Драгоценность

Не знаю, как долго я сижу здесь, уткнувшись головой в колени, обливаясь слезами, дрожа от холода и медленно покрываясь инеем.

– Вайолет? – Я вздрагиваю от звука его голоса, но не отвечаю и не поднимаю голову.

Я слышу, как он садится рядом со мной, чувствую его тепло.

– Вайолет, я так виноват. Позволь мне объяснить. – Пауза. – Посмотри на меня, пожалуйста.

– Нет. – Если я посмотрю на него, то снова расплачусь. А я не хочу плакать перед ним.

Он вздыхает.

– То, что ты видела… это моя работа, Вайолет. Я должен это делать. Должен… целовать ее. – Я слышу, как он колеблется, подбирая слова. – Но это не то, чего я хочу. Я думал… думал, что ты это поймешь. – Я слышу, как шуршит трава. – Ты хоть представляешь, насколько я ненавижу свою жизнь? Мне приходится лгать постоянно. Я лгу этим девушкам, говорю им то, что они хотят услышать, и хуже всего то, что их это, похоже, не волнует. Им плевать, говорю я им правду или нет. Им плевать на меня. Они не видят меня, они не знают меня. Для них я вещь, которую можно таскать с собой на бал. Да, я не испытал на себе прелестей Аукциона, но меня постоянно покупают и продают, и это ничем не лучше.

Я поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. Слова застревают в горле, не в силах вырваться наружу. Потому что я все понимаю. Я хорошо знаю, что он чувствует. И не могу ни осуждать, ни обвинять его.

Он улыбается моей любимой загадочной улыбкой.

– Можно, я расскажу тебе кое-что?

Я киваю.

– В день, когда мы встретились, я услышал, как ты смеялась. Поэтому я вышел в гостиную. – Я тут же вспомнила, как истерически хохотала, когда сумела спрятаться и не столкнуться со служанками. – И там ты, раскрасневшаяся и улыбающаяся, и я подумал, что ты самая красивая девушка, которую я когда-либо видел. И у тебя был такой ошеломленный вид… – Он тихо смеется и заправляет мне за ухо выбившуюся прядь волос.

– Да, и я едва не снесла твой столик, – морщусь я.

Эш снова смеется, чуть громче.

– Да. Но ты заставила меня снова почувствовать себя… живым человеком. Ты увидела меня, Вайолет. Ты это понимаешь?

Я ума не приложу, почему это происходит. Почему именно сейчас? Я сижу в этом лабиринте и смотрю на единственного человека, который по-настоящему меня понимает. И это его я должна отвергнуть, потому что это правильно, потому что так надо? Слушать Люсьена и просто подчиняться.

Нет, это несправедливо. И я не могу так поступить.

Мне все равно придется оставить его рано или поздно. И это уже наказание. Мне придется оставить его, а еще придется врать.

– Вайолет? – Вид у него встревоженный, и я боюсь, он испугался выражения моего лица.

Всего несколько недель остается до Самой Длинной ночи. Всего несколько коротких недель, чтобы побыть с ним. Я думаю, что стоит рискнуть.

Я хватаю его за ворот пальто и притягиваю к себе, впиваясь в него губами. Мы друзья по несчастью, мы оба – собственность, лишенные права выбора. Но мы свободны в своем праве быть вместе. И никто не присвоит это мгновение нашей близости. Я чувствую, как он удивлен моим порывом, как напрягаются его плечи, но страсть берет верх, и вот уже его пальцы погружаются в мои волосы, и мы падаем на холодную траву.

На следующее утро я сижу в своем любимом кресле у окна в чайной гостиной и наблюдаю за машинами, которые то и дело подъезжают к парадному входу.

Сегодня их намного больше, чем обычно – лакеи снуют взад-вперед, таскают какие-то столики, рулоны тканей и охапки цветов.

– Что там происходит? – спрашиваю я Аннабель. Ее лицо становится грустным, а щеки вспыхивают румянцем.

– Что? Аннабель, в чем дело?

Она пожимает плечами.

Помолвка Г.

– Гарнета?

Она кивает.

– С кем?

Дом Пера.

– О.

Вечеринка завтра.

– И как настроение у Гарнета?

Аннабель улыбается, вскидывая брови.

– Да уж. – Я смеюсь. – Могу себе представить, как ему все это противно.

Вдруг распахивается дверь, и в гостиную вплывает герцогиня.

– Пойдем со мной, – сухо произносит она. Я бросаю взгляд на Аннабель – она бледнеет, и вид у нее встревоженный.

– Куда мы идем, моя госпожа? – спрашиваю я, пока мы идем по цветочной галерее. Она не отвечает, но, когда мы подходим к лифту, я уже знаю ответ.

Доктор Блайт стоит к нам спиной, и у меня внутри все холодеет от страха. Неужели он снова достанет свой пистолет?

– Как ты себя чувствуешь сегодня? – спрашивает доктор.

Я полагаю, он обращается ко мне.

– Отлично, – говорю я.

– На улице стало прохладнее. Насморк, кашель, боль в горле – ничего не беспокоит?

– Со мной все в порядке, – повторяю я. Почему герцогиня все еще здесь?

– Вы готовы, доктор? – нетерпеливо спрашивает она и железной хваткой впивается мне в руку, словно удерживая меня от побега. Как будто мне есть куда бежать.

– Одну минутку, моя госпожа, – отвечает доктор Блайт.

– Вы сказали, что сроки должны быть точными, – говорит герцогиня.

– Не волнуйтесь, никаких проблем, моя госпожа. – Я улавливаю скрытое возбуждение в его голосе; он оборачивается и улыбается мне теплой улыбкой, которая сразу же настораживает меня. Осторожно ступая, он подходит ко мне. – Не пугайся, – говорит он.

И только тогда я замечаю отливающие серебром стремена в изножье кушетки.

Иглу в его руке я замечаю слишком поздно.

Острое жало впивается мне в шею, и мир становится черным.

22

Я слышу слабый гул, напоминающий звук аркана.

Пытаюсь открыть глаза, но веки неподъемные. Язык опух, и глотать приходится с усилием.

– Она просыпается, доктор.

Голос герцогини просачивается сквозь густой туман тьмы. Я чувствую, что в моей руке что-то сидит. Хочу пощупать, но не могу пошевелиться.

– Не беспокойтесь, моя госпожа. Мы почти закончили.

Доктор Блайт. Медицинский кабинет. Игла. Стремена.

Сознание возвращается стремительно, и я заставляю себя поднять тяжелые веки. Сначала я ничего не могу различить кроме ярко-белого свечения. Но наконец мир обретает очертания.

Лучше бы я оставалась без сознания.

Мои руки привязаны ремнями, ремень тянется и по плечам. В сгибе локтя торчит внутривенная игла. Ноги полусогнуты и широко расставлены, жесткая белая простыня накинута на колени, словно шатер.

Легкие как будто сдавлены, и я никак не могу отдышаться.

Лицо герцогини встает надо мной.

– Успокойся, – говорит она, вытирая мой лоб влажной салфеткой. – Иначе тебе будет трудно дышать.

Мне не хватает воздуха. Сердце отчаянно бьется, слишком быстро, слишком быстро.

– Что… происходит? – вырывается у меня хрипом.

– Дыши глубже, – доносится из-за белой простыни голос доктора Блайта. – Расслабься. С тобой все в порядке.

– Я не… я не… чувствую ног… – Я задыхаюсь, перед глазами появляются белые вспышки. Сердце вот-вот взорвется.