Дорогой, я стала ведьмой в эту пятницу!
Шрифт:
Жизнь — это чудо!
Вчера она, подчинившись импульсу, уволилась с работы. Вернувшись из «Репортера», Маша предполагала два-три дня «размышлять», подписать ли с Завьяловым контракт, и только потом сдержанно и деловито положить на стол Олега заявление об уходе. Но вместо этого она ворвалась к Толику и закричала:
— Представляешь, меня пригласили на должность главного редактора в «Репортер»! Пятнадцать тонн в месяц! Мечта всей моей жизни!
А Толик, открыв рот, смотрел, как она выкидывает коленца и мечется по всему кабинету в поисках воды, хотя бойлер стоит на видном месте.
— Машка, я за тебя рад, даже
— Нет, конечно! А ты меня когда отпустишь? — Маша наклонилась вперед, ломая от волнения руки.
— Да хоть сегодня! — пообещал Толик. — Путь Олег поднапряжется.
Маша усмехнулась:
— А ты его тоже не очень?..
— А кто его очень? — Мизрахи развел руками. — Пиши заявление. Тем более что Олег уже пару месяцев протежирует какую-то там свою подругу, которая в Гарварде училась, и все такое.
Машу немного обескуражило коварство Олега, который, как выяснилось, строил у нее за спиной козни, но, прикинув, что в данной ситуации это даже к лучшему, быстро накатала заявление. Толик подписал, а через полчаса Маша получила расчет и отправила Завьялову письмо, в котором сообщила, что может начать работать прямо завтра.
Варя выползла на кухню, где ее встретила обеспокоенная Наталья Андреевна.
После того как вчера она упала в обморок, ее записали в смертельно больные, но вообще-то она даже не до конца потеряла сознание. Просто в глазах потемнело, она поскользнулась, приземлилась на мраморный пол и решила немного так полежать, пока не отпустит слабость. А тут пришел Богдан, увидел, что она лежит, начал психовать, вызвал, как дурак, «Скорую», и ее чуть в больницу не забрали — так он переживал!
Про женщину с фрески Варя рассказывать не стала — иначе он бы ее в дурдом упек. Заявила, что слишком долго сидела в горячей ванне, а потом резко встала, вот в глазах и потемнело.
Сегодня утром Богдан на пару дней улетел в Чебоксары — его компания строит там офисный центр и пятиэтажный гараж. А Варе в утешение оставил приглашение на выставку концепт-каров.
— Там для вас есть кое-что, — сказала Наталья Андреевна и кивнула на красивый фирменный пакет сети дорогих магазинов.
Варя с замиранием сердца вынула из пакета юбку с воланами цвета топленого молока — от талии до бедер юбка была расшита крупными бежевыми и коричневыми блестками. Еще в пакете были светло-бежевый корсет и коробка с восхитительными босоножками от «Джимми Чу».
— Это мне? — спросила Варя, прижав юбку к груди.
— Точно не мне, — ухмыльнулась Наталья Андреевна.
— Натальандревна, — вкрадчиво произнесла Варя и подошла к ней вплотную. — Простите за вопрос — вы, конечно, можете не отвечать, я не обижусь, но Богдан такие подарки делает всем девушкам?
— Я работаю здесь всего полтора месяца, — с пониманием ответила домоправительница. — Трудно сказать… Заходили какие-то девушки, но не припомню, чтобы они повторялись.
— Ага, — Варя покрепче прижала к груди юбку. — Хорошо…
Она пошла в ванную — обычную, без голых девиц — и примерила наряд.
Некоторое время смотрела в зеркало, а потом громко спросила у изображения:
— Неужели это я?
То, что она видела,
ей нравилось. Та, зеркальная, Варя выглядела потрясающе — просто картинка для светской хроники. И одежда ей шла, действительно шла. Но, как ни странно, в этих красивых и дорогих вещах Варя чувствовала себя так, словно ей восемь лет и она примеряет мамино платье…— Это не я, — сделала вывод Варя, но решила, что ради таких вещей готова меняться.
Она прошлась по коридору. Ноги в босоножках от «Джимми Чу» выглядели замечательно, грудь в корсете казалась высокой и пышной, юбка спускалась чуть ниже колен и смотрелась и элегантно, и сексуально, но… Все-таки Варя с большим трудом представляла себя в роли роскошной женщины в эксклюзивных тряпках, на шпильках за полторы тысячи долларов, в соответствующей образу компании светских дам и успешных мужчин.
«Может, это дело привычки?» — задумалась она, с любовью поглаживая новую юбку.
Маша спустилась на первый этаж, пересекла холл и выбралась к бассейну. На улице было прохладно, но солнечно — отличная погода для завтрака на свежем воздухе.
— Никита! — позвала Маша.
Из дома вышла экономка и сообщила, что Никита ждет ее в беседке у реки.
Маша взяла направо, сквозь сосны, и вышла на крутой берег, на самом краю которого стояла нарядная ротонда. Внутри был накрыт стол: белая скатерть, серебряные приборы, кофейный сервиз, блюда под железными крышками… И так соблазнительно пахло свежими булками, кофе и природой…
— Доброе утро, главный редактор! — Никита обнял ее и поцеловал в макушку.
Маша прижалась к нему и подумала, что ради этого мужчины готова на все! Ей было так хорошо, так светло, и вместе с восторгом, упоением и желанием она чувствовала такой покой и такую уверенность, что поняла — это и есть счастье. И даже если ничего не получится, то ей теперь будет с чем сравнивать.
— Звонил Дима, просил передать, что у тебя сегодня знакомство с редакцией, — предупредил Никита, когда они сели за стол.
— Сегодня?! — Маша выронила вилку.
— Без паники! — Никита выставил вперед ладони. — Ты просто познакомишься с теми, с кем будешь работать. Это не смотрины и не публичная казнь.
— Это тебе так кажется, — буркнула Маша.
Лиза приехала в студию без двадцати десять. Насыпала в кофеварку двойную порцию кофе, налила в стакан свежий лимонный сок, устроилась в кресле и приготовилась хоть пятнадцать минут насладиться покоем.
Когда в чашке осталась гуща, сок был выпит, а в чистой пепельнице появились два окурка, за дверью послышались шум, топот и женский голос с хрипотцой:
— Да, я приеду, да, столик справа, нет, не уверена, не надо, визажист меня здесь накрасит… Все! Работай!
Лиза вышла в приемную и обнаружила, что в довольно просторной комнате нет места.
Посередине стояла девушка лет двадцати двух, с ног до головы упакованная в «Прада». Рядом с ней с независимым видом возвышался известный стилист Константин Кокаев. Справа от стилиста с большим несессером топталась смешная толстушка в пышной юбке. Чуть позади девушки от «Прада» находился представительный молодой человек в роскошной рубашке с вышивкой, которая смотрелась на нем, как седло на корове, а сзади переминались с ноги на ногу три бритоголовых мужчины в темных костюмах.