Доверься мне

Из подсобки возвращается Сэм, держа в руке черно-белый Фендер Стратокастер семьдесят шестого года с кленовым грифом.

— У меня для тебя кое-что есть. Дэвид сказал, что ты спрашивал о нем.

— Твою мать, — выдыхаю я, — скажи, что мы говорим об одном и том же Дэвиде.

— Ты это и сам знаешь. — Сэм передает мне гитару. — Сзади подписана.

Естественно, на обратной стороне подпись, сделанная специально для меня.

Стелла смотрит на нас расширенными глазами, абсолютно не понимая, что происходит.

— Кто такой Дэвид?

Я взвешиваю в руке гитару с широким корпусом, прежде чем положить ее на колени.

— Ты знаешь его как ведущего гитариста «U2». Мы несколько раз зависали вместе, говорили об обмене гитарами. — Я проверяю струны и слегка настраиваю. — Я думал, что это один из тех трепов от балды, понимаешь? Похоже, мне придется выбрать и отправить ему что-то приятное. Оно того стоит.

— Ты влюблен? — спрашивает она с нежной улыбкой.

Я поворачиваю гитару.

— Сейчас это больше похоже на похоть. Мне нужно будет узнать ее лучше, чтобы понять, превратится ли это в любовь.

Стелла издает веселый смешок, и я подключаю Стратокастер к усилителю. Низкий гул поражает меня в самое сердце. В основном, я известен как солист «Килл-Джон». Когда мы с ребятами создавали группу, кто-то должен был взять на себя ответственность за песни. А у меня самый сильный голос… хотя Киллиан не бездельничает и довольно часто поет. Что еще более важно: у меня было самое большое эго. Я жил в центре внимания, в то время как Киллиан предпочитал держаться в стороне. Но моя любовь к музыке началась с гитары, и я всегда буду считать себя в первую очередь гитаристом.

— Готова, милая? — шепчу я гитаре. Ожидая, когда я начну, она напевает у меня в руке. Я поднимаю взгляд на Стеллу. — Что ты хочешь, чтобы я сыграл?

Голубые глаза расширяются, а розовые губки удивленно раскрываются. У меня появляется внезапная потребность приблизиться и поцеловать их. Представляю себе вкус шоколадно-мятного мороженого на ее языке. Стелла покусывает нижнюю губу, и я подавляю стон. Как только гитара попадает ко мне в руки, сразу приходят мысли о сексе. Одно с другим навсегда связаны. Что хреново, потому что если речь идет о трахе, то я на диете.

Айсберг, чувак. Будь как айсберг.

— Одну из твоих, — отвечает она, к счастью, врываясь в мои блуждающие мысли.

Я качаю головой.

— Это будет слишком хвастливо.

Она фыркает.

— Ты одаренный музыкант. Играть собственную музыку — не хвастовство.

Как я могу объяснить, что прямо сейчас игра чего-то своего мне причинит слишком много боли? Моя музыка — это моя душа. Играть ее для тысяч неизвестных — это для меня не реальность. А играть для этой женщины, которая видит слишком многое? С таким же успехом я могу вскрыть вены.

Я пожимаю плечами.

— Несмотря на это выбери что-то другое.

Она обдумывает варианты, морща свой маленький носик.

— Хочешь сказать, что раньше это была гитара Эджа?

Я киваю, не доверяя себе говорить. Несмотря на то, что не могу позволить себе полностью раскрыть душу, хочу сыграть для Стеллы, показать, на что я способен. Она раньше слышала, как я играл, но это было не для нее. И она была зла. Сейчас все будет правильно. Подарок, даже если она об этом и не подозревает.

— Тогда, думаю, ты можешь сыграть «U2», — говорит она.

— Идеальное решение. Какую композицию?

Ее радость заставляет лучи солнца пробиться через тучи.

— Оставлю выбор за тобой.

Несмотря на то, что я попросил ее выбрать, тот факт, что она вернула мне право выбора и доверилась сыграть ей что-то хорошее, заставляет мою грудь некомфортно сжаться. Я провожу рукой по аккуратному изгибу верхушки Стратокастера, и под моими пальцами древесина ощущается шелком.

Я выступал перед звездами кино. Играл для членов королевской семьи, артистов и других музыкантов. И никогда не колебался и не испытывал необходимость произвести впечатление. Создавать музыку — это как дышать. И все же я внезапно встревожился. Для Стеллы хотелось сделать все правильно.

Она ждет, ее щеки горят, глаза сияют, великолепная копна золотисто-рыжих волос обрамляет круглое личико. Неужели однажды я подумал, что она обычная? Я был гребаным слепцом.

Дрожа, начинаю играть первую пришедшую на ум мелодию. Понятия не имею, знает ли она выбранную мной песню, пока не поднимаю взгляд и не вижу ее лицо. Господи, благоговение. Это слишком.

Я отворачиваюсь, стараясь сосредоточиться на игре, в то время как на самом деле прячусь. Но не останавливаюсь. Я начинаю петь «All I Want Is You». Это одна из первых выученных мною песен. Она красивая, незабываемая и всегда мне нравилась, но никогда для меня ничего не значила. И сейчас я не позволяю ей что-либо значить.

Я пою и играю, заставляя все остальное исчезнуть. Или пытаюсь. На задворках сознания Стелла. Она смотрит на меня. Слышит мой голос, песню моей гитары.

Но желая показать ей, насколько красива эта гитара, я все равно выбрал композицию, акцент в которой на голосе. Я не могу потеряться в этой песне. Хорошо петь — значит, впустить эмоции в это уравнение.

Постоянная тяжесть внутри меня превращается во что-то более плотное, вязкое и теплое, затем тугое и тонкое. Сильное желание. Вот что такое это неприятное чувство. Чертова тоска.

Я вкладываю ее в музыку, стараясь выпустить на свободу, убраться от меня.

По спине стекает пот. Горло горит, когда я пою о данных обещаниях, любви до гроба и простой нужде любить и быть любимым.

Я слишком много думаю, что никогда не заканчивается хорошо. Эмоции душат меня, хватают за горло и крепко сжимают в тиски. Меня сейчас стошнит. Руки дрожат. Следующий аккорд слабый, голос срывается с тональности.

Я заканчиваю песню с искаженным звуком, чувствуя, что Стелла и Сэм смотрят на меня, ожидая объяснений. Унижение покалывает мою спину.

Но потом Стелла хлопает. Я так потрясен этим звуком, что вздергиваю подбородок.

Она лучезарно улыбается мне.

— Потрясающе.

Она действительно так думает. Не знаю, как она пропустила полное дерьмо под конец. Или, может быть, она его проигнорировала. В любом случае, стены давят на меня. Айсберг рушится. Мне нужно уйти. Нужно побыть одному. В одиночестве есть странная безопасность.

И, возможно, именно поэтому, как только заканчиваю свои дела с Сэмом и договариваюсь о доставке Страта, делаю все возможное, чтобы как можно больше отдалиться от Стеллы, ведя себя как самый большой из возможных придурков.