Дракон выбирает судьбу

– Да, я всегда знал, что она пробивная, – заметил Гилберт. На свадебной церемонии их с Джеммой разместили во втором ряду, на местах для почетных гостей – и вот они смотрели, как Макс и Сибилла обмениваются свадебными клятвами и простенькими кольцами. Пожалуй, таких смешанных свадеб скоро будет много.

Уцелевшие драконы захотят породниться с людьми. Уцелевшие драконы всегда будут вспоминать отрубленные головы сородичей, нанизанные на пики парковых оград. Вернувшись домой в тот день, Гилберт лег на кровать лицом вниз и сказал себе, что никогда, ни при каких обстоятельствах не спросит у Джеммы, что случилось в зале и почему чужая воля вдруг убралась из его головы.

Они выжили. Они были свободны. Что еще надо?

Каждый день Гилберт ждал, что в его башне появятся неприметные люди в серых костюмах, представят нового главу издательского дома – разумеется, это будет человек, которого президент Сальцхофф выбрал лично – и спровадят Гилберта пинком по лестнице. Но этого не произошло. У драконов отбирали банки, железные дороги и верфи, драконы отдавали в казну все, что имели, и радовались, что сохранили головы, но в издательской империи Гилберта все шло по-прежнему.

Однажды он проснулся и понял, что ничего не произойдет. Он будет жить и работать дальше.

Дьявол сдержал слово.

– Я обязательно сделаю тебя счастливым, милый, – прощебетала Сибилла, и над ее головой проплыла драконья искра: дитя напомнило о себе, и на лице Макса появилась глуповатая улыбка – он ощутил связь отца и сына. Да, драконы потеряли головы, драконы потеряли все, но Гилберт знал, что однажды они вновь поднимутся. Уже другие, в другом мире.

– Зачем нас с тобой вообще позвали… – вздохнула Джемма. – Мы ведь им не друзья.

Гилберт пожал плечами. Возможно, Сибилла, надевая свадебное платье от известного марнаберского кутюрье, думала, что Гилберт будет кусать локти, когда поймет, какую красавицу потерял – но Максимилиан был умнее. Он показывал всем, что идет правильной дорогой – вот во втором ряду сидят те, кто эту дорогу проложил.

Мир изменился. Гилберт хотел его разрушить, чтобы Джемма стала его женой – но все пошло не так, как он хотел.

Новых голов никто не рубил. Возможно, Сальцхофф как-то сумел усмирить свою природу. Гилберт предпочитал не задавать вопросов – он жил и работал дальше. Осенью планировался выход нового журнала для подростков, у “Ежедневного зеркала” появилось экономическое приложение, так что дел хватало.

Но иногда ему снился зал, плаха, залитая кровью и раскрытое окно – чужая воля подталкивала Гилберта к нему, выбрасывала прочь и говорила “Лети”. И он летел, чувствуя, как огонь выплескивается из тела, и понимая, что это конец. Тогда титаническим усилием воли Гилберт вырывался из сна, бесшумно поднимался с кровати, оставляя спящую Джемму, и уходил в свой кабинет – там он открывал сейф и вынимал фотографии.

– Отец организовал слежку за ней, – сказал Максимилиан: он позвонил после того, как отправил приглашения на свадьбу. – Очень разозлился после ее фотографий из Кавентона.

Гилберт кивнул – он и так это понял. А вот влиял на него в тот вечер уже Сальцхофф – он узнал это чувство, когда потащился к окну и вылетел в окно, чтобы убить себя.

“Не говори и не спрашивай, – думал Гилберт, рассматривая смятые фотографии. