Доводы нежных чувств

— Денежный вопрос мы уже обсудили с господином Коулом. Я предложил за обе работы семь тысяч фунтов, и он согласился на эту сумму.

Бьянка задумалась, после чего снова спросила.

— У вас есть какие-нибудь документы на эти произведения? Вы же наверняка проводили экспертизу?

— Да, конечно! — Алессандро поднял одну из картин, вынул из-за её подрамника солидного вида бумагу с сургучной печатью и протянул девушке. Бьянка принялась изучать документ, на котором некий сеньор Посквале из комитета культуры Флоренции утверждал, что картины, лежащие сейчас перед ней, относятся к эпохе Высокого Возрождения и датируются как минимум шестнадцатым столетием. Сеньор Посквале ничего не утверждал, но полагал со всей уверенностью чуть ниже по тексту, что работы вполне могли принадлежать кисти Сандро Боттичелли либо кого-то из его учеников.

— Что скажете? — вступил Коул, испытующе глядя на Бьянку.

— Не смею спорить с представителем комитета культуры Флоренции, — она развернула листок лицом к нему. — Единственное, в чём я сомневаюсь, это авторство. Атрибутировать произведение вот так, на коленке я не смогу. Но думаю, что эти прекрасные произведения достойны того, чтобы пополнить коллекцию Национальной галереи, — она сделала паузу и вернула листок торговцу. — Позже, — продолжила она, сурово глядя на Джона, — мы вместе с другими экспертами по живописи проведём исследование, чтобы точнее определить авторство.

— Что ж, — вступил сеньор Манчини, — полагаю, мы договорились. — Он перевёл взгляд на Джона.

— Согласен, — подтвердил тот.

Мужчины снова позабыли про Бьянку и принялись обсуждать детали сделки. Девушку изрядно утомило это собеседование и духота маленькой закрытой комнаты, а потому она не заметила, как уснула в объятиях мягкого кресла.

Её разбудил громкий порывистый голос итальянца, весьма довольного заключением удачного договора. Манчини попрощался с Коулом и уже приближался к ней. Девушка поднялась с места.

— Благодарю вас за ваше участие, — проговорил он, целуя руку Бьянки. — Смею надеяться на то, что мы с вами ещё увидимся, — он еле заметно подмигнул ей. — Господин, Коул, — он снова обратился к Джону, — рад был иметь с вами дело, а теперь я должен идти. До встречи. — Алессандро коротко поклонился и скрылся за дверью.

Выждав паузу, Джон обратился к девушке:

— Вы простите мне эту маленькую ложь?

— Не такая уж она и маленькая, — недовольно проворчала Бьянка. — Но в жизни нам иногда приходится соответствовать сложившимся обстоятельствам и играть роли тех, кем мы не являемся, — процитировала она его письмо.

Коул усмехнулся.

— Вы мне очень помогли сегодня, — он взял её за руку, но девушка тут же высвободилась, опасаясь, скорее, собственного безрассудства, чем его.

— Перестаньте, я почти ничего не сделала. Давайте уйдём отсюда, — попросила она. — Здесь очень душно.

Джон покорился. Они спешно покинули помещение и, оказавшись на улице, Бьянка ощутила небывалую лёгкость. Спать уже не хотелось тем более, что ей после разговора с сеньором Манчини требовалось кое-что разузнать. У Джона были ещё дела в городе, а потому он не стал возражать, когда Бьянка попросила отпустить её немного прогуляться. Сдержанно попрощавшись со своим благодетелем, девушка пересекла площадь и срезая знакомые кварталы тоннелями глухих подворотен, вскоре вышла на оживлённую улицу. За первым поворотом она остановилась и взбежала по лестнице на широкое крыльцо городской библиотеки. Помещение пустовало. Пожилой библиотекарь поднял на неё безучастный взгляд и тут же вновь склонился над столом. Редкий шелест бумаги дополнял мирную тишину этого места. Бьянка проходила мимо стеллажей, оглядываясь по сторонам. Она остановилась, когда дошла до отдела мировой истории. Наугад вытянув пыльный том, девушка села на узкую лавку и стала ждать. Когда высокая тень заслонила тонкую линию света, проникавшую в этот закуток, Бьянка подняла глаза. В стороне от неё стоял высокий мужчина в сером костюме, час назад именовавший себя сеньором Алессандро Манчини. Бьянка поднялась со своего места, бросила на лавку книгу и не в силах сдерживать нахлынувшие чувства, кинулась ему в объятия.

— Алонсо, милый, — протянула она, не веря своим глазам.

