Дождь Забвения

Ожье подумала, что машинист должен ее видеть. Но поезд не тормозил, и стальной рев наполнил все ее существо, будто громогласный приговор.

Верити закрыла глаза. Зачем держать их открытыми до последнего мгновения? Рев стал невыносимым, в ноздри ударило пылью, масляной вонью. Страшно дернуло за левую руку, словно поезд вырвал ее из сустава.

Затем рев ослаб. Ожье открыла глаза, осмелилась вдохнуть. Все в порядке. Рука на месте и даже не вывихнута. Но чемодан лежит полураскрытый в дюжине шагов, припасенная чистая одежда разлетелась по ближайшему пути и уже покрылась грязью. Между рельсами лежат две пачки поддельных денег, третью отшвырнуло далеко – до нее едва достает луч фонаря.

Верити схватила ближайшую пачку денег. Инстинкт самосохранения требовал бросить остальное и как можно скорее убираться из тоннеля. Конечно, вряд ли оставленные на рельсах деньги дождутся ее возвращения к порталу, но их достаточно и в комнате подле него. Пусть кто-нибудь – скорее всего, скудно оплачиваемый инженер метро – порадуется неожиданному подарку.

Она достигла платформы, когда на станцию подходил, тормозя, следующий поезд. Ожье ждала в темноте, когда он остановится и пассажиры устроят сутолоку у дверей. Машинист поднял газету с приборной панели, вынул из-за уха карандаш и лениво заскреб им по последней странице.

Ожье воспользовалась этим моментом, чтобы выбраться на платформу. Большинство выходящих пассажиров уже покинули вагоны и нестройной вереницей направились к выходу. Если смешаться с ними, вряд ли кто-нибудь заметит, что она вышла не из поезда. Но до небольшой толпы – большое открытое пространство, и пришлось миновать четверых сидящих.

Двери, шипя, закрылись, состав тронулся. Ожье старалась с беспечным видом идти вдоль края платформы. Наверху она будет в безопасности. Просто еще у одной бедняжки настали трудные времена, вот и опустилась. Таких замарашек люди не замечают.

– Мадемуазель, подойдите сюда, – сказали неподалеку спокойно, но властно.

Она оглянулась. Один из четверых сидящих поднялся и двинулся к ней, глядя решительно и строго. Он читал газету, но оставил ее на скамье. И оказалось, что на нем темно-синяя форма работника метро. Говоря, он надевал фуражку.

– Простите? – произнесла Ожье по-французски.

– Мадемуазель, вы должны пройти со мной. Боюсь, придется задать вам пару вопросов.

– Я не понимаю. Что я такого сделала?

– А это мы выясним.

Он указал на ближайшую дверь с табличкой «Вход воспрещен».

– Лучше будет для всех нас, если вы не станете устраивать сцену.

Она не двинулась. Служащий был невысоким, средних лет, с седеющими усами и сизо-красным носом, испещренным сеточкой полопавшихся сосудов. Ожье подумала, что он и в самом деле не хочет сцены.

– Я пока еще не…

– Нам сообщили, что два часа назад в тоннель спустилась женщина, – сказал он вполголоса. – Мы сначала не придали этому значения, но было два сигнала, от разных людей. Поэтому на всякий случай я решил проверить, не выйдет ли кто-нибудь из тоннеля.

– Но вы же не видели, чтобы кто-то выходил из тоннеля, – возразила Ожье. – А если и видели, то уж точно не меня. Я только что сошла с поезда.

– Я знаю, что я видел.

– Значит, вы ошибаетесь.

На его лице отразилась растерянность, видимо, он решал, тащить ее в комнату самому или позвать на помощь.

– Пожалуйста, не осложняйте себе жизнь, – попросил он. – У нас есть право вызывать полицию. Но если вы можете объяснить, в чем дело, полиция не понадобится.

– Что здесь происходит? – спросил кто-то по-французски с отчетливым акцентом.

Ожье оглянулась. К ним шел мужчина, держа руки в карманах длиннополого серого плаща. Хотя он был в фетровой шляпе, надвинутой на глаза, Верити сразу узнала его.

– Венделл!

– Верити, что происходит?

Как он здесь оказался? Не важно. Главное, он хочет, чтобы Ожье ему подыграла. Запинаясь, она проговорила:

– Флойд, я не совсем в курсе… но этот человек требует, чтобы я прошла с ним в комнату… и ответила на вопросы.

Флойд окинул служащего спокойным, терпеливым взглядом:

– И зачем вам это понадобилось?

– Сэр, вы знаете эту женщину?

– Полагаю, да. Это моя жена.

– Тогда не соблаговолите ли объяснить, зачем ей ползать по тоннелю метро?

– Я не совсем уверен, что понял вас, – ответил Флойд, снимая шляпу и приглаживая волосы.

Служащий поскреб синюшный нос:

– Я видел собственными глазами. Думаю, лучше нам продолжить этот разговор в кабинете.

Ожье вздохнула:

– Венделл, пойдем с ним. Давай скорей разберемся, и тогда этот смешной человечек оставит нас в покое.

Тот пропустил их вперед, затем достал ключ на цепочке и открыл потускневшую зеленую дверь в скудно обставленный кабинет. С потолка свисала голая лампочка, словно приманка рыбы-удильщика.

– Сядьте, – указал служащий на пару полукресел возле кривого деревянного стола, явно знававшего лучшие времена.

– Если вы не против, я постою, – проворчал Флойд. – И позвольте объясниться. Полчаса назад мне позвонила жена. Она работает в галантерее на улице Гей-Люссака. Магазин посещают самые разные люди. Иногда персонал позволяет им воспользоваться уборной наверху. К сожалению, сегодня кто-то оставил открытым кран. Верити, не расскажешь ли остальное?

– Раковина переполнилась, вода потекла, – подхватила та, заметив легчайший одобрительный кивок Флойда. – Просочилась в перекрытие, и потолок просел. Всех работавших внизу обдало грязью и засыпало обломками. Потому я и выгляжу так. Весь наш товар испорчен. Я позвонила мужу и сказала, что сегодня нас всех отпустили рано, и он приехал на станцию встретить меня. Я не хотела бы идти по улице в таком виде.

– Да вы оба – не французы, – произнес служащий так, будто обнаружил отягчающие обстоятельства.

– Это пока еще не преступление, – заметил Флойд. – Кстати, можете взглянуть на мои документы.

Он показал свое удостоверение и фальшивую визитку – несколько таких держал на всякий случай.

– Как видите, моя работа литературного переводчика подразумевает, что большую часть времени я провожу дома. Верити, пожалуйста, покажи доброму человеку и свои бумаги.

– Вот. – Покопавшись в сумочке, она вынула документы и дала служащему.

Он рассмотрел бумаги, испещренные грязными отпечатками пальцев: