Досье Дрездена. Книги 1 - 15
Шрифт:
— Один фиг. То есть, одно и то же: что сила, что магия.
— Нет, — возразил я. — Поймите, ритуальное заклятие вроде этого имеет к вам очень косвенное отношение. Это вроде космического торгового автомата: вы кидаете в щель пару четвертаков, нажимаете нужную кнопку и высвобождаете заклятье — собственность какой-то сбрендившей потусторонней силы, которой нравится развлекаться таким образом. Для этого не нужно умения. Для этого не нужно таланта. Да что там, даже обезьяна тупая — и то смогла бы наслать такое заклятье.
— Не вижу практической разницы, — парировала она.
— Но она есть.
— Какая? —
— Вот вы сейчас и узнаете.
Вместо того, чтобы смешаться и вообще утратить всю свою уверенность, она ухмыльнулась.
— Это ты толкуешь о том круге, что в углу студии нарисовал?
Она опознала круг? Ох, блин.
— Мы знали, что ты затеешь что-нибудь, — продолжала она. — Все, что от меня понадобилось — это идти за тобой, когда ты пришел. Уж не знаю, чего ты хотел этим добиться, но могу тебя заверить: все твои каракули и свечки не сделают того, чего ты от них хотел. Потому как я их всех погасила, а мел стерла.
Блин. Блин. И ведь она не врала. Трижды блин.
— Трикси, — сказал я. — Но ведь вы сами-то понимаете хоть, что все это неправильно. Зачем вы все это делаете?
— Я защищаю то, что мне принадлежит, Ларри, — ответила она. — Это бизнес.
— Бизнес? — возмутился я. — Два человека погибли уже. Жизель и Джейк тоже были на волосок от смерти, и мне даже думать не хочется, что случилось бы с Инари, не окажись я там. Что, мать вашу, вы по-вашему делаете?
— Делать мне нечего, как тебе объяснять!
Я посмотрел на нее в упор.
— Вы и сами не знаете. Вы ведь не знаете, на ком он женится.
Она не ответила, но взгляд ее вспыхнул злостью — и досадой.
Я покачал головой.
— Поэтому вы уничтожаете всех женщин вокруг Артуро Геносы. Одну за другой. Вы даже не знаете, ту ли вы убили.
— Из всех штучек, что приходятся ему по вкусу, только одна осталась, — сказала она.
— Эмма, — выдохнул я.
— А как ее не станет, мне не надо будет бояться, что кто-нибудь стырит мое, законное.
Мгновение я молча смотрел на нее.
— Вы с ума сошли. Уж не думаете ли вы, что это сойдет вам с рук?
— Хотелось бы мне посмотреть, как прокурор попробует обвинить меня в колдовстве.
Черт, этой дуре не хватало ума на то, чтобы поверить мне насчет Белого Совета. Да что там, ее настолько не интересовало ничего, кроме ее собственной персоны, что она и имя мое запомнить не могла. И все-таки, человек она или нет?
— Блин-тарарам, Трикси. У Эммы же дети.
— У Гитлера тоже были, — огрызнулась она.
— Нет, не было, — возразил я. — У него были собаки.
— Один фиг, — отрезала Трикси.
Я покосился на часы. Одиннадцать сорок три. Через четыре минуты, хочу я этого или нет, Эмма умрет.
Трикси вдруг напряглась и прислушалась к телефону.
— Да, — сказала она кому-то, а потом мобильник у нее в руке взвыл, захлебнувшись помехами. Она дернулась так сильно, что я даже испугался, не нажмет ли она на курок по ошибке. — Черт, — буркнула она. — Терпеть ненавижу эти дурацкие мобильники!
Видите ли, сотовые телефоны — все равно что канарейки в угольных шахтах: так же чувствительны, только не к запаху газа, а к сверхъестественному. Даже слабейшие движения магических энергий нарушают работу в первую очередь
сотовых телефонов. Очень все смахивало на то, что невидимый Триксин собеседник запустил заклятие.Из чего следовало, что нацеленное на Эмму мальоккьо уже в пути.
И пока Трикси держала меня на мушке в этой чертовой комнате, я ничего — ни-че-гошеньки — не мог с этим поделать.
Глава двадцать шестая
Хорошенький передо мной стоял выбор. Не делай я ничего — и еще одна женщина погибнет, оставив сиротами двоих детей. С другой стороны, в лицо мне целился пистолет. Сделай я что-нибудь — и тогда погибну уже я. Умнее всего с моей стороны было бы позволить Трикси удерживать меня на месте столько, сколько ей нужно, а потом дать ей уйти. Эмма погибнет, но зато у меня будет по меньшей мере двенадцать часов на то, чтобы прихлопнуть эту лавочку любителей мальоккьо. Попробуй я ослушаться — и погибнем уже мы оба, Эмма и я, а нехорошие парни окажутся в выигрыше.
В общем, умный на моем месте не рыпался бы. Голая логика, ничего больше.
Однако же есть вещи подревнее логики — инстинкт, например. Один из древнейших инстинктов, укоренившихся в человеческой душе — это стремление уберечь детей от несчастья. Ну конечно, сама возможность Эмминой смерти уже мотивация будь здоров, но при одной мысли о том, что эта самовлюбленная гарпия может причинить зло Эмминым детям, я с трудом сдерживался от соблазна испепелить Трикси Виксен и ее точеную задницу к чертовой матери.
Очень мне хотелось броситься на нее, наплевав на пистолет. И это было бы не настолько безрассудно, как представляется на первый взгляд. Убивать ведь не так и просто. Большинство людей генетически настроено на бережное отношение к сотоварищам по биологическому роду. Солдат и копов приходится специально готовить, чтобы они могли преодолеть этот инстинкт, а тех преступников, которые палят в людей, часто толкают на это отчаянные обстоятельства.
И даже натасканные должным образом солдаты и закоренелые преступники могут просто-напросто мазать. Легендарный Билли Кид разрядил раз свой револьвер в банковского кассира с расстояния меньше трех футов — и промахнулся шесть раз. Я сам видел, как образцовому копу пришлось стрелять в подозреваемого — он разрядил в него всю обойму и не попал ни разу.
У Трикси имелся пистолет, но, возможно, ей недоставало опыта, подготовки, собранности в конце концов. Если она дрогнет — хоть на долю секунды — я смог бы сцепиться с ней. Да и в противном случае шансы мои тоже отличались от нуля. Вполне вероятно, она промахнулась бы достаточное количество раз, чтобы я успел перехватить пистолет.
Ну, конечно, вполне возможно, она бы влепила пулю мне в глаз. Или в горло. Или в живот.
Я вдруг ощутил ледяной, потусторонний ветер. Проклятие приближалось, почти навалилось уже, и на этот раз оно было сильнее, смертоноснее предыдущих. Сконцентрировавшись на мгновение, я успел понять: у меня нет в голове заклинания, способного блокировать такое или хотя бы перенацелить эту чудовищную энергию. Уж не знаю, что случилось такого, сделавшего проклятие настолько сильнее, убийственнее — и это пугало меня едва ли не до беспамятства.