Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит
Шрифт:
– Новая служанка боярина? Ну, та девица, про которую говорил князь… – Осетров схватывал идеи на лету. – Как же ее?
– Ярилка… А как в крещенье – не помню. Из Рогнединых девок… То есть боярыни Серафимы Изваровой… Эта Ярилка как раз нынче там, в Ромашково – где ж ей еще быть? В поход воинский не возьмут – чай, не воевода. – Степан Иваныч плеснул в кружку кваса из стоявшей на подоконнике крынки. Глянул на подчиненного:
– Будешь?
– Ага. Да я сам налью… А воевода Дормидонт, значит, в походе… с боярином своим и князем…
– Уж скоро возвернуться должны! Седмица, другая… Однако ты прав – за тиуном ромашкинским все одно присмотреть надо!
– Сделаю! – поднялся сыскной.
За что он уважал свое непосредственное начальство, так вот за это – умение быстро принимать решение и нести за него ответственность, не сваливать на других.
– Знаю, что сделаешь. Говори – как?
– Прикинусь офеней… Там их много сейчас… Девицу сыщу, свяжусь… Там уж, на месте, соображу, как… – склонив голову набок, Кирилл искоса посмотрел на начальника. – Ей сказать что?
– Тайное слово, – согласно кивнул тот. – Мы ее для встречи с Кольшей готовили… Ну, чтоб помогла… Слово тайное дали. Даже – слова. Что немногие знали. Запоминай! Самобеглые повозки, железная змея, ад! Запомнил?
– Ага!
– Ну, тогда – удачи. Да поможет тебе Господь!
С этими словами Степан Иваныч перекрестился на висевшую в углу икону Божьей Матери. То же самое сделал и Осетров.
– Парня сюда позови… – тиун вовсе не позабыл про Онисима. – К делу пристроим.
К обеду Довмонт, именуемый нынче как рыцарь де Фюнес, и шевалье Альберт де Шализ из Лотарингии, приговорив кувшинчик принесенного шевалье вина, сделались самими лучшими друзьями. Даже сыграли в кости – Довмонт проиграл и тут же расплатился «тяжелыми» полновесными пфеннигами.
– Ах, Луи, поистине, вы благороднейший человек! – восхищенно признался рыцарь. – Да-да, не то, что эти! Знаете, как они жульничают в кости? Ого-го! А еще – святые братья! Ханжи – вот они кто. Так еще бы! Первый магистр ордена меченосцев, некий Венно фон Рорбах… если я правильно произношу это варварское имя… Так вот он был зарублен топором за то, что жульничал! И зарубил его такой же орденский брат! Нет, вы только подумайте! Зато строят из себя – ого-го! Но, Луи, здесь, в общем-то, неплохо. Скучновато, но можно получить землю с крестьянами – и преизрядно. Ну и серебро… Хоть мы и рыцари, а не всякий сброд – а все ж серебришко не помешает, а?
– Конечно, не помешает мой дорогой де Шализ!
– Зовите меня просто – Альбер! И, умоляю, без этого германского «Т» – Альберт. Ужас!
– Да, – согласно покивал князь. – Это «тэ», пожалуй, уместно лишь на кресте святого Антония!
– И на шлемах кнехтов!
Оба тут же расхохотались. Князь и его новый друг говорили, конечно, на грубом верхненемецком диалекте, принятом в Ордене, отнюдь не по-французски. Собственно, единый французский язык еще только складывался, жители южной Франции (Лангедок) плохо понимали северян (Лангедойль), и лишь немногим лучше обстояли дела между западом и востоком. Да и Франции, по сути-то, еще не было – лишь чересполосица феодальных владений.
– Смотрю, тут у вас весело, дорогой Альбер!
– О, только лишь иногда, я вас уверяю! Но вы еще не видели обеда… Там может быть и веселье. Правда, довольно грубое.
– Посмотрим! Боюсь спросить… А как у вас насчет женщин?
– Ах, Луи! Вы, я вижу, истинный рыцарь! – собеседник шутливо погрозил пальцем. – Женщины здесь, увы, только падшие. Ну, или пленницы… Без всякой куртуазности! К слову, бывают и премиленькие!
– И сейчас есть?
–
Так и есть… Аж целых четыре штуки, мой друг! Две бродяжки – грудастые, в самом соку! Да они и сами не против – веселые! На пиру увидишь… И две русские девицы… Только не спрашивай, как они у нас очутились! Пока… Одна совсем еще юна, ее отец Арнольд пользует, только вовсе не любовно… И еще одна – та постарше, красавица, шарман, но… дикая, словно рысь! Брату Цвеллеру едва не выцарапала глаза, брату Францу прокусила руку!– Ого!
– Говорю же!
– Неужто, так дика? Я, мой дорогой Альбер, заинтересован! Люблю вот таких… горячих… Можно ли ее… как-нибудь…
– Все можно! – приложив палец к губам, рыцарь понизил голос. – Но! Я вам этого не говорил…
– Дай уж на «ты», Альбер! Мы же друзья?
– Друзья! А с девкой… с девкой я что-нибудь да придумаю, да… Хотя, признаюсь честно, в ближайшие дни вряд ли выйдет.
– Почему же, друг мой? – поднял глаза князь.
– Видишь ли, Луи… Все наши запасы вина и браги уже подходят к концу… А пополнить их пока что не представляется возможным – брат Готлиб, наш каштелян, прижимист, как черт! И очень любит считать не свои деньги.
– Считать не свои деньги… Привычка бедняков!
– Вот именно! Именно таков и брат Готлиб. Если б не Орден, побирался бы у себя в Бремене на паперти и…
– Ах вот как… Так я бы мог…
В дверь постучали. Довольно сильно, кстати, сказать.
– Входите! – махнул рукой князь.
Заскрипев, дверь отворилась, и на пороге возник молодой парень в синей рыцарской коте – крепкий, кровь с молоком, но с перевязанной головою…
– Я это… слышу – тут голоса…
– Это Карстен, наш славный рыцарь из Дании, – представил де Шализ.
Довмонт гостеприимно махнул рукой:
– Садитесь, Карстен, прямо на ложе, без церемоний. Пить будете?
– Буду! Ага.
Теперь выпили на троих… Кувшинец и кончился!
Ох… какое же глуповатое лицо у этого датчанина! Может, потому что молод? С возрастом пройдет. Если доживет, конечно…
– Знаете, что? – заговорщически подмигнул князь. – Я ведь хочу угостить всех! Ну, в честь моего приезда.
– Поистине, это достойно благородного рыцаря!
– Тогда подскажите – где поблизости можно купить вина… или хотя бы браги?
– А в корчме у Яна! – хором воскликнули собутыльники.
– Так я сейчас скажу своим людям…
– Не надо никого посылать, господин Луи! – юный датский рыцарь покачал перевязанной головою. – Просто дайте денег отцу каштеляну. Он все устроит уже к обеду! Я договорюсь…
А не такой уж он и дурень! Просто лицо глупое…
– Хорошо, Карстен! Договаривайтесь… А когда тут обедают?
– Как и везде – ближе к вечеру.
Кроме трех орденских рыцарей, гостя с оруженосцем и священника, отца Арнольда, на обеде присутствовали еще двое: улыбчивый, с лучистыми глазами, толстяк, вовсе не похожий на скупердяя – каштелян, брат Готлиб, и уважаемый всеми сержант – брат Генрих Миллер.
К тому времени уже зажарили целого кабана, привезли вино, да еще и медовуху, и пиво! Было, с чем разгуляться, и собравшиеся весело предались кутежу. Все, кроме отца Арнольда – тому не позволяло здоровье и убеждения. Впрочем, винопитию он не препятствовал, хотя и обязан был, согласно орденскому Уставу. Просто посидел немного с самым кислым видом, а потом под шумок ушел.
– А теперь выпьем за нашего уважаемого гостя!
– Слава! Слава!
– Сердечно благодарю вас, мои господа!