Досье Дракулы

Позднее, 3 часа дня

Сегодня устал. Б. К. разошелся почти в четыре часа утра. [83]

Только что велел подать в кабинет чай. Буду писать, чтобы отогнать сон, пока его не принесут. Я мог бы свернуться клубочком в укромном уголке и проспать всю оставшуюся жизнь, но увы.

Вчера прибыл американский доктор Кейна. Законченный чудак, но мне кажется, он может оказаться забавным. Конечно, вчера вечером Генри с немалым интересом изучал этот оригинальный типаж: он продолжал оживленно беседовать с доктором Тамблти еще долгое время после того, как ушли последние гости. А вот Э. Т. этот человек не понравился с первого взгляда, что оченьна нее не похоже.

83

Б.К. — это «Бифштекс-клуб», известный также как «Высочайшее сообщество бифштексов», — помещение за кулисами, где в готической роскоши Ирвинг обедал с приглашенными им гостями. К рашперу, подвешенному к потолку в 1735 году и пережившему два пожара в здании, Стокер добавил новые приспособления, призванные разнообразить привычный ассортимент мясных блюд. Обшитые панелями стены наряду с доспехами украшали портреты предшественников Ирвинга — Дэвида Гаррика, Эдмунда Кина, Уильяма Чарльза Макриди — и, конечно, портрет самого Ирвинга в полный рост в роли Филиппа II работы Уистлера — последний штрих, завершавший убранство.

( На заметку. Нас за столом было восемь человек: я, Генри, Эллен, наши декораторы Харкер и Хэйвз Крэйвен, доктор Т., Сара Бернар и Дамала. Меню: бараньи котлеты, грибы в сливочном масле, чечевичный пудинг, кларет и, конечно, любимое шампанское мадам Бернар.) [84]

Ожидалось, что Сара и доктор Тамблти приедут в течение недели; прибытие их обоих во вторник было весьма удачным. Или так показалось сначала.

По указанию Губернатора я только что встретился с Харкером, хотя особой нужды заново пересказывать ему первоначальный замысел Генри в отношении задников «Макбета» не было. Харкер не только прекрасный художник, но и исполнительный служащий. А еще я должен был предложить шотландцу участвовать в экскурсионной поездке в Эдинбург, которую Генри надеется предпринять и, к счастью, непременно предпримет. ( На заметку.Когда? С кем еще?) Покончив с этим делом, я с удивлением услышал скрип петель двери кабинета и увидел Харкера, выглядевшего по меньшей мере ошеломленным.

84

Согласно написанным Стокером «Личным воспоминаниям о Генри Ирвинге» (1906): «Сара Бернар с удовольствием, как и все наши друзья, проводила время в „Лицеуме“… Несколько раз, когда она приезжала из Парижа в Лондон, она спешила с вокзала прямиком в театр и смотрела чуть ли не все, что тогда ставилось. Ее приезд был для Ирвинга и мисс Терри предметом гордости и восторга, тем более что она старалась, когда это было возможно, остаться на ужин. „Клуб бифштексов“ всегда был наготове, а телефонная связь с рестораном Гюнтера гарантировала доставку блюд. Эти ночи были восхитительны. Иногда с ней приходили некоторые из ее товарищей: Мариус, Гарньер, Дармон или Дамала. В последний раз, когда пришел Дамала, за которым она была замужем, он выглядел как мертвец. Я сидел рядом с ним за ужином и никак не мог отделаться от мысли, что соседствую с покойником. Думаю, он принял мощную дозу опиума, ибо двигался и разговаривал как во сне. В его глазах и бледном, восковом лице совершенно не было жизни».

— Харкер, в чем дело? — спросил я, оторвавшись от своего гроссбуха.

— Сэр, в рисовальной, — так он называет помещение под сценой, где они с Крэйвеном творят свои чудеса, — вас дожидается один человек.

— Человек? Пришел, чтобы увидеть меня?

