Достойный жених. Книга 2
Шрифт:
– Видно, вам есть что смывать, – заметил Дипанкар (фамильное ехидство Чаттерджи вдруг дало о себе знать).
Старик потрясенно выпучил глаза: что за неуместная шутка?! Святотатство!
– А вы дома разве не купаетесь? – с ядовитым упреком спросил он Дипанкара.
– Купаемся, конечно! – засмеялся Дипанкар. – Но не по два часа подряд. – Он вспомнил ванную Куку и заулыбался. – И не в реке.
– Не говори «река», – одернул его старик. – Называй ее Ганга или Ганга-Мата. Это не простая река.
Дипанкар кивнул и с удивлением заметил слезы в его глазах.
– От ледяной пещеры Гомукх [52] , что лежит в пасти ледника, до океана вокруг озера Сагар прошел я вдоль берегов Матери-Ганги, – сказал старик. – Даже с закрытыми глазами я понимал, где нахожусь.
– Вы определяли это по языкам народов, что встречались вам на пути? – смиренно спросил Дипанкар.
– Нет! Я узнавал места по воздуху в моих ноздрях. Разреженный острый воздух ледника, хвойный бриз ущелий, запах Хардвара, вонь Канпура, ни с чем не сравнимые ароматы Праяга и Варанаси… и далее, вплоть до влажного соленого воздуха Сундарбана и Сагара.
52
Гомукх («морда коровы», санскр.) – исток Ганга. Находится в леднике Ганготри, одном из самых крупных ледников Гималайских гор.
Он закрыл глаза и пытался воскресить в памяти эти картины. Его ноздри затрепетали, а недовольное лицо озарила умиротворенная улыбка.
–
53
Парикрама – «путь вокруг чего-то» (букв. санскр.), ритуальный обход святыни в индуизме и буддизме.
Наутро Дипанкар заметил среди собравшихся в шатре несколько озадаченных иностранцев – интересно, что они думают о происходящем, каково им? Они ведь ни слова не понимают из проповедей и бхаджанов! Впрочем, красивая, немножко курносая Пушпа вскоре подоспела им на помощь.
– Панимаитьи, – сказала она по-английски, – идьея очьень проста: всье, что есть у нас, мы складывайем к лотосовым стопам Владыки.
Иностранцы оживленно закивали и заулыбались.
– А сьечас я должна вам сказать, что скоро будьет мадитация на английском от самого Санаки-бабы.
Однако Санаки-бабa оказался не в настроении проводить сеанс. Он болтал без умолку и обо всем подряд с профессором и молодым проповедником, причем все трое сидели на покрытой белой тканью платформе. Пушпе это не понравилось.
Заметив ее недовольство, Санаки-бабa сдался и провел-таки урезанную медитацию: закрыл глаза на пару минут и велел всем сделать то же самое. Затем произнес долгое «Ом». Наконец уверенным и безмятежным тоном, делая длинные паузы между фразами и чудовищно коверкая английские слова, произнес:
– Река света, река любви, лека браженства… Втянити насдрями фостух и пачуствуйти в сьебе вьесь мир и вирховное сащиство… Теперь вы ащутити только льегкость и браженство. Чьувствуйти, ни думайти…
Вдруг он встал и запел. Кто-то принялся отбивать ритм на табла, а кто-то застучал в маленькие цимбалы. Санаки-бабa начал танцевать. Увидев Дипанкара, он сказал:
– Вставай, Дивьякар, вставай и танцуй с нами! И вы, дамы, вставайте. Матаджи, вставай, вставай.
Он поднял на ноги вялую пожилую женщину лет шестидесяти, и вскоре та уже вовсю отплясывала. Затанцевали и остальные женщины, а потом подключились два иностранца – плясали они бойко и с большим удовольствием. Зажигательный танец увлек всех присутствующих, причем каждый танцевал сам по себе и вместе с остальными, благостно улыбаясь. Даже Дипанкар, никогда не любивший танцевать, закружился на месте под бой цимбал и таблы, вторя как одержимый имя Кришны, Кришны, возлюбленного Радхи, Кришны…
Цимбалы, табла и песнопения умолкли, и танец прекратился так же внезапно, как начался.
Санаки-бабa благосклонно улыбался всем вокруг и потел.
