Дорогой длинною

– Меня Паровоз ждёт в "Каторге"…- пролепетала лишённая оружия Маргитка.

Спирька перестал улыбаться, нахмурился:

– В "Каторге"?! Что, у Семёна мозги скисли? И ты дотудова одна дошлёпать думаешь? А ну пошли вон отседа!
– вдруг истошно заорал он на окруживших их хитрованцев.
– Не видите, што ль, зелёные ноги, - барышня по делу!

Валите, говорю, не то рассерчаю!

Маргитка обеспокоенно подумала о том, что вряд ли маленький Спирька, даже "рассерчав", справится со взрослыми оборванцами, но те неожиданно послушались и, недовольно ворча, тронулись своей дорогой.

– Я - припадошный!

– весело пояснил Спирька.
– Ежели чего не по мне – ужас что могу сотворить! Давеча одному болдоху нос откусил. Вцепился – и висю себе, в двенадцать рук рвали, только с носом и оторвали.

– И не убил он тебя?
– для поддержания беседы спросила Маргитка.

Зубы стучали на всю Хитровку, но Спирька не заметил этого.

– Собирался, конешно, да я-то убег! Да и носа ему не больно жалко было, через месяц сам бы отвалился… - Грязная рука с обломанными ногтями решительно схватила Маргитку за локоть.
– Идём, что ли, залётная… Да пёрышко-то припрячь, неча народ стращать.

Маргитке безумно хотелось вырвать локоть, но она боялась рассердить своего неожиданного провожатого и всю дорогу до трактира шла за весело болтающим Спирькой, стараясь не дышать. Вокруг, несмотря на дневное время, становилось всё темнее, стены домов словно сходились, образуя узкий коридор, местами моргающий красными оконцами, всё гуще делался смрадный туман, из которого то и дело появлялись и снова исчезали в серых клубах непонятные личности. Кое-кто останавливался, мерил глазами Маргитку, но Спирька объяснял: "Паровоза мадаму веду", - приправлял сие пояснение отборной бранью, и трущобное существо безмолвно скользило в туман.

Когда из дома рядом раздался пронзительный женский визг и мужское рычание, Маргитка невольно сжала Спирькин локоть. Тот стряхнул её, проворчал:

– Да не хватайся ты, шалава… Чего спужалась? Кот маруху учит, всего и делов…

Словно в подтверждение его слов, из дома (испуганной Маргитке показалось, что прямо из стены) опрометью вылетела девчонка лет четырнадцати с огромным животом и окровавленным лицом, вслед за ней - парень с пудовыми кулаками. Они помчались вниз по переулку, тут же скрылись в тумане, и до Маргитки доносились теперь только вопли:

– Ой, Серёженька, ой, миленький, ой, не в живот, выкину, выкину…

Маргитку начало колотить. Чтобы не разреветься при Спирьке, она начала мысленно читать все известные молитвы. Она уже разделалась с "Отче наш", "Богородица дева, радуйся" и "Достойно еси воистину" и собиралась переходить к апостолам, когда Спирька показал ей на две разбитые ступеньки:

– Вот тебе "Каторга". Заходи, гостем будешь.

– Нет, я с тобой, - торопливо сказала она.

Спирька заржал, потянул тяжёлую разбухшую дверь и втолкнул Маргитку впереди себя.

Внутри самого знаменитого хитровского трактира царил полумрак, лишь слегка разгоняемый огоньками керосинок. Когда глаза Маргитки немного привыкли к этой мгле, она разглядела столы, покрытые обрывками скатертей, грязный, мокрый пол, усеянный битым стеклом, опрокинутые табуреты, какие-то узлы вдоль стен, стойку буфетчика с чадящей свечой, вставленной для устойчивости в бутыль с отбитым горлышком. За столами сидели оборванные люди. На вошедших никто не обратил внимания. Прямо под ногами у Маргитки заворочалась пьяная женщина. Маргитка попятилась.

Спирька сплюнул, пнул пьяную босой ногой, процедил сквозь зубы: "Разлеглась, лахудра…" - и заорал на весь трактир:

– Эй, беспашпортные, Паровоза видал кто?

– Чево вопишь, скаженный?
– спросил из-за стойки буфетчик - низенький лысый человек с рябым лицом. Он один из всех присутствующих был чисто одет и спокойно перетирал полотенцем толстые стаканы из зелёного стекла. – Какого тебе Паровоза?

– Что - ещё один завёлся нам на радость?
– рассердился Спирька. – Кликните его там, к нему мадама явилась. Да убери грабилки, коровья морда!

Не твоя баба, не хватай!

То ли посетители трактира боялись Паровоза, то ли не хотели наблюдать очередной Спирькин припадок, но Маргитку никто не тронул. Пузатый буфетчик аккуратно положил полотенце на залитую вином стойку и исчез в едва заметной двери за тряпочной перегородкой. Спирька повертелся по трактиру, отыскал свободный табурет, смахнул с него тараканов, протёр полой пиджака и предложил Маргитке:

– Посиди пока, мадама!

Садиться на липкую от пролитого вина табуретку Маргитке не хотелось.

Её спасло возвращение буфетчика, который невозмутимо направился к своим стаканам, а вслед за ним из низкой двери вышел Сенька Паровоз.

Было видно, что первого вора столицы подняли с постели: рубаха на нём была расстёгнута до живота, чёрные волосы всклокочены, в них запутался подушечный пух. Зевнув, он оглядел трактир, потёр кулаком глаза, отодвинул локтем сунувшуюся было к нему с пьяным поцелуем полураздетую бабу.

– Да пошла ты, шалава… Спирька, ты звонил? Какого ещё…

Он не договорил, встретившись взглядом с Маргиткой. Мгновение Семён молчал. Затем одним могучим прыжком пересёк трактир, схватил Маргитку за плечи и застыл, уставившись на неё во все глаза. Медленно, словно через силу, выговорил:

– Ты? Здесь?

– Сам же звал.
– Маргитка передёрнула плечами, сбрасывая руки Паровоза.

При виде Сенькиной физиономии к ней частично вернулось самообладание.

Она сумела даже надменно задрать подбородок.
– Мог бы и получше местечко подыскать.

– Да я же… Вот шалёная девка… - растерянно сказал Семён.
– Кто ж знал, что ты явишься?

– Уговор ведь был.

– Да как тебе в голову взбрело в "Каторгу"-то придтить?! Как ты дошла-то?

Живая? Целая?

– Я сопроводил, - встрял Спирька.

Паровоз смерил его тяжёлым взглядом, полез в карман, вытащил монету.

Спирька сунул её в рот, поклонился, невнятно прошепелявил:

– Оченно вами благодарны за милость…

Паровоз, не обратив на него внимания, взял Маргитку за руку и потащил за собой.

В верхней комнате трактира было довольно чисто. На открытом окне чуть шевелилась ситцевая занавеска, кровать с лоскутным одеялом стояла развороченная, подушка лежала на полу. На столе без скатерти валялись в беспорядке карты, рассыпанные папиросы, огрызки яблок, скорлупа орехов и "смит-и-вессон", который Паровоз поспешно сунул под матрас.