Дозоры слушают тишину

— Мда-а, — промычал Гольдберг и поинтересовался, о чем полковник хочет поговорить с больным.

Больше всего полковника интересовал этот уважаемый Али-Эшреф-хан. Он уверен, что Султан-Ахмед-оглы не по своей воле перешел границу. Тем более, уже несколько дней наряды наблюдают на той стороне челебори.

— Это что такое? — спросил Гольдберг. Слово «челебори», объяснил Сухаревский, происходит от двух слов: «челэ» — сорок дней и «бориден» — жать, резать траву. В Иране среди народа, особенно среди женщин, существует поверие: если, вставая до восхода солнца, в течение сорока дней жать по пучку травы в соседнем поле, то задуманное желание непременно исполнится. И вот пограничники наблюдают: каждый день на рассвете на одно и то же рисовое поле приходит молодая женщина и рвет траву. Установлено, что эта женщина — жена Султана-Ахмед-оглы и зовут ее Дильбар. Не загадала ли она желание, чтобы скорей вернулся домой ее муж?

С минуту они молчали.

— Дела-а. Выходит, что ваш Дербенев напрасно открыл пальбу по этому парню, — сказал Гольдберг.

— Да. Пришлось ему объявить трое суток ареста. Но, разумеется, не из сострадания к раненому, а потому, что Дербенев не использовал всех возможностей для задержания нарушителя без применения в дело оружия. Это брак в нашей работе. А за брак нужно наказывать.

Захватив с собой переводчика, они вошли в палату. Султан доедал обед, принесенный ему тетей Машей. Он застенчиво улыбнулся доктору, но при виде Сухаревского испуганно сжался и со страхом наблюдал, как тот подошел к койке, пододвинул стул и сел.

«Сейчас все решится, — думал Султан. — Этот самый большой раис пришел неспроста. Сейчас меня будут бить, потом выволокут на улицу и убьют. По приказу самого большого раиса». И сердце Султана сжалось от ужаса, он уже не находил в себе сил ни молчать, ни сопротивляться.

А Сухаревский говорил о том, что Султану придется пролежать в госпитале сорок дней, а может быть, и больше. И еще Султан должен рассказать, кто такой Али-Эшреф-хан, и верно ли, что он послал Султана рвать цветы бессмертника.

О, этот самый большой раис знал все, от него ничего не скроешь! Султан рассказал. И о себе, и об Али-Эшреф-хане, и о господине аттаре из Тебриза. Да, они велели пойти за бессмертником, и он пошел. А кто бы ослушался? Их воля — воля аллаха.

Он говорил, а Сухаревский кивал головой и думал о рабской покорности этого парня. Али-Эшреф-хан — хозяин, господин и к тому же прохвост. Заставил Султана перейти границу, чтобы положить в свой карман солидные куш, который ему отвалит аттар из Тебриза. А Султан мог бы получить пулю в башку — и только. Неужели он этого не понимает?

Нет, не понимает. Может, сказать, открыть ему глаза? Сухаревский уже хотел это сделать, но передумал: не надо, придет время — сам поймет.

— Ну, до свидания, Султан, — сказал Сухаревский, поднимаясь со стула. — Поправляйся скорее.

Султан проводил его удивленным взглядом.

Потом Султана навестил Дербенев, отсидевший свои трое суток ареста. Его никто не просил об этом, просто захотелось повидать иранца, из-за которого попал на гауптвахту. Сначала он негодовал на начальство, а потом, когда поостыл немного, понял, что дал маху с этим парнем. Нужно было бы маскироваться получше, подползти сзади, а уж если тот побежал, то и самому побежать наперерез изо всех сил… Говорят, иранец никакой не враг, а так себе, собирал траву.

В общем, обдумав все это, Дербенев решил заглянуть в госпиталь. Если разрешат, конечно. Ему разрешили. И рассказали вкратце все, что было известно о Султане-Ахмед-оглы. Так что Дербенев был вполне подготовлен к встрече.

Он побрился после гауптвахты, вычислил сапоги, пуговицы и пряжку у ремня, который ему вернул комендантский начальник.

Тетя Маша уже не дежурила около больного — ему стало лучше. Дербенев подошел к кровати и вдруг смутился: о чем они будут разговаривать? Как он подступится к человеку, которого чуть не отправил на тот свет?

Переводчик о чем-то поговорил с Султаном, и тот помрачнел сначала, даже отвернулся к стенке, а потом опять лег на спину и вопросительно посмотрел на Дербенева.

— Привет! — бодро сказал Дербенев. — Ну, как жизнь?

— Хорошо, — ответил через переводчика Султан.

— Вот я тебе тут принес, — и Дербенев вытащил из кармана пачку печенья.

— Спасибо….

— Ну, так значит… — произнес Дербенев. — А я, стало быть, тот самый, что тебя задержал на границе. Давай знакомиться. Иван Дербенев.

— Султан.

— Знаю. Что ж ты, брат, побежал от меня? — спросил Дербенев, отбросив все церемонии. — Я ведь мог бы подстрелить тебя.

Султан что-то быстро и сбивчиво проговорил.

— Боялся, — объяснил переводчик. — И еще он должен был вернуться с цветами. А то бы аллах покарал его.

«Вот чудила! — подумал Дербенев. — Ну и чудила! Дался ему этот аллах».

— Ты уж, Султан, не обижайся на меня, сам понимаешь — служба. А вот с тобой получилось, как у Пушкина. Скажите ему, товарищ переводчик, что у Пушкина есть стихотворение «Анчар». В школе проходили. Там описывается один интересный случай. В пустыне рос анчар, такое ядовитое дерево. Так один господин послал к этому дереву своего раба и велел принести ему яду. Раб послушно пошел. А потом умер. Перевели? — продолжал Дербенев. — Вот и у него так получилось: «И человека человек послал к анчару властным взглядом». Разъясните ему это.

Султан слушал, и вдруг из глаз его выкатились две слезинки.

Дербенев испугался. Он терпеть не мог слез, да еще мужских. Он не знал, как утешить иранца.

— Скажите ему, что мне тоже влетело, — сконфуженно признался Иван.

О всевышний! Прибавь бедному Султану разума. Он не понимает, почему этот русский солдат, который стрелял в него, пришел к нему с добрым сердцем? И почему он понес наказание за Султана? И почему не обижается на него? Слабый разум Султана никак не может постичь этого.

Так они удивлялись друг другу, пока не пришла тетя Маша и не выпроводила Дербенева из палаты.

…В общей сложности удивляться и делать для себя открытия Султану пришлось сорок восемь дней. Он никогда не спал в чистой постели, никогда не наедался досыта, его никто не лечил. Никогда и никто — до этого русского госпиталя.

На двадцатые сутки ему дали костыли. Он подошел к окну. Небо и солнце ослепили его. В мареве жаркого воздуха дрожали далекие горы.

Потом он стал выходить в коридор. На паркетном полу лежали квадраты света. Встречались больные, такие же молодые, как он.

— Салямалейкум! — поздоровался с ним один парень с черными, как у Султана, волосами.

— Алейкумсалям! — ответил Султан.

Незнакомец оказался азербайджанцем по имени Ахмед. Ему недавно сделали операцию грыжи, и он ходил чуть согнувшись, но был весел и беззаботен.

Они подружились.

Ахмед водил Султана по госпиталю, показал столовую, библиотеку, клуб. Вечером они вместе со всеми смотрели кино или телевизионные передачи. В кино Султан бывал и раньше, а «живой ящик» увидел впервые и очень удивился.