Досье Дрездена. Книги 1 - 15

Повинуясь заклинанию, вокруг меня выросла стена серебристо-белого огня диаметром десятков в шесть футов, толщиной в три, и высотой в три, если не в четыре ярда. Рев огня дополнялся странным звуком, напоминавшим отголосок огромного колокола.

Тысяченожки (во множественном числе — блин-тарарам, надо же мне было так облажаться!) встали на дыбы, пытаясь перекинуться через выросшую перед ними стену, но нестерпимый жар заставил их отпрянуть.

— Эх! Славная работа! — прокомментировал Боб. — Удобная все-таки штука этот твой огонь Души.

Однако и обходился такой расход энергии не даром: я взмок и жадно хватал ртом воздух.

— Угу, — прохрипел я. — Спасибо.

— Но, конечно, мы в западне, — продолжал Боб. — И эта стена очень скоро высосет из тебя все силы. Ну, некоторое время ты можешь еще продолжать измельчать их… в длину. Но потом они тебя слопают.

— Не, — задыхаясь, возразил я. — Не меня одного. Тебя тоже.

— О! — спохватился Боб. — Если так, тебе лучше открыть портал обратно в Чикаго.

— Обратно домой? — уточнил я. — ФБР ждет не дождется возможности надеть на меня наручники.

— Тогда, мне кажется, тебе не стоило становиться террористом, Гарри. Эй! Я не… — Боб повернулся в сторону нападавших тысяченожек и повысил голос. — Я не с ним!

Какие-то не слишком радужные открывались передо мной перспективы. Слопай меня сверхъестественно живучий демон-тысяченожка, и это отрицательно сказалось бы на моей спасательной операции. Попасть в лапы ФБР тоже было бы ненамного лучше, однако по крайней мере выбраться из-за решетки все-таки легче, чем из тысяченожкиного желудка. Нет, двух желудков.

Однако и вернуться к себе домой с мешком, полным всякой подозрительной, а то и противозаконной ерунды, я тоже не мог. Из этого следовало, что я должен спрятать его до возвращения, а из этого, в свою очередь — что я должен спрятать его здесь же. Не могу сказать, чтобы это меня особенно радовало, но и выбора мне не оставалось. Все, что я мог, — это принять все возможные предосторожности и надеяться, что этого будет достаточно.

Я не особенно силен по части земной магии. Выражаясь физическими терминами, эта дисциплина требует значительных усилий. Проще говоря, суть ее заключается в перемещении с места на место изрядных тяжестей, а то, что это происходит с помощью магии, вовсе не означает, что законы физики при этом игнорируются. Собственно, это относится к магии в целом: энергия для огня или движения может исходить из самых разных источников, но взаимодействовать с реальностью ей придется точно так же, как любой другой энергии. Из чего следует: перемещение нескольких тонн земли требует чертовой уймы сил, и это чертовски трудно… трудно, но не невозможно. В свое время Эбинизер настоял на том, чтобы я вызубрил хотя бы одно полезное, хотя и утомительное заклятие из разряда земной магии. В реальном мире мне пришлось бы копить силы для него целый день. А вот здесь, в Небывальщине…

Я поднял посох, нацелил его в землю перед собой и начал монотонно, нараспев повторять: «Dispertius!» Конечно, я порядком вымотался, но все же собрал остаток сил и воли, бросил их в посох, и перед моими ногами в земле отворилась похожая на каменную пасть щель.

— Нет, — заявил Боб. — Ох, нет. Нет. Ты же не собираешься сунуть меня в эту…

Для моего истерзанного тела это стало форменной пыткой, но я все-таки запихал в образовавшуюся щель сумку с мечами, Бобом и прочей всячиной.

— Не забудь вернуться! — крикнул еще Боб из темноты.

Воздух заполнился злобным шипением тысяченожек.

Я снова нацелил посох на щель.