Харкер еще недостаточно меня знал и не уловил моего цинизма.

— Да, сэр. Человек.

И поскольку было ясно, что он хочет сказать что-то еще, я подождал. Молчание.

— Харкер, — вздохнул я, — вы новичок в здешней маленькой семье и пришлись весьмако двору, но позвольте вам заметить, что бесчисленное количество раз в течение дня, любого дня, мужчины, женщины и кто тольконе приходит сюда, чтобы повидать меня. Так, по крайней мере, все они заявляют. В два раза больше народу приходит повидать Губернатора, хотя, конечно, встречать их должен именно я… Итак, мой дорогой друг, не надо бояться сообщить мне, что кому-то приспичило меня увидеть. Но могу я полюбопытствовать, мистер Харкер, есть у этого самогочеловека имя?

— Я не спросил его, сэр.

— Понятно, — сказал я. Забавно было поддразнивать красавчика Харкера, который так потешно краснеет, не иначе как стесняясь своего раскатистого шотландского говора. — Вы угодили бы мне куда больше, догадавшись спросить, как его зовут, но скажите мне, где сейчас находится этот безымянный господин?

— Там, где я его оставил, сэр, во всяком случае, так я предполагаю.

И снова смиренный Харкер не решился сказать больше, хотя впечатление было такое, будто ему есть что поведать.

— Так вот, мистер Харкер, если…

— Мистер Стокер, сэр, — произнес он, набравшись смелости, — может, конечно, вы и привыкли видеть у своих дверей множество всякого люда, но сомневаюсь, чтобы среди них попадались такие, как этот тип.

— Послушайте, — не выдержал я, — а попроще нельзя?

Харкер прошел от двери в глубь кабинета и выпачканными в красках пальцами передал мне визитную карточку, на которой было написано: «Д-р Фрэнсис Тамблти».

— А, этот американец. Его не ждали.

Я встал, положил в сейф гроссбух и заметки — вместе с этой самой книгой — и вышел из кабинета в надежде уделить другу моего друга полчаса своего времени, хотя в моем распоряжении его было совсем немного. В сопровождении Харкера я спустился в недра театра.

По дороге я выяснил, как именно попал к нам мистер Джозеф Харкер.

— Итак, — сказал я, — вы настоящий уроженец Эдинбурга. Это хорошо, вы, наверно, сможете послужить нам проводником, когда мы отправимся туда на экскурсию.

— Да, сэр, — кивнул Харкер. — Со всем моим удовольствием, сэр.

— Зови меня просто Стокер. И не называй за спиной Дядюшкой Брэмми, как другие. Понял?

На самом деле это прозвище меня нисколько не раздражает. Я просто нахожу забавным смущение молодого Харкера.

— Да, сэр, — отозвался он. — То есть… да, Стокер.

— Вот и хорошо, — сказал я со вздохом. — Во всяком случае, для начала.

История Харкера меня не удивила. По-видимому, давным-давно его отец — Харкер-старший — каким-то образом был связан с Королевским театром Эдинбурга и проявил доброту к молодому Генри Ирвингу. Генри отдал долг тем, что впоследствии взял на работу Харкера-младшего, который, к счастью, оказался талантливым. Его случай совершенно не похож на случай с миссис Квиббел, которая, боюсь, будет сосать грудь театра «Лицеум» до конца своих дней, даже если окажется, что она годится для участия в массовых сценах, скажем, в «Много шума из ничего» или станет изображать простолюдинку в «Ю. Ц.». [85]

85

«Юлий Цезарь», конечно, конкретная ссылка на акт 1, сцену 1: «Входят Флавий, Марул и несколько простолюдинов».

…Чай прибыл и выпит. Ничто не восстанавливает силы так, как сэндвич с ранними огурцами. Продолжаю.

