страшно и тяжело. И снова он не понимал - почему…
Все было правильно. И Голос с ним был согласен. Тогда, после того решающего разговора, Пита вдруг осознал, что должен сделать.
Это было так очевидно.
Ведь это не шутки, не мелочи какие-нибудь - связаться с агентами вражеского государства. Это преступление. Она и его, получается, втягивала в это преступление - действовала, не сообщая ему ни о чем. Это просто непорядочно. Если уж хочешь нарушать закон, уйди из семьи и нарушай в одиночку. Она не подумала о том, что если что-то случится, если она попадется, то таскать будут и Питу. И неизвестно еще, удастся ли ему доказать свою невиновность.
Он никогда не лгал государству. Он честный человек. Даже налоги никогда не скрывал. Он всегда все делал по закону.
И еще - да, конечно, в тюрьме сидеть удовольствия мало, но она это заслужила. За все, что она сделала ему, за его исковерканную жизнь… Да ничего, у нас в тюрьмах хорошие условия. Посидит, подумает. Она сама на это напросилась.
Это было адекватно. Бросить ее - она еще и рада будет. Использовала его и выбросила, как тряпку. Выгнала по сути.
А так мы еще посмотрим - не пройдет, дорогая Ильгет, на этот раз не пройдет. На этот раз придется отвечать за свои действия. Всему есть предел. В том числе, и терпению Питы.
И все же иногда решимость проходила. В НС он позвонил сразу же, чтобы не передумать. Но… так бывало и раньше. Ему вдруг становилось жаль Ильгет. Какая бы она ни была, но все же… человек. Любил он ее когда-то. Все-таки он умеет любить, ведь даже такую, даже после всего случившегося он все еще жалеет.
"Что поделаешь?
– говорил верный Голос, - Ты не можешь вытащить человека из ада, на который он сам же себя обрек".
— Рад сообщить, что ваш развод утвержден окончательно, - чиновник в черном выдал Пите паспорт, - и вот что шен Эйтлин… вы не хотите подумать о вступлении в Систему?