Пушпа хотела сделать какое-то объявление, а перед этим окинула публику взглядом и сосредоточенно нахмурилась. Несколько секунд она собиралась с мыслями, а потом произнесла с легкой укоризной в голосе:
– Сьечас у вас танцы, мадитации, санкиртан и проповедьи. И любовь. А потом вы вернетьесь на заводы и в офисы, и тогда что? Тогда бабаджи уже не будет с вами рядом физичьески. Поэтому ньельзя привыкать к танцам и духовным практикам. Если привыкнете, от них нет пользы. Нужно научиться принимать «сакши бхава», позицию свидьетеля, иначье какой в этом смысл?
Пушпа явно была не слишком довольна происходящим. Она объявила, что пришло время обеда, напомнила, что завтра Санаки-баба будет выступать в полдень перед огромной аудиторией, и подробно рассказала, как добраться до сцены.
Обед был простой, но вкусный: творог, овощи, рис и расмалай [54] на десерт. Дипанкару удалось сесть рядом с Пушпой. Все ее реплики казались ему безмерно мудрыми и предельно очаровательными.
– Я раньше работала в школе, – сказала она Дипанкару на хинди. – Я была привязана к огромному количеству вещей и людей. А потом мне подвернулась эта возможность, и бабa сказал: «Давай, у тебя получится, ты сможешь все организовать», и я стала свободна как птица. Молодежь – не глупая, – убежденно добавила она. – Некоторые религиозные деятели, садху, уничтожают нашу энергию. Им подавай больше денег, больше последователей, полный контроль. А с бабаджи я свободна. У меня нет начальства, никто мне не указ. Даже у чиновников ИАС, даже у министров есть начальство. Даже у премьер-министра! Он ведь служит народу.
54
Расмалай – бенгальский десерт, творожные шарики в молочном сиропе.
Дипанкар усердно кивал.
Внезапно он ощутил неудержимое желание отречься от всего – от Шри Ауробиндо, от особняка Чаттерджи, от работы в банке, от своей хижины под деревом бобовника, от всех Чаттерджи включая Пусика – и зажить привольно, без начальства, как птица.
– Вы совершенно правы, – сказал он, изумленно глядя на Пушпу.
Открытка № 1
Дорогой дада!
Лежу на соломенном тюфяке в палатке на берегу Ганги и пишу тебе письмо. Здесь жарко и шумно, потому что из репродукторов постоянно несутся бхаджаны, киртаны и всевозможные объявления, а еще гудят проходящие мимо частые поезда, но на душе у меня царит покой. Я нашел свой Идеал, дада. Еще в поезде, добираясь сюда, я чувствовал, что именно в Брахмпуре мне откроется, кто я на самом деле и в каком направлении должен двигаться дальше, и у меня даже появилась надежда, что здесь я найду свой Идеал. Но поскольку единственная девушка из Брахмпура, которую я знаю, – это Лата, я волновался, как бы не она оказалась моим Идеалом. Отчасти поэтому я не торопился навестить ее родных и решил встретиться с Савитой и ее мужем Праном только после окончания Пул Мелы. Но теперь я спокоен.
Ее зовут Пушпа, и она воистину цветок! Но человек она серьезный; на свадьбе во время пушпа-лилы мы, наверное, будем забрасывать друг друга идеями и чувствами, хотя я готов осыпать ее лепестками роз и жасмина. Как говорит Роби-бабy:
…что меня одного ожидала твоя любовь,
пробудившись, блуждая по мирам и векам…
Правда ли это?
Что мой голос, губы, глаза во мгновение ока
в жизненных бурях приносили тебе облегченье…
Правда ли это?
Что мой лоб, как открытую книгу, ты
читаешь и видишь бездонную истину…
Правда ли это?
Однако мне для счастья довольно даже просто смотреть на нее и слушать ее речи. Мне кажется, я превозмог физическое влечение, вышел за его пределы. В Пушпе меня больше всего восхищает ее Женское Начало.
Открытка № 2
Какая-то мышка скребется у моих ног, и минувшей ночью я проснулся от этого шороха – и от собственных мыслей, конечно. Но это все «лила», игра Вселенной, и я рад предаться этой игре. Увы, первая открытка моментально закончилась, и я продолжаю на второй из двух дюжин открыток, которые ма уговорила меня взять с собой.
Да, кстати, прошу прощения за ужасный почерк. Вот Пушпа очень красиво пишет. Я видел, как она записала мое имя по-английски в журнал регистрации – над моей «i» она вместо точки нарисовала загадочный полумесяц.
