Дорогой длинною
Шрифт:
– Это про нас с тобой-то?!
– Митро до того развеселило это предположение, что он долго хохотал, блестя зубами и вытирая глаза. Глядя на него, улыбалась и Варька. Ещё одна слеза выбежала ей на щеку, но в темноте смахнуть её было совсем нетрудно.
– Вот что ещё, девочка, спросить хотел.
– Митро, вдруг вспомнив о чём-то, перестал смеяться.
– Ты в Питере не была? Не знаешь, как там Кузьма наш?
Второй год ни слуху ни духу.
– Не была, - задумчиво сказала Варька.
– Ты же вроде сам собирался ехать.
– Да когда же тут… То одно, то другое… А ехать-то
– Митро встал. Вместе с Варькой, негромко разговаривая, они вышли из тёмной кухни.
Гришка поднялся наверх уже в третьем часу ночи. Молодых давно проводили на постель, гости разъехались, от усталости кружилась голова, и Гришка надеялся, что жена уже спит. Но из-под двери выбивалась полоска света, и он, берясь за ручку, поморщился: и устаток её, проклятую, не берёт…
– Чего свечи зря палишь?
– спросил он, входя.
– Ночь-полночь, весь дом спит.
Анютка, сидящая у зеркала, обернулась. Она уже разделась перед сном, оставшись в длинной кружевной рубашке, и расчёсывала косу. Светло-русые пушистые волосы длинными прядями спадали ниже талии, свет свечи падал на тонкое лицо Анютки, делал темнее светлые серые глаза. "Красавица какая, - равнодушно подумал Гришка.
– Правильно гаджэ с ума сходят. Хоть бы её на содержание кто-нибудь позвал, что ли…"
– Как руки?
– спросила она.
– Сможешь завтра мне играть?
– Не беспокойся.
– Гришка сел на край постели.
Анютка, продолжая расчёсывать волосы и глядя в зеркало, спросила:
– А сердечко как?
– Ты о чём?
– не понял он.
– Как о чём? Об Иринке.
– Короткое молчание.- Ты за неё-то хоть не боишься?
Гришка встал. Подойдя к жене, взял её за плечи, приподняв, дёрнул на себя:
– Ну-ка, повтори, что сказала!
– Повторю, только ты не хватайся.
– Анютка со злостью вырвалась, кинула беглый взгляд на обнажившиеся плечи.
– Не дай бог, пятна останутся, дурак!
У меня ведь платье открытое!
– Что ты про Иринку говорила?
– Тебе, Гришенька, лучше надо за собой следить, - посоветовала она, возвращаясь к зеркалу.
– Сегодня, когда на неё муж замахнулся, я думала, ты его глазами дотла спалишь. А если я вижу, значит, и цыгане твои видят.
Смотри, доиграетесь.
Гришка снова сел на кровать. Глядя в стену, сквозь зубы сказал:
– Знаешь же, что не было ничего.
– Откуда мне знать?
– пожала плечами Анютка.
– Я вам свечи не держала.
– Слушай, ну тебе-то что с того?
– Гришка лёг на постель, закинул руки за голову.
– Отвязалась бы ты от меня, в самом деле… Что тебе нужно? В хоре ты теперь королева, и без мужа не пропадёшь. Купец Медянников за тебя десять тысяч хоть завтра на стол положит. Соглашалась бы, а? Барыней будешь, выезд заведёшь… Если по-умному себя повести - он тебе и дом купит, бывали же случаи. Может, у тебя раньше ко мне было что-то - так ведь выгорело давно. Даже детей не рожаешь.
– Не я не рожаю, а ты не делаешь.
– Ну, погавкай у меня ещё.
– И погавкаю!
– Анютка вдруг отвернулась от зеркала, и Гришка с изумлением
– Ты… ты… Хоть какая-нибудь совесть у тебя осталась?!
– заголосила она. – Давай, Гришенька, давай, гони жену законную на содержание! Продавай её!
Барыш ещё получи! Господи, да что вы, цыгане, за люди за такие?! За копейку лишнюю душу чёрту продадите!
– Тебя бы я и задаром отдал, - заметил на это Гришка. Первое удивление уже прошло, жалости к Анютке он не чувствовал и с досадой смотрел на то, как она хватает со стола и швыряет на пол гребешки, ленты и кольца. Минуту спустя он проворчал:
– Хватит, дура… Весь дом перебудишь.
– Дерьмо ты какое, Гришенька… - устало сказала она, берясь за виски.
– Весь в папашу своего.
– Правда, что ли, вмазать тебе?
– привстал он.
– Не надо. Мне завтра перед людьми петь. Только вот что я тебе скажу, мой сахарный… - Анютка перекинула так и не заплетённые волосы на плечо, подошла к постели и села рядом с мужем.
– Вот что я тебе скажу, Гришенька.
Ты не надейся с горба меня скинуть. Я не для того с тобой связалась, чтоб ты мной торговал. На содержание я не пойду, воспитание не то. Медянников мне не нужен, у него изо рта хреном воняет.
– Ну, и я завтра чеснока нажрусь…
– Хоть карасина напейся, мне без вниманья!
– отрезала она.
– Но жить ты со мной будешь. Будешь, Гришенька, будешь, и не сверкай глазками на меня.
Я тебе как на духу говорю: ежели я ещё раз увижу, что ты на Иринку пялишься, угадай, к кому пойду?
Гришка сел. Схватив жену за плечо, развернул её к себе. Задохнувшись, едва сумел выговорить:
– Сука…
– Правильно, догадался, - одобрила Анютка.
– Тут же в Рогожскую слободу к Картошкам побегу. Прямо к её свекрови в ноги повалюсь и закричу, что ихняя шлюха Ирка с моим мужем спит.
– Да кто тебе поверит, дура?!
– Поверить не поверят, а жисть её корытом накроется.
– Анютка безмятежно болтала над полом босой ногой.
– Ты подумай, Гришенька. Пораскинь своими цыганскими мозгами. На меня тебе плевать, так хоть её житуху побереги. Ты веришь, что я всё сделаю, как сказала?
Гришка опустился на колени возле кровати. Заглянув в лицо Анютки, сдавленно спросил:
– Что тебе надо? Я всё сделаю, как ты хочешь. Буду жить с тобой. Сколько тебе нужно буду жить. Видишь - на коленях стою? Не трогай её только… Ради бога, не трогай её! Она совсем ни в чём не виновата, ты же видела, она и не смотрит на меня! Поклянись, что не пойдёшь туда!
– Клясться не буду, - отворачиваясь, сквозь зубы сказала Анютка.
– Придётся тебе так поверить. Ежели перестанешь её глазами на людях есть, так нужна мне твоя Ирка со всеми потрошьями… Ну, по рукам, Гришенька?
Гришка встал.
– Может, ещё магарыч выпьем?- с ненавистью спросил он и, не глядя больше на жену, пошёл к выходу. Хлопнула дверь, загрохотали шаги вниз по лестнице.
Анютка, обхватив плечи руками, смотрела на дрожащее пламя свечи, улыбалась, но по лицу её бежали слёзы. В конце концов она с силой дунула на свечу, ничком повалилась на постель и зарыдала.