Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит

– Все ж думаю – Швеллин… С чего б людокрадному татю врать? Тем более – под пыткой… – Гюрята Степанович погладил по гриве коня и поклонился в седле со всей искренностью. – Благодарствую, княже, что помогаешь мне в таком деле! Век не забуду, клянусь!

– Так это, боярин, не только твое дело, но и мое! – прищурившись, усмехнулся князь. – Я за охрану Господина Пскова ответственный… С меня, ежели что – и спрос. Лиходеи, что деревню твою пограбили да пожгли, не только тебя обидели, но и Псков! А этого спускать никак не можно. Потому, прав ты, Гюрята Степанович – встанем здесь, затаимся да будем ловить и выяснять.

– А ежели так и не выясним? – засомневался боярин.

Довмонт недобро покривил губы:

– Тогда все швеллинское комтурство предадим огню и мечу! Кто-то должен за все ответить… Чтоб знали! Чтоб боялись! Чтоб сто раз подумали, прежде чем напасть!

Собакин ничего не сказал. Лишь сверкнул глазами, перекрестился и снова поклонился.

Повезло нынче Пскову с князем, что и говорить!

Как решили, так и сделали. Обоз с дюжиной воинов с превеликим шумом отправили во Псков по Ревельскому торговому тракту, так, что видели все проезжающие купцы. Хоть и недалече Господин Псков, однако же обозным было наказано не пропускать ни одной придорожной корчмы, ни одного постоялого двора, начиная с Изборска, поскольку здесь, в Приграничье, таковых заведений не было: те, что раньше были, давно пожгли. А вот Изборск – Иссаборг, город на реке Иссе – совсем другое дело. В корчмы заглянуть, да громко хвастать о славных победах князя, а особенно о договоре с литовцами насчет военной помощи в трудный для Господина Пскова момент, а, ежели кто вдруг спросит про князя, опять же, ответствовать – мол, славный князь псковский с дружиною давно уж во Пскове – на быстрых-то конях.

Оставшиеся с Довмонтом воины резко свернули с тракта на старый зимник и, обойдя многочисленные болота, встали в густом лесу. Царапали небо могучие сосны, шумели густою листвою осины и липы, корявились мохнатыми лапами вечно угрюмые ели. Густой подлесок скрывал мелкие лесные тайны, на опушке, у зимника, весело белели стволами красавицы-березки. Там и выставили часовых.

Обустроились быстро, сложили шалаши из еловых веток, стреножив, пустили пастись коней. Костер разложили в стороне, у маленького лесного озерка, недалеко от тракта. Судя по свежим кострищам, здесь иногда останавливались купцы. Тут же обретался и первый разъезд – трое опытных воинов, еще полудюжина таких же отрядцев разлетелась по всем окрестностям…

С крестьянами да купцами разговаривали на месте, а вот непонятных бродяг тащили к костру. Рыцари же пока не попадались… даже кнехты… Что ж, и без того информация скапливалась, вполне. С орденским замком здесь были связаны все! Крестьяне везли в Швеллин оброк и отрабатывали барщину, купцы привозили товары, даже ремесленники – «вечные подмастерья», коим не нашлось места в составе цеховых мастеров Юрьева-Дерпта, охотно селились у замковых стен. Постепенно рос город… Вернее, еще только начал расти. Вырастет ли, нет – бог весть! Места здесь беспокойные.

После обеда Довмонт, по примеру боярина Собакина, почивал в шалаше – укрылся от солнца. Только смежил глаза, как из лесу донеслись приглушенные голоса воинов. Кого-то вели, что ли? Так почему сюда?

– Нет, коли князь почивать изволит, так мы будить не будем. Жди!

– Что там такое? – послышался голос верного Гинтарса. – Кого ведете? Что это еще за шпынь?

– Ой, господине! Как же я рад! Значит, и правда, сам князь здесь…

Голос звучал молодо, задорно… но, как-то устало.

– Вы что же, не узнаете меня? Я Кольша Застенный, сыскного тиуна Степана Ивановича доверенный человек!

Кольша…

Довмонт приподнялся в шалаше… Ну, точно – был такой! И, кстати, с важным поручением посланный!

– Да признал, признал… Все одно – жди. Ты что такой грязный-то?

– Рыцарей пасся… За ними следил… Слежу… Больше недели уже! Слежу – и вас дожидаюсь.

– Ну-ка, ну-ка… – выбрался из шалаша князь. – Кто это тут меня дожидается? И зачем?

– Княже! – юноша лет двадцати – синеглазый, лохматый, тощий – упал на колени в траву. – Дождался! Дождался, слава богу! Хорошо, иным путем не пошли…

– Постой-ка, – усевшись на старый, поваленный ветром ствол, Довмонт строго посмотрел на парня. – Тебя тиун мой, кажется, с важным делом посылал?

– Посылал, да! – парень просиял ликом. – В Ромашково… боярина Собакина вотчины… Сыск вести!

– И что же с докладом не пришел? Почто тут обретаешься?

– Не вышло, княже… насилу упасся, убег… – махнул рукой, поник головою Кольша. – Оказалось, самые лучшие люди у боярина – переветники! На то и доказательства есть. У меня все свидетели-видоки переписаны.

– Кто же именно переветники те?

– Боюсь и сказать, княже…

– Говори! Тут свои все.

– Анемподист-тиун…

– Тиун?

– И сам воевода – Дормидонт Иович… Оба с рыцарями дела имели. Доказательства тому есть.

– Что-о? – из устроенного под тенистой липою лежбища, отфыркиваясь, выбрался боярин Собакин, уставился злобным взглядом на Кольшу. – Это кто тут людей моих верных языком своим поганым позорит?

Сыскной, впрочем, нисколько не испугался:

– Выходит, не такие уж они и верные… Прости, боярин.

– Да я те за такие слова…

– Гюрята Степаныч, охолонь! – резко приказал Довмонт. – Доказательства те мы во Пскове посмотрим. Видоков послушаем, мозгами раскинем. Тщательно, не торопясь… с тобою вместе. Сам же просил дознание провести!

– Просил…

– Вот теперь и не рычи! Жди до Пскова…

– По пути в Ромашково людишек пошлю… Пусть тащат Анемподиста! И коли уж виноват… ух-х! Самолично головенку оттяпаю…

– В этом не сомневаюсь! Но сначала разберемся во всем точно.

– Само собой, княже… – недобро прищурился боярин. – Само собой…

– Так! – Довмонт строго посмотрел на Кольшу. – С коленей давай, подымайся… И вот, у сосенки, сядь… Коли ты тут обретаешься, так, мыслю, знаешь чего? Что про рыцарей скажешь?

– Собаки! – исполнив приказ, юноша уселся под сосною. – Хуже собак. Это они перемирье нарушили. Они боярские тони разграбили, деревню сожгли…

– А откуда те рыцари взялись?

– Швеллин, – отрывисто кивнул сыскной. – Есть тут замок такой. И комтурство.

– Вот! – Собакин просиял ликом и уже больше не смотрел на Кольшу волком. – Что я говорил? Швеллин!

– Ну, рассказывай про этот чертов замок! – властно приказал князь. – Не зря ж ты тут обретался? Все же сыскной… Так чего узнал?

– Значится так… – поднявшись на ноги, Кольша вытер вспотевшие ладони о полы рваной рубахи – рубища! Ну, так пошатайся-ко по лесу, поди…

– Старый швеллинский комтур третьего дня преставился, помер. То ли просто от старости, то ли от старых ран. За главного нынче там орденский брат Гуго фон Цвеллер, однако магистр его еще не утвердил. Утвердит ли или пришлет нового – бог весть. Пока рыцари тихо сидят – ждут. Рыцарей там немного, всего-то трое, но у каждого по «копью» кнехтов, да еще эсты-наемники. Всего получается около полусотни воинов.