— «Resarcius!» — прохрипел я из последних сил, и земля снова сомкнулась, скрыв от глаз сумку со всем ее содержимым. На поверхности остался только едва заметный, ничем не примечательный бугорок. Заклятие должно было помешать обнаружить тайник любому, кроме тех, кто точно знал, что там находится, а наткнуться на тайник случайно почти невозможно, так глубоко я его запрятал. Так я, во всяком случае, надеялся.

В общем, с учетом обстоятельств я обеспечил Бобу и мечам максимум сохранности. Моя стена серебристого огня медленно опадала — самое время убираться, пока не поздно.

Ноги у меня подкашивались от усталости, пришлось даже опереться на посох, чтобы не упасть. Мне осталось сделать всего одно усилие, чтобы избежать смерти в этом райском уголке, а потом…

Огненное кольцо опало настолько, что одна из тысяченожек, выгнувшись дугой, перекинулась через него и оказалась с другой стороны. Ее фасетчатые глаза уставились на меня, жвала голодно лязгнули в предвкушении сытного обеда.

Я отвернулся от нее, в последний раз сосредоточился и взмахом руки прорвал в воздухе узкое отверстие из Небывальщины в реальность. А потом нырнул в него рыбкой.

Мне никогда еще не доводилось переходить из мира в мир сквозь такую узкую щель. Ощущение было — словно меня запихнули в уплотнитель мусора. И боль — неистовая боль, мгновение которой растянулось, казалось, на целый час, а мысли словно спрессовались в невообразимо тугой комок, этакую психическую черную дыру, в которую провалились все мои эмоции и воспоминания… а может, и не провалились насовсем, а всего лишь исковеркались, напитались ядом, от которого сводило судорогой сердце.

А потом я миновал эту щель между мирами. Краем глаза я успел еще увидеть тысяченожку, пытавшуюся прорваться следом за мной, но и без того узкий проход закрылся прямо перед ней.

Я провалился фута на три вниз, больно саданулся бедром о край моего рабочего стола и мешком повалился на бетонный пол лаборатории.

Вокруг послышались крики, кто-то навалился на меня, перевернул физиономией книзу и, упершись коленом в позвоночник, больно заломил руки за спину. Кто-то что-то говорил, но я даже не пытался угнаться за смыслом сказанного — слишком много сил отнимали у меня боль и усталость, чтобы думать о какой-то ерунде.

По правде говоря, единственное, что я испытывал при мысли о том, что меня арестовывают, это облегчение. Жуткое облегчение: наконец-то я смогу расслабиться и отдохнуть в славных, добрых наручниках.

Ну, или, возможно, в смирительной рубашке — это уж как фишка ляжет.

Глава тринадцатая

Меня отвезли в чикагское отделение ФБР на Рузвельта. У входа нас встретила толпа репортеров, и они наперебой принялись выкрикивать вопросы, тыкать в нас микрофонами и слепить вспышками. Двое дюжих полисменов вынули меня из машины и почти на руках внесли в здание. Федералы не сказали репортерам ни слова, зато Рудольф задержался, чтобы подтвердить: расследование взрыва продолжается, задержаны несколько лиц, «представляющих интерес для следствия», так что честные граждане города Чикаго могут спать спокойно, блаблабла, блаблабла.

Невысокий, хрупкого сложения тип в казенном штатском костюме, с белой как рыбье брюхо кожей и угольно-черной шевелюрой подошел к Рудольфу, дружеским жестом положил ему руку на плечо и выдернул из кольца репортеров с силой, от которой тот едва удержался на ногах. Рудольф начал было возмущаться, но Стройняшка смерил его взглядом, и Руди стих.

Я помню, как меня протащили через пост охраны, подняли куда-то на лифте и сунули в кресло. Стройняшка снял с меня наручники. Я немедленно сложил руки на столе перед собой и опустил на них голову. Не знаю, надолго ли я вырубался, но когда я снова вынырнул на поверхность, какая-то костлявая, сурового вида тетка светила мне в глаза фонариком.