Я нашел декорационный цех непривычно тихим. Обычно среди разбросанных, полузавершенных элементов сценического оформления шумно возятся детишки. [86] Вчера никаких детей не было. В углу два плотника заканчивали починку балок Бельмонта, дома Порции, на которые пришелся главный удар колышущего «Германик» моря. Это меня обрадовало. Губернатор невыносим, когда ему приходится заниматься декорациями или реквизитом, которые во всех отношениях несовершенны, и потому мне не терпелось сообщить ему: только что усовершенствованные балки замка будут нерушимо стоять на сцене сегодня вечером, как оно и случилось. Но я отвлекся — вернемся к прерванному разговору.

86

Упоминание о детях может относиться к Гордону Крейгу, сыну Эллен Терри от предыдущего неудачного брака, который, повзрослев, стал известным театральным художником и теоретиком. (По-видимому, Эллен Терри имела доминантный ген приверженности к театру: ее внучатым племянником окажется Джон Гилгуд.) // Можно также отнести эти слова к Ноэлю Стокеру, который, как писал в «Воспоминаниях» его отец, был «мастер по части позолоты». // Однако резонно предположить, что Стокер не имеет в виду двух юных сыновей Генри Ирвинга. Хотя оба они и стали актерами, но не проводили много времени за кулисами «Лицеума». Согласно легенде, Флоренс Ирвинг встретила как-то своего мужа за кулисами словами: «Генри, ты собираешься смущать меня так каждый вечер?» После этого Генри Ирвинг ушел к себе и больше с женой никогда не разговаривал. Однако она неизменно присутствовала в его ложе во время премьер, внимательно глядя вниз на сцену и всегда имея наготове едкий комментарий. В конце концов, именно эта женщина приучила своих сыновей называть их отца Антиком, а Эллен Терри Девкой.

— И где же он? — спросил я у Харкера, потому что, хотя мастерская была достаточно хорошо освещена, никакого незнакомца я там не увидел.

— Там, сэр, — ответил Харкер.

В его тоне я услышал сожаление, что он не рассказал мне о посетителе больше, пока мы спускались вниз. Но теперь нужда в этом отпала: следуя взглядом за пальцем Харкера, указывающим в дальний угол комнаты, я увидел, как из тени выступил весьма примечательный человек.

— Спасибо, мистер Харкер, — произнес я, и декоратор, услышав эти слова, радостно покинул меня, мастерскую… и американца.

Безусловно, Тамблти мог бы пересечь комнату и подойти ко мне. Правила приличия диктовали ему поступить так. Я, конечно, сыграл бы свою роль, и мы, встретившись в первый раз, сделали бы это в духе… ну, скажем, нейтральности. Однако гость остался стоять там, где стоял. Хуже того, он не просто стоял, но и вроде как прихорашивался. Признаюсь, Харкер тут же основательно вырос в моих глазах. Он был прав: людей, подобных этому Тамблти, я видел нечасто. Сознавая свой долг перед Кейном, я направился навстречу этому человеку, туда, где он стоял, но мне пришлось резко остановиться, когда из-за его спины показалась рычащая собака оттенка слоновой кости и ростом до колен посетителя. Миниатюрная итальянская гончая с черной ленточкой на шее. К счастью, на мне были прочные, как рог, башмаки, и я было собрался дать шавке такого пинка, чтобы летела до Тимбукту, но ее хозяин, извинившись, отогнал собачонку.

Потом Тамблти заговорил.

— Симпатичный человек этот ваш мистер Харкер, — начал издалека, словно бросая пробный шар, визитер. — И кажется, хорошо знает свое ремесло, не так ли, мистер Стокер?

— Да, сэр, хотя я бы скорее назвал его не ремесленником, а художником.

— Я не хотел никого обидеть, — сказал доктор Тамблти.

— В таком случае от имени мистера Харкера осмелюсь заверить вас, что никто и не обижен.

После чего, пожимая поданную доктором Т. руку — слишком теплую, слишком влажную, недавно вынутую из перчатки, — я спросил: