Дракон восточного моря, кн. 2. Крепость Теней

Через какое-то время Торвард снова появился поблизости – видимо, вспомнил о своем пленнике. В неподпоясанной рубахе, усталый и осунувшийся, с темными кругами под глазами, Торвард конунг медленно подошел и с почти стариковской осторожностью опустился на бревно поблизости от лежащего Бьярни. Кроме двух широких золотых браслетов, в его облике не было совершенно ничего королевского, и от собственных хирдманов его отличали только смуглая кожа и черные волосы.

– Развяжите его, – велел он хриплым голосом, осмотрев пленника с ног до головы.

Кто-то из хирдманов разрезал ремни, и Бьярни сел на земле, пытаясь одолеть головокружение и вяло растирая онемевшие руки. Он впервые видел Торварда конунга так близко, без шлема и прочего снаряжения, и наконец-то мог его рассмотреть. И ничего необычного он в конунге фьяллей не увидел. Здоровенный мужик лет тридцати или чуть меньше, с правильными, немного грубоватыми чертами лица, с распущенными черными волосами до лопаток, с длинным заметным шрамом от правого угла рта через всю щеку – даже сейчас, утомленный и не вполне оправившийся от раны, он выглядел весьма впечатляюще, и вся его фигура излучала мощь, но все же это был просто человек, а не дракон никакой и не бессмертный герой. В его темных глазах не было враждебности или угрозы, а только спокойное, изучающее, немного небрежное любопытство.

– Значит, ты сын Сигмунда Пестрого и внук здешнего короля, – сказал он через некоторое время. – Как тебя зовут?

– Бьярни. Сын Сигмунда.

– Это я понял. И что же – отец учил тебя сражаться? Или кто-то другой? Давно ты с Квартинга?

– Меня учили сражаться люди моего отца. Воспитатель его законных сыновей обучал и меня также.

– Ну, едва ли тебя чему-то особенному научили, раз в тот день в усадьбе я тебя и не заметил, – пробормотал Торвард скорее себе, чем собеседнику. И хотя эти слова были довольно обидными, Бьярни почему-то не чувствовал обиды. Торвард конунг, похоже, вовсе не собирался его оскорбить, а всего лишь искал ответ на некий важный для него вопрос.

– А твоя мать? – снова спросил он. – Она колдунья?

– С чего ты взял? – хмурясь от головной боли и недоумения, отозвался Бьярни. – Какое тебе вообще дело до моей матери?

– Пытаюсь понять…

– Что?

– Откуда в тебе столько силы, что… Как ты попал сюда, на Зеленые острова?

– По морю приехал.

– Зачем?

– Чтобы раздобыть доказательства моего родства с ригом Миадом.

– Это отец тебя послал, когда решил узаконить?

– Нет, я сам это решил, уже после того, как он меня узаконил.

Побуждаемый настойчивыми расспросами, Бьярни мало-помалу рассказал Торварду всю свою сагу. Умолчал он только о неудачном сватовстве к Ингебьерг, из-за чего, собственно, и собрался за море. Да и разве для желания прояснить свое происхождение нужны какие-то особенные причины? По крайней мере, Торвард их не искал и слушал рассказ внимательно и с любопытством.

– Вот я и говорю, что свинья ты неблагодарная, – снисходительно сказал он, дослушав до конца. – Ведь ни один друг и родич не сделал и не сделает для тебя столько добра, сколько я. Я сделал тебя свободным человеком, наследником твоего отца. Я и здесь уничтожил твоих соперников и расчистил тебе дорогу к наследству твоего деда! Ты был жалким рабом, побочным сыном хевдинга, а теперь можешь сам стать хевдингом или даже здешним королем. И если за все это ты собираешься меня ненавидеть, то ты такая неблагодарная тварь, что моей ненависти даже не стоишь!

– Я не могу стать наследником деда, – устало ответил Бьярни, которому уже было не до обид. – Потому что ригу наследует не его сын или внук, а муж сестры или дочери. У моего деда есть внучка, и его преемником станет ее муж.

– Эта внучка и есть Элит – дева с бровями как два черных жучка? – Торвард усмехнулся. – Даохан мне о ней все уши прожужжал. Она и правда так хороша?

– Больше, чем ты можешь себе представить, – холодно отозвался Бьярни, вовсе не собираясь говорить с конунгом фьяллей о своей сестре.

– Ха! – Торвард на миг вскинул глаза к небу. – Очень хотел бы я посмотреть на женщину, которую даже я не мог бы себе представить! После Эрхины-то…

Казалось бы, лишь сегодня утром Торвард конунг осыпал его оскорблениями и в его темных глазах горела ненависть и жажда убийства – и вот он уже говорит с ним, спокойно и почти дружелюбно, и Бьярни против воли чувствовал скорее любопытство к этому человеку, о котором так много говорилось, чем ненависть. А что с тех пор случилось, что угасило бы их взаимную вражду? Ничего. Просто для Торварда все это было обычным делом – война, ненависть, и он уже не раз видел, как друг становился врагом или наоборот. Сейчас ему ничего от Бьярни не было нужно и он не видел причин для вражды.

– Я теперь вспомнил, мне о тебе говорили, – сказал Торвард под конец. – Еще там, на Квартинге. Когда мы, как бродяги, ходили по дворам и собирали себе одежду, тамошние люди говорили, что нас поджег, должно быть, побочный хевдингов сын. Может, они называли тебя по имени, но это я не помню. Помню только, я еще ругался, что, на нашу беду, хоть один настоящий мужчина в этой округе нашелся.

Бьярни криво усмехнулся и промолчал. Он тоже помнил эти слова, которые его отец воспринял как повод для гордости, – пусть произнес их кровный враг, но в устах конунга, кто бы он ни был, это была очень весомая похвала, когда она относилась к сыну рабыни.

Однако сейчас его дела не располагали к веселью. Убивать Бьярни Торвард конунг не собирался, но в то состояние, в котором сын Сигмунда был рожден, он теперь очень даже мог вернуться. Остаток дня сэвейги провели на том же лугу, собирая добычу, перевязывая раненых и отдыхая после боя, а уже назавтра двинулись дальше, в глубь острова. Бьярни вместе с другими пленными, кто был в состоянии передвигаться, повели вслед за войском. Не способных идти своими ногами везли на волокушах: Торвард понимал, что все эти неистовые воины – знатного рода и за них можно получить неплохой выкуп. Если, конечно, найдется, у кого его запросить и если все сокровища побежденных не достанутся победителям уже по праву сильного. А если выкупа не будет, то тех, кто оправится от ран, увезут с собой и продадут на рабском рынке. Предвидя окончание похода, Торвард разрешил брать пленных – молодых сильных мужчин и красивых юных девушек, за которых в Эльвенэсе и Винденэсе можно выручить по марке серебра, а в говорлинском Ветроборе – две или три, если повезет.

Двигаясь вдоль реки Клионы, захватчики вышли прямо к бругу Айлестар. Преградить им дорогу было больше некому. Вскоре Бьярни вместе с другими пленными очутился в одном из строений, где раньше хранились припасы. Сам риг Миад, по слухам, тоже стал пленником, хоть и оставался в брохе.

Единственное, что утешало, – Элит не попала в руки Торварда. Ее вообще не было среди домочадцев старого рига, оказавшихся в плену. Слуги, приносившие пленникам еду, рассказывали, что после битвы она домой не возвращалась и с тех пор ее никто не видел.

Поначалу Бьярни держали в сарае вместе с прочими пленниками. Многие из них склонялись к мысли, что поход их закончится на рабском рынке Винденэса. И если Бьярни мог надеяться, что за него и за Ивара хельда с его сыном, как за родичей, Сигмунд заплатит выкуп, то у всех остальных на это надежды было мало. Большинству, похоже, предстояло окончить свои дни в рабстве где-нибудь за морем. И хорошо еще, если купит кто-то из сэвейгов. А если увезут туда, где солнце палит с неба яростным пламенем, воды и тени нет и рабы, обреченные вечно взрыхлять мотыгами каменистую землю, не выдерживают и года?