Дожить до завтра

Я уже собралась было уходить, но Портос был не из тех, кто откладывает дела на потом…

— Юлия Сергеевна, давайте Скачкова заберем.

— Прямо сейчас?

— А когда еще? Я и комбата сразу предупрежу, чтобы полегче с салагой…

«Обмен» состоялся, и через пять минут мы на скорости восемьдесят километров в час подъехали к домику на окраине.

Командир полка подошел к старухиной кровати с шишечками. Петя спал, уютно свернувшись калачиком под лоскутным бабкиным одеялом. Портос растерянно замер: проорать «рота, подъем!» среди всех этих ковриков, горшочков и салфеток было так же нелепо, как пропеть «Петюнчик, вставай» в казарме.

— Петр! — громко сказал командир. — Вставай.

Петя перевернулся на спину, сладко потянулся и открыл глаза: перед ним стояли командир полка и начальник штаба собственными персонами. Он зажмурился, открыл глаза снова, но «видения» не исчезали.

— Пора, Петр, — напомнил командир полка. — Служить.

Скачков сел в кровати, и некоторое время все молчали, а я особенно остро поняла, какая пропасть их разделяет. Они не просто имели разные звания; казалось, они принадлежат разным кастам. Им даже нечего было друг другу сказать.

Петр опомнился первым:

— Теть Юль, можно я оденусь?

— Конечно, Петя, — кивнула я и вышла.

Через пятнадцать минут Скачкова передали в руки счастливого комбата, а меня проводили до гостиницы; в четыре утра в дверь номера постучали.

— Юлия Сергеевна! Пора!

Я вскочила, начала было натягивать футболку, когда из коридора снова раздался голос начальника штаба:

— Юлия Сергеевна, вы сразу по-походному одевайтесь, я тут принес.

Я приоткрыла дверь и выглянула: майор держал целую охапку обмундирования маскировочных цветов:

— Надевайте это, Юлия Сергеевна, будет холодно.

Вскоре я, разодетая, как боец из спецназа, уже сидела между мужчинами на заднем сиденье «УАЗа». Мне было по-настоящему хорошо. В казарме спал переданный в надежные комбатовские руки Петр Скачков, а в машине, едущей сзади, трясся и второй мой подопечный — по линии борьбы с хищениями и торговлей оружием — прапорщик Зимин. Машина бодро скакала по кочкам разбитой проселочной дороги, и я, положив голову на богатырское плечо Портоса, сладко уснула.

Время от времени машина останавливалась: то у егерской избушки, то у развилки дорог. Мужики выходили, хлопали дверями, шепотом матерясь, когда не могли договориться, по какой грунтовке ехать. Но я не хотела открывать глаз: так тепло, легко и надежно мне не было с тех самых пор, как папа приводил меня пяти-семилетнюю в свою часть. Солдаты — русские и узбеки, чеченцы и таджики — все хотели прикоснуться ко мне, погладить по голове, исполнить любое желание, потому что, как я теперь понимаю, маленькая девочка напоминала им о самом дорогом, самом теплом, что у них было, — о доме.

— Приехали! — весело заглянул в машину начальник штаба. — Выходите, а то самое интересное пропустите!

Я вылезла и потянулась, чувствуя, как поет и радуется отдохнувшее тело. Солнце еще только коснулось самых вершин огромных, в два обхвата, деревьев, и свежий воздух источал совершенно роскошные запахи… Командир полка украдкой растирал занемевшее плечо.

Офицеры, с удовольствием пощелкав затворами, занялись костром, и я улыбнулась: охота на глазах превращалась в чудный отдых на природе — с шашлычком, балычком и водочкой.

Честно говоря, я не любила стрелять. Может быть, потому, что мне, в отличие от большинства этих сильных, уверенных в себе мужчин, доводилось убивать людей, я не получала удовольствия от того, что живое существо падает, тыкаясь головой в землю, и дергает конечностями, истекая кровью.

Время шло. Солнце поднялось. Зверь, понятное дело, учуяв запах дыма, перебрался в менее опасные места, и охотники, съев почти все взятое с собой мясо, выпив с ящик водки и поменяв третью или четвертую стоянку, устроили пальбу по пивным банкам. Я подсела к прапорщику Зимину. Он опустил голову и печально улыбнулся.

— Слушай, прапорщик, а ведь у меня к тебе дело.

— Говорите.

— «Сделай» мне оружие.

— Да? И сколько вам нужно? — Взгляд Зимина похолодел и остановился.

— Два десятка автоматов, пару гранатометов, ну и боеприпас…

— А ракетную установку «Ураган» вам не «сделать»? — издевательски хмыкнул прапорщик.

— Только не говори, что ты не можешь. Я в Калининграде тыщу раз видела, как это делается.

— Вот и брали бы в Калининграде.

— Те времена прошли. Что могла, то взяла.

— А если я вас сдам? Прямо сейчас?

— Не свисти, прапор. Лучше подумай, а то ведь время и здесь может кончиться…

Зимин промолчал.

— Покупатель у меня есть. Деньги предлагает хорошие — восемь штук баксов. Ты подумай.

Лицо Зимина напряглось, а глаза забегали по сторонам. Цена получалась процентов на тридцать выше рыночной.

— Мои проценты — отдельно, — продолжала я. — Сюда не входят. Все деньги твои будут.

Прапорщик напряженно думал, и это было хорошо — «разработка» худо-бедно, но пошла.

— А не сделаешь ты, другой сделает. Из Калининграда ведь тоже не все нормально выехали: в свою квартиру и на свои бабки, — я усмехнулась. — Как я. Кто-то ведь до сих пор локти кусает, что вовремя свое не взял.

— Я такими делами не занимаюсь, — твердо сказал Зимин. — Разговор окончен.

Да, разговор был окончен. В принципе, этого и следовало ожидать.

Солнце пошло вниз, и офицеры начали сборы — пора было возвращаться.

В часть мы вернулись уже в сумерках. Второй «уазик» с моим завскладом свернул куда-то вбок на самом въезде в поселок: офицеров сразу же развозили по домам. Я попросила остановиться у КПП — хотелось прогуляться. Машина отъехала, и я пошла по прямой, обсаженной гигантскими тополями аллее.

— Теть Юль! — услышала я на подходе к гостинице.

Я обернулась; ко мне со всех ног бежал Петя Скачков.

— Я у вас военный билет забыл! — радостно сообщил рядовой. — И записную книжку.

Точно. Вчера мой подопечный схватил выстиранную и отглаженную мной одежду да так и выскочил вслед за командиром полка, оставив свои бумаги на тумбочке у кровати.

Мне, честно говоря, не хотелось прощаться с этим великолепным днем, и я с радостью ухватилась за мысль прогуляться еще чуть-чуть.