Досье Дракулы

— Зажарены живьем?

— Вовсе нет. Они были освежеваны, выпотрошены, хотя и неуклюже, а внутренности разложены… разложены на моем столе, представляешь?

— Внутренности?

— Внутренности!

— За исключением сердец, разумеется.

При этих словах я встал и обернулся, поскольку прозвучали они позади меня. В дверном проеме стоял мужчина, которого я бы назвал средним во всех отношениях: среднего роста, веса, телосложения — во всем, кроме репутации, мысленно поправил я себя, когда Генри назвал его имя.

— Стокер, ты ведь встречался с инспектором Фредериком Эбберлайном из Скотленд-Ярда? Он бывает у нас на премьерах.

Встречался ли? К своему смущению, я не мог этого припомнить, но, в конце концов, Генри Ирвингу виднее.

— Сэр, — сказал я, продолжая стоять.

— Мистер Стокер. — Он кивнул в ответ на мое приветствие. — Сущий кошмар, не правда ли?

— Истинная правда, — с готовностью отозвался я, думая о другом: он что-то сказал про сердца?

— Конечно, мы еще только в начале расследования, — заявил инспектор Эбберлайн, — но все ответы, полученные на данный момент, указывают в одном направлении.

Он вошел в кабинет, и мы обменялись рукопожатиями. Его рука была теплой, а вот моя, боюсь, похолодела.

— Скажите, сэр, — начал он, — что вы знаете об этом человеке, этом американце… — Инспектор заглянул в свой маленький, величиной с ладонь, блокнот и закончил фразу: — Об этом Тамблти?

Третья пора НОЧЬ В НОЧИ

Дневник Брэма Стокера

Среда, 13 июня

Кто такой этот Эбберлайн?

Середняк во всем. На полголовы ниже меня ростом, с карими глазами и волосами каштанового цвета, с плешью, но зато с густыми усами и бакенбардами, делающими его больше похожим на клерка, чем на констебля, тем более инспектора первого класса. Возраст приближается к пятидесяти, [158] я бы сказал… короче говоря, середняк решительно во всем, кроме главного — его репутации. На самом деле я помнил инспектора Эбберлайна по одной премьере, когда для него были оставлены два кресла чуть ли не в «губернаторской» ложе, и мне нужно было лишь осторожно навести справки, чтобы узнать о нем больше.

158

На самом деле Фредерику Джорджу Эбберлайну в 1888 году исполнилось сорок пять лет.

Оказалось, Эбберлайн был недавно переведен в Скотленд-Ярд из ОКР, [159] подразделения «Н», после 14 лет службы в трущобах Спитал-филдза и тому подобных местах и 25 лет общего служебного стажа. Он хорошо знал все слои лондонского общества, от работниц из Уайтчепела до Генри Ирвинга. ( На заметку.Спросить Кейна, знал ли он Эбберлайна, когда «трущобничал» [160] и таскался по судам, работая на «Городского крикуна».)

159

Отдел криминальных расследований.

160

«Трущобничать» — принятое в Викторианскую эпоху ироническое название характерного для некоторых представителей высших классов времяпрепровождения в низкопробных заведениях, среди социальных низов, обычно в поисках низменных наслаждений.

Теперь, когда этот Эбберлайн распрощался со Спиталфилдзом и обосновался в Ярде, мы, надо думать, будем чаще видеть его в «Лицеуме».

Вне всякого сомнения, при его нынешней должности место в зрительном зале ему всегда найдется. Но пропади пропадомГенри, впутавший в это Ярд. Все теперь резко осложнялось, и причиной тому был Тамблти.

Эбберлайн желал знать, что мне известно об этом человеке.

— Немного, инспектор, — ответил я.

Сейчас мы вместе, бок о бок шли через помещения театра вниз, к «Бифштекс-клубу». Генри, разумеется, возглавлял шествие.

Мне не пришлось притворяться, изображая изумление, когда я услышал о собаках. Я немедленно потребовал, чтобы мне показали место происшествия: таким образом, застигнутый врасплох, я пытался выиграть немного времени. Что мне сказать? Что я могсказать? Уж, во всяком случае, не правду. Даже не б о льшуючасть правды. Честно говоря, даже малаяее часть могла легко вывести на Кейна, а я не могу и не стану подвергать его такому риску. Мне придется лгать, но это будет ложь во спасение, не столько ложь, сколько умолчание.

— Немного, инспектор, — повторил я в ответ на повторный вопрос. — Так, встречался с ним от случая к случаю, по большей части в обществе присутствующего здесь Генри Ирвинга.

При этих словах Губернатор повернулся к нам с наморщенным лбом, демонстрируя озабоченность животрепещущим вопросом: кто дерзнул осквернить его трапезную?

— С мистером Ирвингом, говорите, — пробормотал Эбберлайн, царапая что-то в своем блокноте огрызком карандаша, который вытащил откуда-то из густых бакенбард.

Генри хмыкнул. При этом мы, все трое, продолжали идти.

— Да, — подтвердил я. — Тамблти несколько раз обедал с нами здесь, в «Лицеуме», со времени…

Я замешкался, подумав, не сболтнул ли чего лишнего, но Эбберлайн уже уцепился за мои слова.

— Со времени?.. — вопросительно повторил он.

— Со времени своего прибытия в Лондон, — ответил я и, чтобы это не выглядело так, будто из меня слова надо тянуть клещами, добавил: — Это было где-то в начале июня.

— Понимаю, — сказал инспектор, делая соответствующую пометку. — Старый друг, да?

Тут я усмотрел возможность обойтись без упоминания имени Холла Кейна, приглашая Генри высказаться о Тамблти.

— Генри, — сказал я, — мне кажется, американец был в «Лицеуме» на премьере «Гамлета». Или я ошибаюсь?

Об этом событии мне не так давно стало известно от Кейна.

— Нет, не ошибаешься, — бросил Генри через плечо.

— Таким образом, мистер Ирвинг, он ваш давний друг? — спросил Эбберлайн.

— Не совсем так, — заявил Генри. — Даже совсем не так.

И, снова повернувшись к нам обоим, пояснил:

— Я встречаюсь со множеством людей, инспектор, но лишь немногие из них становятся настоящими друзьями.

Эбберлайн кивнул с явным пониманием, и Генри продолжил:

— Более того. Мы не вправе считать доктора причастным к этому варварству лишь на том основании, что эти собаки предположительно принадлежали ему…

— Разве кто-нибудь еще может предъявить свои права на этих двух собачонок?