Достопамятный год моей жизни
Шрифт:
Доказательство. 1) Два его сына находятся в кадетском корпусе в Петербурге, а третий — в инженерном кадетском корпусе в Вене. Они являются заложниками, добровольно им самим оставленными. 2) Все имения Коцебу и жены его находятся в России и никогда, решительно никогда, он не старался продать их. 3) Если бы он был революционер, то уехал бы из Вены в Париж; между тем он оставался постоянно в Веймаре, куда император австрийский и приказал высылать его пенсию. 4) Он был один из первых, осмеявший в 1790 году крайности революционеров в пьесе своей «Женский клуб Якобинцев». В 1792 году он написал другое сочинение: «О дворянстве», которое показывает образ мыслей автора. 5) Нет еще и года, как в сочинении под заглавием «Несколько слов о моем пребывании
Пункт XIV. Не имел ли Коцебу каких-нибудь подозрительных отношений? Нет.
Доказательство. Просмотрите книгу, находящуюся в числе его бумаг; в ней содержится черновая самых важных писем, посланных им, а также вся его переписка.
Пункт XV. Быть может предполагают, что доходы его проистекают из неблаговидного источника? Это было бы ошибочно.
Доказательство. Стоит только взглянуть в упомянутую выше книгу, в которой означены все его доходы.
Пункт XVI. Не писал ли он когда о политике?
Доказательство. В этой же книге перечислено все им написанное.
Пункт XVII. Можно ли предположить, что он не имел надлежащего уважения к государю? Совершенно не основательно.
Доказательство. В 1796 году он описал черту из жизни государя в маленькой драме «Первый кучер императора», которая быть может по выполнению ниже содержания, но тем не менее доказывает взгляды и чувства автора.
Пункт XVIII. Не безнравственный ли человек сам Коцебу и не следует изгнать его из общества? Нет.
Доказательство. 1) Пусть просмотрят дневник его домашних занятий и всего того, что он делал (это все находится в книге). Что же там найдут? Он сажает деревья в день рождения жены; или устраивает сельский праздник по случаю первого зуба своего ребенка. В каждом слове можно видеть, что все его счастье заключалось для него в его семействе. 2) Альманах Франклина, проповедующий усовершенствование нравственной стороны человека, доказывает лучше всего, что Коцебу чистосердечно любит добродетель. С первого же взгляда, по свойству его признаний, видно, что он делает их единственно для себя одного и никогда не предполагал, что они попадутся на глаза другим. Эти признания обнаруживают в нем человека слабого, но не преступного. Люди, знающие Коцебу, могут судить, нежный ли он муж и добрый ли отец, качества, без сомнения, совершенно чуждые преступлению и не ведущие к безнравственности.
Следовательно, Коцебу доказал: что двадцатилетняя служба обнаруживает безукоризненное его поведение; что он не разделял никогда мыслей, способных поколебать государство; что все его связи с другими лицами не возбуждают подозрения и совершенно невинны; что он всегда имел к государю должное уважение; что счастье для него заключается в семействе; что он любит добродетель и спокойствие. Какая же невольная с его стороны ошибка сделала его столь несчастным, что навлекла на него немилость императора? Он этого не знает и тщетно старается узнать причину этого и не может ничего придумать, кроме разве того, что какой-нибудь злой дух, или тайный его враг, извлек из его сочинений отдельные места и выставил их в гнусном, неблагоприятном для него виде. Если это предположение не лишено основания, он просит только одной милости, — дозволить ему объясниться.
