Дорогой, я стала ведьмой в эту пятницу!
Шрифт:
— Бред! — вслух произнесла Маша, а ее коллега, бухгалтер Лариса, обернулась и тревожно спросила:
— Что-то не так?
Маша отмахнулась:
— Ларис, не обращай внимания, это я сама с собой о личном.
— Не увлекайся, у тебя в три совещание у Толика, — посоветовала Лариса и пошла за кофе.
Толиком за глаза называли генерального директора, он же владелец радиостанции. На пять лет старше Маши, энергичный, как фокстерьер, темноволосый, красивый, с черными кругами под глазами, порывистый и нервный Анатолий с загадочной фамилией Мизрахи был кумиром всех девушек на радио. И даже Маша одно время болела идеей стать Марией Мизрахи
Варя, как только увидела Мизрахи — измученного, несчастного, но почему-то ужасно мужественного и сексапильного, — немедленно принялась изображать из себя восемнадцатилетнюю модель.
— Похудею, подделаю паспорт… — мечтала она. — Выгляжу на пятнадцать, а мозги — как у зрелой женщины. Он на мне сразу женится, и все вы будете мне завидовать. А морщины на лбу, скажу, от страданий.
В воспоминаниях Маша провела еще около получаса и на встречу с Мизрахи отправилась, так и не уяснив, как идут дела в компании.
Толик был на удивление добрый, с ним такое случалось с похмелья, а Олег, финансовый директор, босс Маши, наоборот — хмурился и делал вид, что он злой и страшный начальник.
— Ну, что у нас там? — поинтересовался Толик. — Делаем успехи?
Маша незаметно для Мизрахи подмигнула Олегу: мол, выручай, но тот почему-то не отреагировал и уставился в чашку с зеленым чаем.
— Ну… — промычала Маша и попыталась увести разговор в сторону козлов из «Эстле», которые в сотый раз отказываются утвердить ролик, пьют кровь, мучают, дикторы воют, звукорежиссеры плачут…
Но как она ни выкручивалась, Анатолий быстро раскусил ее хитрость и потребовал короткого и внятного изложения по отчету за квартал. Еще спустя пять минут выяснилось, что от Маши добиться ответа невозможно.
— Мария, — строго заявил Олег. — Я же позавчера попросил тебя подготовить отчет!
«Предатель!» — обиделась Маша.
— Маша, бля, ну че за дела? — всплеснул руками Толик. — Мне что, делать нечего? У меня время свободное появилось? Твою мать, ну что же вы меня все терзаете?
— Я займусь этим, — мрачно поддакивал Олег. — Взыщу по всей строгости.
«Ах ты, сволочь!» — возмутилась Маша.
Олега на радио не любили. С одной стороны, он — важная шишка, и его побаивались. Но на «Эстраде» никто не соблюдал субординацию: Анатолий мог в любую минуту ворваться в студию к диджеям и выложить байку о том, как он познакомился с моделью сказочной красоты, но в ресторане она ела, положив лицо в тарелку, и пришлось везти ее домой — к ней домой, без всяких там. (Женщинам Анатолий мог простить все, кроме алой помады, неэстетичного поведения за столом и чулок — особенно с подвязками. Женщины-вамп наводили на него ужас, а экземпляры вроде Памелы Андерсон провоцировали гастрит.)
Маша или там Лариса всегда могли зайти к Мизрахи и попросить больничный из-за того, что ее бросил парень и жить нету сил. Больничный Мизрахи ни за что не даст — работа прежде всего, но от души пожалеет и разрешит за счет редакции отдохнуть в СПА-центре.
А Олег, напротив, фамильярностей не выносил. Он был уверен, что начальник потому и начальник, что во много раз лучше подчиненных: когда простые смертные лезли к нему с вопросами о том, как с «Динамо» добраться до Внукова, интересовались,
где он купил стильные мокасины, или садились за один с ним стол в кафе — Олег с таким непониманием взирал на них и так лаконично отвечал на вопросы, что его избегали, а втихаря обзывали долдоном и сухарем.Но главное, Олег не понимал, что вечером можно напиться, а утром прийти на работу с квадратной головой, не понимал, что разбитое сердце — все равно что сломанная нога, не верил, что можно попасть в пробку и три часа проторчать на набережной. «Значит, надо выходить из дома за три часа», — утверждал он, не шутя.
Маша установила с начальником более-менее сносные отношения: не очень подчеркивала, что она — живой человек, у которого утром может случиться расстройство желудка, а Олег в благодарность за то, что она считается с его принципами, время от времени делал послабления — не зудел, если она опаздывала, и принимал на себя вспышки ярости Анатолия, который славился тем, что мог в любую минуту взорваться без всякого повода.
Но сейчас он вел себя как законченная сволочь — и без уважительной причины! Отчет о рекламных поступлениях Олег составил еще неделю назад — он лежал у него в папочке, распечатанный на цветной бумаге, с какими-то графиками, схемами и прочей бюрократической ерундой, и почему надо было выставлять ее, Машу, халтурщицей, она не понимала, пока они с Олегом не вышли из кабинета генерального.
— Ты чего… — начала было Маша, но босс перебил ее:
— Могла бы предупредить, что не пойдешь на «Стомпс», я бы пригласил кого-то еще, — сообщил он, не глядя на нее. — А то я оказался в глупом положении.
И тут Маша с ужасом вспомнила, что она обещала Олегу пойти с ним на выступление «Стомпс», и начисто забыла об этом! Ну, конечно, они же договорились за месяц до того… Олег все делал заранее и потом нудно требовал подтверждений, но за последнее время столько всего произошло, — она познакомилась с Никитой, — что просто из головы все остальное вылетело…
«Ну надо же! — возмутилась она про себя. — Не позвонил, не спросил на следующий день — нет! Отомстил, как Яго! Вот дундук!»
— Олег, извини… — пробормотала она.
Он вдруг остановился, развернулся и визгливо произнес:
— Попрошу вас, Мария, больше на работу не опаздывать! Иначе мне придется взыскать с вас штраф. Жду вас завтра в девять ноль-ноль у себя в кабинете. С отчетом!
В теории Олег и правда мог наказать ее деньгами: в ее контракте было написано, что она должна являться на работу к такому-то часу, уходить на обед с такого-то по такое-то время, но если Олег не шутит, то она будет единственной, кроме утренних диджеев и секретарей, кто окажется на работе в девять утра. Сотрудники, как правило, стекались часам к одиннадцати, а то и к двенадцати, даже Олег подъезжал к десяти… И что, неужели она как дура будет теперь вставать в шесть, чтобы пару часов без дела сидеть на работе?
«Гадина! — подумала она вслед Олегу. — Хоть бы тебе кирпич на голову упал — тогда, может, мозги на место встанут!»
Мастерская у Лизы была на Преображенской площади. Пару лет назад она очень вовремя купила помещение на двадцать седьмом этаже устаревшего офисного здания, в котором не было ни охраны, ни уборщицы, даже телефона не имелось — отключили за долги. А потом здание кто-то выкупил вместе с Лизой, сделал ремонт, установил электронную систему охраны, и Лиза стала обладательницей современной студии с роскошным видом на Москву.