Досье Дракулы
Шрифт:
— «Боюсь»? — повторил Кейн. — Я должен задать этот вопрос, Брэм. Это твое «боюсь» просто фигура речи или ты действительно боишься, что у Тамблти есть собственный ключ?
— Кейн, я не склонен к пустым словесным выкрутасам, — отозвался я не без раздражения. — Да, я боюсь.
— Я не хотел тебя обидеть. Дело вот в чем: я сам боюсь этого человека, и не без причины. Теперь, очевидно, и у тебя есть для этого резоны. Я могу лишь гадать, какие именно.
— Ты гадаешь, Кейн, потому что весы разговора все же склоняются в твою пользу: сначала, если ты не против, изложи свои причины, а уж я — следом за тобой.
Кейн
— Буду рад ускорить ход беседы, — сказал я, протянув свой бокал, чтобы он долил еще немного.
По правде говоря, я боялся своей очереди. У Кейна тонкий и скептический ум, и, хотя мне было известно, что, впервые приехав в Лондон, он посещал всякого рода спиритические сеансы, каково его нынешнее отношение ко всей этой мистике, я не знал и понятия не имел, какова будет его реакция на историю, которую я привез в замок.
— Ну что ж, — повторил Кейн. — Вперед через факты, и побыстрее! Фрэнсис в начале нашего знакомства был, как уже говорилось, красавцем, обладателем притягательной харизмы.
— То есть умелым мошенником. Шарлатаном.
— Напротив, — возразил Кейн. — Я всегда находил его диагнозы точными. По существу, ему следовало бы заниматься настоящей медициной и оставить те снадобья, благодаря которым он процветал.
— Значит, он богат?
Нечто подобное я предполагал, но сказанное Кейном насторожило меня еще больше. Неприятно слышать, что у этого человека есть денежные ресурсы.
— Весьма, — подтвердил Кейн. — Как-то раз я узнал, что он перевел шестьдесят тысяч долларов в банк Рочестера — и заметь, это был не единственный случай. Он сам говорил мне, что в лучшие дни дела приносили ему триста долларов в день.
— Дела? Во множественном числе?
— Именно так. Он вступал в партнерство с другими, разъезжал по разным странам. [146] По-видимому, основа его процветания была заложена в Бостоне, но со временем его средство от прыщей приобрело известность в Нью-Йорке, Джерси-Сити, Питтсбурге, распространилось на запад до Сан-Франциско и на север, аж до самой Канады.
— И в тысяча восемьсот семьдесят четвертом году он пересек океан в поисках… английских прыщей и английских пенсов?
146
И это после того, как его выгнали из больницы Св. Иоанна в Нью-Брунсвике в 1860 году после смерти его пациента Джеймса Портмора, которому Тамблти, если верить его словам, не давал ничего, кроме «настойки на петрушке». В ходе следствия по делу Портмора Тамблти предъявили дополнительные обвинения в том, что он давал проституткам средства для прерывания беременности, и в частности некоей Филумене Дюма, которой он продал за двадцать долларов пилюли, содержащие «кайенский перец, алоэ, масло можжевельника и шпанскую мушку». К тому времени, когда Тамблти освободили от всех обвинений, он уже освободил себя сам, улизнув в южные штаты.
— Точнее, не пенсов, а полновесных фунтов, — поправил меня Кейн. — И компаньона.
— Но не ты должен был стать им. Ты говоришь, что раздумал им становиться.
— Да, но, боюсь, не сразу. Понимаешь, Фрэнсис был тем, что французы называют un beau-parleur — краснобай. Дарил он и подарки.
Последнее, судя
по тому, как опустился на грудь подбородок Кейна, до сих пор внушало ему стыд.— Ты помнишь, Брэм, те брюки из шотландки, которые я так любил и надел, когда впервые отправился к Россетти?
— Очень хорошо, — ответил я.
— Так вот, мне подарил их Тамблти и много чего еще в придачу. Мы ходили по городу вместе, нарядившись как денди, но к тому времени, когда речь зашла о том, чтобы стать его путешествующим компаньоном, я уже передумал и отказался наотрез.
— Из-за его комнат, говоришь?
— В каком-то смысле — да. Он обзавелся жильем в Ливерпуле несколькими годами раньше, когда приехал туда в первый раз. У него вообще в обычае держать квартиры в разных местах. Но это его дело: меня в конце концов оттолкнули не сами комнаты, а то, что в них было.
Разволновавшись, Кейн встал, чтобы задернуть шторы, оставив меня размышлять о загадочном содержимом комнат Тамблти. И хотя воображение рисовало мне всякие гадости, ему было далеко до правды, которую я услышал от Кейна.
— Матки, — наконец промолвил он, вернувшись на место.
— Манатки, да, — не поняв, откликнулся я, — но какие именно? Что в его обстановке или имуществе могло тебя так отвратить, что ты стал избегать его, во всяком случае, решил не путешествовать с ним?
— Я только что сказал, — буркнул Кейн. — Никакие не манатки, а матки.
Я чуть не поперхнулся, сглотнул виски и попросил:
— Ты уж будь добр, растолкуй, о чем речь.
И Кейн растолковал:
— Фрэнсис рассказывал мне, что давным-давно перестал заниматься хирургией, как он говорил, «утратил желание резать». Он питал отвращение и к крови, и к скальпелю. Однако однажды ночью, когда мы сидели, потягивая шерри в компании двух его недавних знакомых, один из них предложил нам отправиться на поиски… женщин. Скажем так, легкого поведения. Фрэнсис в ответ начал ругаться. Мне показалось, что он сейчас выставит этого человека. Собственно говоря, вскоре он так и сделал, хотя и не в буквальном смысле… Господи, что за вздор! Теперь я сам вижу, что несу околесицу. Ты, Стокер, заставил меня говорить в духе памфлета, хотя я автор романов.
— В нынешних обстоятельствах не до романов, Томми. Нужны, пожалуй, именно памфлеты — точные и злободневные.
— Как тебе угодно, Брэм. Как тебе угодно… Начнем вот с чего: я знал, что Фрэнсис направил запрос в медицинский колледж, заявив, что ему нужны матки как исследовательский материал «для изучения». Это вызвало подозрения.
— Как, несомненно, и должно было быть.
— Тем паче что, если запросы были разосланы внутри США, те, к кому они были обращены, возможно, слышали о Тамблти недоброе: слухи о нем уже ходили.
— Слухи?
— Множество слухов, — сказал Кейн, — но, Брэм, я могу либо излагать все быстро, либо подробно, с отступлениями. Что предпочтешь?
— Быстро, если можно, — сказал я.
— Получив отказ от своих коллег, Тамблти стал искать «образцы» у похитителей трупов, служителей моргов, в мелких частных клиниках и в результате заставил полки целого шкафа сосудами различных форм и размеров, в которых плавали… женские органы размножения. Поскольку этот шкаф, широкий и высокий, как гардероб, стоял рядом со столом, за которым мы вчетвером недавно отужинали, Тамблти распахнул его для своих гостей, спросив вначале одного из них — разгульного моряка из Лаймхауса, — доводилось ли ему видеть женскую больную… Не знаю даже, что там был за орган, но выглядело это ужасно. Он со стуком поставил на стол банку, в которой болталось желтоватое…