Его величеству известно, что с умыслом можно все истолковать в дурную сторону. Коцебу мог ошибиться, это участь всех людей; как все писатели, он мог употребить какое-нибудь необдуманное слово или выражение, или написать фразу, заключающую двусмыслие; но он клянется пред
Богом и государем, что всегда следовал по пути добродетели. Если он согрешил, не ведая того сам, он получил уже должное наказание и родительская рука, покаравшая его, без сомнения, помилует грешника, который стонет от страданий.Чувствительное сердце вашего величества да взглянет на весь ужас моего положения. Жена моя, близкая к тому, чтобы произвести на свет несчастное создание, быть может умрет с печали; для нее нет более счастья на земле. Дети ее скоро впадут в нищету; честь моя, мое имя, моя известность запятнаны, помрачены. — Кто поверит, что я не совершил никакого преступления? После двенадцатимесячного нездоровья я, лишенный всего, нахожусь в ужасном климате. Разрушающее горе и болезни скоро прекратят мое существование. Муж любимый, отец шестерых детей, я, покинутый светом, окончу жизнь далеко от моего семейства. А между тем я не виноват. Нет! Павел справедливый жив еще; он возвратит несчастному честь, жизнь и спокойствие, он возвратит ему его семейство, его домашний очаг.
Я почти окончил писать, когда ко мне случайно зашел Щекотихин, направлявшийся к губернатору. Я поручил ему узнать, в котором часу губернатор мог бы меня принять, и через него же получил ответ, очень его удививший; именно, губернатор велел мне сказать, что находится к моим услугам ежедневно с пяти часов утра до одиннадцати вечера. Щекотихин не мог никак понять такую учтивость в отношении ссыльного в то время, как губернатор небрежно относился к «надворному советнику».
Я пошел на другой день к Кушелеву без сопровождения стражи. Он принял меня очень любезно. Я прочитал ему мою записку. Когда я кончил, он прослезился, взял меня за руку, крепко пожал ее и произнес следующие утешительные слова:
— Будьте покойны; ваше бедствие будет непродолжительно.
Потом он был настолько добр, что вторично просмотрел мою записку и указал мне слова и выражения, которые, по его мнению, следовало бы изменить.
Я воспользовался его указаниями; он мне дал самой лучшей бумаги и я переписал набело записку. Он обещал мне доставить ее в собственные руки императора через того же Щекотихина. Этот благородный человек исполнил свое обещание.
Какими словами могу я изобразить перед всем светом великодушие этого благодетельного человека. От него одного зависело послать меня в Березов, к берегам Ледовитого океана, где в самые теплые летние дни земля оттаивает только на один фут. Он выбрал, однако, самое лучшее по климату, самое общительное по населению место его губернии. Все время пребывания моего в Тобольске он мог бы оставить меня на жертву моему горю, моим нуждам и уединению, вместо этого он приглашал меня всякий день к обеду, не опасаясь нисколько двух сенаторов, прибывших в губернию, чтобы осмотреть ее и представить отчет об его образе действий.
Он шел еще далее; так как я был несведущ в русском языке, он позволил мне иметь прислугу, знавшую кроме русского языка еще и другой, на котором я мог бы объясняться. Выбор был не велик: единственным таким человеком в Тобольске оказался итальянец Росси, которого обыкновенно звали Руссом; он проживал здесь уже лет двадцать. Находясь сперва на службе во флоте в Херсоне, он вместе с товарищами своими составил заговор убить командира и предать судно в руки турок; заговор этот был, к счастью, открыт, а заговорщики сосланы в Сибирь. Росси был записан в крестьяне и обложен обыкновенным подушным окладом, однако всякий год получал паспорт для жительства в городе, где зарабатывал по своему усмотрению себе пропитание и жил очень хорошо. Этот человек обладал невероятной ловкостью и сметливостью; то он делал сосиски, то шил сапоги; он услуживал всем проезжающим и занимался сводничеством; словом сказать, он был мастер на все руки. Губернатор предупредил меня, что Росси большой плут и изрядно надувал тех, у кого жил; но что же было делать? Он так же хорошо говорил по-французски, как и по-русски; он знал страну, умел печь хлеб и стряпать кушанья. Такой именно человек мне и был нужен. Я нанял его за три рубля с полтиною в месяц, не считая кушанья. Губернатор позволил мне взять его с собою в Курган и оставить при себе; это была такая большая милость, что если бы о ней узнали, то губернатор мог бы лишиться места. Правда имя Росси не было записано в мой паспорт, и губернатор мог сделать вид, что ничего этого не знает. Когда мы ехали в Курган, плут Росси, знавший все деревни в околотке, проехал везде беспрепятственно.