Дозвониться до небес
Шрифт:
– И что ж мне теперь делать? Как жить?
Бабка оттеснила ее в сторонку. Тетка всхлипывала. Трясла бабку за руку. Стонала.
– Она серьги ей с брюликами продала. За неделю до…
– И теперь по деньгам убивается?
– Нет. С ней сразу расплатились. Но серьги сперли.
Первое время после похорон я не могла как прежде общаться с родителями. Я смотрела на них как на потенциальных покойников. Которые с минуты на минуту могут запросто умереть. Я даже разговаривала с ними иначе. Пока маме не надоело, и она не сказала мне прямо – хватит, нечего придуриваться. Папа ее поддержал, сообщив, что смерть –
Для Арсения началась другая жизнь. Внешне она мало отличалась от предыдущей. За исключением того, что теперь на улице ему ничего не грозило. Так бабка сказала. С ее слов выходило, что по миру бродила какая-то страшная сила, готовая схавать бедняжку Арсения, а бабка не давала, а сила эта недолго думая решила поживиться хоть чем-то и сожрала его родителей. По-моему, бабка несколько упростила историю. Думаю, дело было так: сила каким-то образом напрямую зависела от самой бабки. Наверное, рядом с каждым настоящим чудотворцем кишат злобные сущности и только и ждут удобного момента напасть. Я прям так бабке и сказала. Она только глянула на меня, как на болезнетворного микроба – типа рот закрой. Но я не унималась.
«Получается, что вы его родителей как бы в жертву принесли!» – подумала я, но промолчала.
На фиг мне с ней ссориться. Кстати, выплывал еще один вывод. И этот вывод меня здорово озадачивал. Получается, что, хоть и Арсений противился обучению, а дар в нем был. И как бы он ни упирался, учиться ему положено, иначе беды не миновать.
И еще теперь у него не было поводов заходить к себе домой. Но именно это он и делал. Хотя после каждого посещения квартиры родителей ему становилось так плохо, что, казалось, сердце рвется на части. Подходя к двери, он не сразу открывал ее, а выстаивал минут пять, прежде чем вставлял ключ в скважину. А в коридоре подолгу прислушивался к тишине квартиры. Ходил по комнатам, думая, что пора избавиться от ненужных уже вещей. Которые так обожала его мать. Но ни до чего так и не дотронулся.
Однажды я была там вместе с ним. По его просьбе.
– Вот, смотри сколько украшений. Забери себе, что понравится. Я тебя очень прошу. Я не смогу это продать. Я не хочу, чтобы кто-то чужой это носил. Они мамины.
Мне было от чего смутиться.
– Арс, я не могу. Они дорогие. И взрослые. Ты бы лучше отдал ювелиру и переплавил. Цепочку себе, что ли, сделай.
Он невесело усмехнулся.
– В такой цепи только негры ходят.
– Негры теперь ходят в одной трети штанов, чтоб трусы видно было. И вообще, ты что – нацист?
– Нет. Просто у меня ум есть. В отличие от некоторых. Вот. Забирай. Подрастешь – носить будешь.
Отказать было сложно.
– Ладно. Как бы на хранение. Если что, я тебе их верну.
– Не надо. Я их видеть не могу.
– Ты и меня не захочешь видеть в этих украшениях.
– Не глупи. Я всегда рад тебя видеть. И слышать. Но мне не нравится, когда ты не слушаешься.
Он говорил со мной так, будто вдруг стал старше. Как будто я маленькая глупая девочка, а он – как мой сильно старший брат.
– А как со школой? – спросила я.
– А что с ней? Осталось всего ничего. И бабка там с кем-то договорилась насчет меня. Так что все неплохо.
«Неплохо» заключалось в полной приватизации Арсения
бабкой. Она быстро решила все вопросы на правах единственной близкой родственницы. Она оформляла какие-то важные документы, изредка привлекая внука, чтобы тот расписался на очередной правоустанавливающей бумажке. Она даже переговорила с директором школы, без труда доказав ей, что мальчик травмирован трагедией настолько, что временно о посещении школы просто не может быть и речи.– Да он и так у нас нечастый гость. Ничего, когда оправится, тогда и придет. А итоговые отметки мы ему так поставим. Как бы авансом. Главное, вы контролируйте, чтоб он домашние задания выполнял. А вот экзамены без вашей помощи ему не сдать. Но вы же ему посодействуете? Ну, я так и подумала. Так что вы сказали, уважаемая, насчет моего мужа? Стоит ему бросать работу в конструкторском бюро? Все-таки столько лет отпахал, страшно так, а как же пенсия?
– Как решил, пусть так и делает. Ремонтная мастерская – то, что ему нужно. Скоро столько машин придется чинить – страсть. Так что не сомневайтесь. С голоду не помрете.
Есть множество объяснений, почему соль так легко впитывает слова. Мне лично непонятно, как это происходит, но следует помнить, что если самому заговорить кухонную соль на здоровье и благополучие, то при каждой готовке еды вы будете прибавлять себе желаемого.
Глава 16
Жизнь – дерьмо, но я с лопатой
– Ты как? Ничего? Зайти можно? – пробасил верный Борька.
– Заходи, – Арсению не слишком хотелось общаться, но, как ни крути, пора было выныривать из добровольного заточения.
– А бабка дома?
– Дома. Куда она денется. Но ты не боись, ей не до нас, у нее очередь. Всем от нее что-то нужно. Не старуха, а черт знает кто. С утра пораньше деньги шинкует. Словно с ума сошла. Убей не пойму зачем ей столько. Не болеет, а на похороны давно отложено. Прикинь, вчера мне шмотки для гроба показывала, чтоб не перепутал, в чем ее на тот свет отправлять.
Арсений почти не запнулся на словах «похороны» и «гроб». До этого момента он избегал говорить на тему смерти.
– А мне понятно, – вдруг встрял Борька. – Она же понимает, что тебя, лоботряса, обеспечить на всю жизнь надо. Ты не обижайся, но все уже с универами определились. Знают, куда поступать. И многие даже подрабатывают. А ты – как говно в проруби.
– Ты что обзываешься? – искренне удивился Арсений. – Я тоже про универ думаю. А ты в какой поступать будешь?
– Тебе туда не светит, – сурово приговорил Борька.
Арсений расстроился. Он минуту назад придумал поступать вместе с другом за компанию.
– Мне в армию не идти.
– Ладно, фиг с армией. Что делать-то будешь после экзаменов?
– Осмотрюсь немного. Работать пойду.
– Куда? Кому и где охота с тобой возиться? Ты же делать ничего не умеешь.
– Слушай, – разозлился Арсений, – я думал, ты мне друг! Я думал, ты меня утешать пришел. Поддержать в беде и все такое. А ты…
Борька поджал губы и раздумывал, как быть. Он знал, что по сути абсолютно прав – Арсения не ждали ни на одной работе. Но вроде как неловко получается – у человека горе. А он ему правду в глаза говорит. Неприятную, но правду.