Как поживают ма, бабa, Минакши, Куку, Тапан и Пусик, как ты сам? Я пока что не успел по вам соскучиться и, думая о вас, стараюсь любить отстраненно и незаинтересованно. Я не скучаю даже по своей тростниковой хижине, где так любил медитировать – или «мадитировать», как говорит Пушпа (у нее очаровательный акцент и теплая улыбка). Она считает, что мы должны быть свободны –
свободны, как птицы в небе, – и я решил после Мелы отправиться в странствие по всему свету: по-настоящему познать свою душу во всей…Открытка № 3
…ее Полноте и Сущность Индии. Посещение Пул Мелы помогло мне уяснить, что истинный Духовный Источник Индии – не Ноль, не Единство, не Дуализм и даже не Триада, а сама Бесконечность. Если б я знал, что Пушпа согласится, я позвал бы ее странствовать со мной, но она верна Санаки-бабе? и решила посвятить ему всю свою жизнь.
А ведь я до сих пор не рассказал тебе, кто он такой. Это святой, баба`, в лагере которого я живу на песках Ганги. Господин Майтра привез меня к нему в гости, и Санаки-баба` решил, что я должен остаться у него. Он человек очень мудрый, ласковый и веселый. Господин Майтра рассказал ему о своем несчастье и непокое, и Санаки-баба` сумел облегчить его страдания, а позже обещал рассказать, как правильно медитировать. Когда господин Майтра ушел, бабаджи повернулся ко мне и сказал: «Дивьякар, – он почему-то любит называть меня Дивьякаром, – если я в темноте случайно стукнусь об стол, то виноват в этом будет не стол, а отсутствие света. В старости очень многое причиняет нам боль, а все почему? Потому что свет медитации не озаряет нашу жизнь». – «Но медитация, бабa, – дело нелегкое, – сказал я. – А вы говорите так, будто это проще простого». – «А засыпать – это просто?» – спросил он. «Да», – ответил я. «Но не для тех, кто страдает бессонницей. Вот и медитировать тоже просто, нужно только вспомнить, как легко тебе это давалось раньше».
Итак, я решил обрести былую легкость. Уверен, что найду ее на берегах Ганги.
Вчера я встретил одного старика, который рассказал, что прошел по всему…
Открытка № 4
…берегу Ганги от Гомукха до Сагара, и я загорелся последовать его примеру. Быть может, я даже отпущу волосы, отрекусь от материальных благ и приму санньясу. Санаки-бабy заинтересовало, что баба` (как легко запутаться во всех этих «баба`х»!) – судья Высокого суда, но однажды – по другому поводу – он сказал, что в конце концов даже те, кто живет в роскошных особняках, обращаются в пыль и в этой пыли купаются ослы. Его слова открыли мне глаза. Тапан позаботится о Пусике в мое отсутствие, а если не он, так кто-нибудь другой. Помню одну песню, которую мы пели в школе Джхил: «Акла Чоло Ре» Рабиндраната Тагора. В то время она казалась мне абсурдной, даже когда ее пели хором четыреста человек. Но теперь я и сам решил «странствовать один», это стало моей целью в жизни, и я без конца напеваю себе под нос эти строки (хотя Пушпа иногда просит меня перестать).
Здесь царит такой мир и покой! Ни намека на злобу, которую иногда вызывают в людях разговоры о религии (как, например, на той лекции в Обществе Рамакришны). Я подумываю показать Пушпе свою писанину на духовные темы. Если встретишь Гемангини, пожалуйста, попроси ее перепечатать мои заметки о Пустоте в трех экземплярах; копии, сделанные через копирку, пачкают пальцы, и я не хочу, чтобы Пушпа портила глаза, разбирая мои каракули.
Открытка № 5
Каждый день здесь так много узнаешь, горизонты поистине бесконечны и с каждым днем становятся все шире. Прямо представляю, как над всеми песками Мелы раскидывается пул [55] кроны священного фикуса, подобный зеленой радуге, что встает над Гангой и соединяет южный спуск с северным пляжем, переносит души на другой берег и оживляет наш грязный серый мир своей обильной зеленью. Все поют: «Ганге ча, Ямуна чайва» [56] – этой мантре нас научила госпожа Гангули вопреки недовольству ма, и я тоже пою ее вместе со всеми!