Глава 48

Считается, что первая любовь не проходит. Более того, специалисты утверждают, что мы во всех, кого пускаем в свою жизнь, видим человека, разделившего наш мир на до и после. Милый сердцу образ крепко оседает в памяти, даже если причины расставания были не в его или её пользу.

Бьянка была счастлива встретить дорогого друга. Вместе с Алонсо они несколько часов гуляли по городу, вспоминали детство и юность, смеялись и недоумевали, как так вышло, что судьба, спустя столько лет, вновь позволила им вот так беззаботно бродить по улицам родного города. Они не чувствовали усталости. И всё же, ближе к вечеру урчание в животах напомнило о том, что пора покушать. Невзирая на свой солидный внешний вид, они, громко разговаривая, ввалились в первую попавшуюся на пути забегаловку. Хозяин трактира, как и его немногочисленные посетители, которые привыкли оценивать незнакомцев по одёжке, сразу обратили внимание на гостей и одарили их настороженными взглядами. Но парню с девушкой не было до них никакого дела. Они сели за свободный стол, после чего Алонсо хлопком подозвал к себе официантку. Он заказал две порции свиных котлет с пастой и острым соусом.

— О, Мадонна, — смеялась Бьянка, — ведь когда-то подобная трапеза считалась праздником, Алонсо, — она сияла от радости, не смотря на усталость после длинной прогулки, которая заявила о себе, когда девушка приземлилась на жёсткий стул.

— Иногда бывает приятно вспомнить, с чего всё начиналось. Согласись, хорошего было немало.

— Да, — протянула Бьянка. — Последнее время я всё больше смотрю на нашу жизнь иначе. Сегодня, к примеру, человек, у которого с детства было всё, чего он пожелает, признался, что завидует мне, — она замолчала, когда официантка поставила перед ними тарелки.

— Ты спишь с ним? — спросил Алонсо напрямую, закидывая в рот внушительных размеров кусок котлеты.

Бьянка поперхнулась и пользуясь этим, её спутник крикнул, чтобы принесли вина.

— Ты что такое говоришь? — возмутилась она. — Это не должно тебя касаться, — она нахмурилась.

— Прости, но я правда не думал, что ты так отреагируешь. Взрослый мужчина и молодая женщина путешествуют вместе. Само собой напрашивается…

— Нет, не напрашивается! — остановила она его. — Он помог мне, я помогла ему — вот и всё. Между нами ничего нет, — аппетит пропал и девушка отложила вилку.

Алонсо взял её за руку и прижался губами к тонким пальцам со всей нежностью.

— Дорогая моя, — проговорил он. — Как же я рад. Я полагал, этот тип дорог твоему сердцу и тебе пришлось переступать через себя, чтобы подыграть мне, — мужчина заговорщически улыбнулся.

Бьянка взглянула на него в смятении.

— Ты вёл себя так уверенно — ни один мускул не дрогнул, — начала она. — А если бы вместо меня был кто-нибудь беспристрастный? — она подняла свой бокал и сделала глоток.

— В деле торговли искусством всегда есть место сомнению, и покупатель должен это понимать, — Алонсо тоже отпил вина. — Здесь, как и в других делах, меня выручила непоколебимая уверенность в правоте моих слов, даже если это и не совсем так.

— Убалтывать ты всегда умел, — Бьянка облокотилась на стол. — Где ты вообще нашёл эти картины? — осторожно поинтересовалась она.

— Я говорил правду. Эта мазня хранилась на чердаке одной усопшей вдовы. Но я слукавил — мы не были знакомы. Мой друг снимал у неё комнату и, решив, что меня смогут заинтересовать её скоромные пожитки, предложил покопаться на чердаке, пока наследники не нагрянули.

— А документ?

— Не отличишь от настоящего, правда? — Алонсо самодовольно улыбался. — Помнишь Маурицио?

— Ури? — Бьянка оживилась.

Мужчина кивнул.

— Он был карманником много лет, но после очередной отсидки решил взяться за ум и работать по-крупному. У него золотые руки и потому язык не поворачивается назвать его фальшивомонетчиком. Но ты же сама видела. То, что он делает — вершина искусства. Даже оригинальные деньги и государственные печати не могут похвастаться безукоризненностью линий и тонкостью деталей, — мужчина сделал паузу. — Я постоянно говорю ему: «Твои работы так прекрасны, Маурицио, что рано или поздно ты на этом попадёшься. Ты делаешь слишком хорошо». Когда я прошу, чтобы он скривил пару-тройку линий, он отказывается. Этот человек не умеет халтурить в отличие от ремесленников нашего монетного двора.