Доверьтесь мне. Я – доктор

– А за батареей смотрел? – будто это самое обычное место для хранения рентгеновских снимков. – Если описывать должен был доктор Палаши, они наверняка там. Вечно заваливаются за батарею у него в кабинете.

Вне всякого сомнения, требуются годы работы, чтобы набраться подобных знаний. По слухам, она на самом деле должна оформлять снимки в архив после того, как пациент вылечился и выписался домой. Однако всякий раз, когда я вижу Максину, она стоит на коленях вся в пыли и копается под каким-нибудь шкафом в поисках очередной пропажи.

Судя по всему, в детстве она хотела стать археологом, и, по-моему, археология без нее много потеряла, хотя медицина, конечно, осталась в выигрыше. Достаточно сообщить ей фамилию пациента и исследуемую часть тела: если снимок побывал в ее руках, она его вспомнит.

– Да-да, был рентген запястья пару месяцев назад, но тазобедренного сустава я не видела, – сообщила она при нашей первой встрече, когда я поинтересовался бесследно исчезнувшим снимком кого-то из пациентов. Однако этим утром даже Максина не может отыскать одну из пропаж. Перевернув вверх дном все рентгенологическое отделение, я вынужден признать свое поражение.

В этот момент доктор Палаши, худой и высокий, с острым носом, на котором элегантно сидят очки в дизайнерской оправе, проходит мимо нас со стопкой конвертов руках. Вообще-то мы его уже спрашивали. Наверняка он описывал снимок, но как это доказать?

– А вы… нет-нет, конечно, это вряд ли, но… не могло так получиться, совершенно случайно… что вы все-таки видели рентген грудной клетки мистера Уэстона? Ну вдруг, доктор Палаши? – спрашивает Максина и тут же, в точности как в «Коломбо», подхватывает, прежде чем он ответит:

– Ну конечно нет, как глупо с моей стороны!

Она уже совсем готова усесться за стол и вернуться к работе, но вдруг поднимает глаза.

– Ах да, доктор Палаши, простите, что снова вас беспокою, но не у вас ли ключи от большой смотровой?

Он роется в кармане.

– Давайте-ка я вам помогу, – предлагает Максина.

То, что происходит дальше – просто песня: прежде чем он успевает среагировать, она выхватывает у него из рук стопку снимков и, пока доктор Палаши ищет ключи, быстро пролистывает конверты.

– Вот же! – громко восклицает она.

Все-таки снимок был у доктора Палаши. Весь день он проносил его с собой.

– Ах, этот! Да, я как раз собирался его описать. Задержался немного. Почему вы не сказали, что ищете именно его? – смущенно произносит он.

– Мы говорили. Мы весь день вас про него спрашиваем, – отвечаю я.

Он пронзает меня взглядом. Поправляюсь:

– Хм… но, наверное, я недостаточно хорошо объяснял. Извините. Ну, раз снимок нашелся, может быть, вы будете столь любезны и прямо сейчас опишете его, срочно, чтобы я успел распечатать описание и приложить к завтрашним документам для операции?

Золотое правило медицины снова в действии: делаю вид, что прошу его об услуге, хотя вина за сложившуюся ситуацию целиком и полностью на нем.

Пару мгновений он фыркает и сопит; ровно столько, сколько надо, чтобы заставить меня вновь запаниковать, прежде чем согласиться.

– В следующий раз, когда будешь искать снимки, – говорит Максина, пропуская меня вслед за доктором Палаши в смотровую, – проверь еще одно место, потому что когда-нибудь я засуну их именно туда.

– В смысле? – наивно переспрашиваю я.

– В смысле, что предварительно их надо будет свернуть в трубочку. Только советую надеть резиновые перчатки, – хохочет Максина.

Вторник, 2 сентября

Выходим с Руби на перекур за корпус скорой помощи. Ее консультант, мистер Грант, здорово усложняет ей жизнь: он не забыл обвинения в расизме и теперь из кожи вон лезет, лишь бы ее прижучить. На обходах он ее демонстративно игнорирует и, обращаясь к остальным, делает вид, что ее тут нет. С учетом того, что Льюиса он тоже терпеть не может, – потому ли, что он чернокожий, или гей, или приятель Руби, – атмосфера в команде заметно натянутая.

Перед уходом Руби оборачивается ко мне и спрашивает:

– Какая разница между мистером Грантом и сперматозоидом?

– Чего? – недоуменно переспрашиваю я.

– У сперматозоида есть один шанс на миллион превратиться в человека, – хохочет она.

Среда, 3 сентября

У миссис Крук из администрации очередная катастрофа. Нам не начислили зарплату. Это уже определенно причина для беспокойства. В конце концов, мы весь прошедший месяц трудились как каторжные. Не будучи уверенным, к кому обратиться по поводу этого упущения, Льюис решает, что первая инстанция в данном случае – больничная администрация (заключение, скажем прямо, не требующее особой гениальности). Проблема в том, что это означает попытку завязать разумный взрослый диалог с миссис Крук, которая по малейшему поводу впадает в слепую панику.

Хотя в теории Льюис совершенно прав в своем предположении о том, что именно миссис Крук должна заниматься нашей зарплатой, ну или хотя бы представлять себе порядок ее начисления, выясняется, что на самом деле все не так просто. Чеками занимается Труди.

– Кто такая Труди? – следует вопрос.

– Секретарь мистера Баттеруорта, – поступает ответ.

Недоумевая, почему секретарша хирурга должна отвечать за зарплату интернов, я отправляюсь в ее кабинет, чтобы как-то разобраться в ситуации. Труди, в контрасте с мистером Батеруортом, – само очарование. Слегка за сорок, с высветленными волосами, подстриженными под каре, в очень короткой юбке, черных колготках и сапогах до колена. Она явно молодится, но тут уж на войне как на войне – все средства хороши.

– Он настоящий баран, правда? – говорит она, стоит мне упомянуть мистера Баттеруорта.

Не совсем уверенный, как правильно на такое отвечать, задаю встречный вопрос:

– И как только вы работаете с ним?

– Ну, ко всему можно привыкнуть. К тому же в мои годы начинаешь понимать, что все начальники – идиоты, а мистер Баттеруорт так умеет распугать всех вокруг, что меня тут почти никто и не тревожит.

Она встала из-за стола, а я заметил в углу ее кабинета холодильник, поверх которого лежало аккуратно свернутое кухонное полотенце, и стоял чайник с чашками. Она взяла одну и покопалась в сумочке, разыскивая чайный пакетик.

– Местным уборщикам совершенно нельзя доверять, тащат все, что не приколочено. Когда я впервые вышла на работу, тут же украли целую коробку с чаем. Но больше я такого не допускала. Стала все хранить у себя в сумке.

Она вытащила оттуда же пакет с молоком.

– Хотите чайку? – спросила она через плечо, наливая в чашку кипяток.

– Не могу, мне надо назад в отделение. Я только зашел спросить про зарплату.

– Ой! – воскликнула она, и я ошибочно решил, что из-за зарплаты, но Труди продолжила.