Помню, дада, как ты однажды рассказывал, что при создании романа ты вдохновлялся Гангой с ее притоками, рукавами и прочим, но теперь до меня дошло, что эта аналогия даже уместней, чем ты думал. Ибо, хоть тебе и придется взвалить на себя дополнительное бремя семейных финансов (поскольку я, увы, не смогу тебе в этом помогать) и на завершение романа потребуется еще несколько лет, ты должен расценивать это новое течение своей жизни как Брахмапутру. Пусть оно и ведет тебя в другом направлении, но рано или поздно оно своими путями, незримыми для нас, впадет в широкую Гангу твоего воображения. По крайней мере, я на это надеюсь. Конечно, я понимаю, как много для тебя значит творчество, но, в конце концов, что такое роман в сравнении с Поиском Истины?
Открытка № 6
Теперь, исписав целую стопку открыток, я не могу решить, как их лучше отправить. Ведь если я пошлю их по отдельности – представляешь, на Пул Меле есть даже собственное почтовое отделение! организовано все просто потрясающе, – они придут в случайном порядке и только собьют всех с толку. Мою мешанину бенгальского и английского и так сложно разобрать, тем более писать неудобно – стола нет, под открытку я подкладываю книгу Шри Ауробиндо и пишу. Но я боюсь, что тебя лишит равновесия моя весть о том, в каком направлении я решил двигаться дальше (а в каком – совершенно точно не двигаться). Прошу тебя, попытайся понять, дада. Быть может, тебе придется взять на себя эти обязанности на годик-другой, а потом я вернусь и отпущу тебя. Впрочем, ничего не могу обещать, это не окончательный мой ответ, ибо каждый день я узнаю что-то новое. Как говорит Санаки-баба`, «Дивьякар, в твоей жизни настал переломный момент». И ты просто не представляешь, как очаровательна Пушпа, когда произносит эти слова: «Вибрации подлинных чувств рано или поздно сходятся в одной Точке Фокуса». Быть может, написав все это, я и не захочу ничего тебе посылать. Решу это позже – или дело решится само собой.
Мира и любви всем вам и благословения от бабы`. Пожалуйста, заверь маму, что у меня все хорошо.
Всегда улыбайся!
55
Пул – мост (хинди).
56
Начало мантры для освящения воды: «Пусть святые воды Ганги и Ямуны…»
Тьма опустилась на пески. Палаточный город светился тысячей огоньков и костров. Дипанкар пытался уговорить Пушпу показать ему Мелу.
– Да мне и самой ничего неизвестно о мире за пределами лагеря! – упиралась она. – Лагерь бабы – вот весь мой мир. Прогуляйся сам, Дипанкар, – сказала она почти ласково. – Лети на огни, что так манят и завораживают.
Как цветисто она изъясняется, подумал Дипанкар. Это был его второй вечер на Пул Меле, и ему очень хотелось все увидеть. Он выбрался из лагеря, постоял у одной толпы, потом у другой – словом, шел, куда глядят глаза и зовет любопытство. Миновал ряд торговых палаток (все они уже закрывались на ночь), где продавали домотканое полотно, браслеты, побрякушки, киноварь, сладкую вату, конфеты, продукты и священные книги. Оставил позади несколько лагерей, где пилигримы лежали на одеялах, просто на расстеленной на песке одежде или готовили еду на огне. Дипанкар увидел процессию из пятерых обнаженных, измазанных золой садху – с трезубцами в руках они брели к Ганге совершать омовение. Затем он присоединился к большой толпе, смотревшей спектакль о жизни Кришны, который давали в шатре у палатки с домотканым полотном. Вдруг откуда-то выскочил белый щенок, цапнул его игриво за штаны, помахал хвостом и попытался цапнуть за пятку. Делал он это весьма настойчиво, пусть и не так агрессивно, как Пусик. Чем больше Дипанкар крутился на месте, пытаясь увернуться от его зубов, тем больше щенок приходил в раж. В конце концов два проходивших мимо садху, увидев, что происходит, швырнули в щенка облако песка, и тот убежал прочь.
Ночь была теплая. В небе висела старая, освещенная больше чем на половину Луна. Дипанкар шел дальше, бездумно и без всякой цели. Пересекать Ганг он не стал и решил подольше побродить по южному берегу.
Обширные участки песков Пул Мелы были отведены под лагеря различных сект и йогических орденов. Некоторые из этих групп – так называемые акхары – славились своей строгой, почти воинской дисциплиной, и именно их садху образовывали самую эффектную часть традиционного шествия через Ганг, происходившего каждый год в великий день омовения при полной луне. Различные акхары соперничали за место поближе к Гангу, за первые места в процессии и соревновались в пышности и богатстве убранства. Порой они прибегали к насилию.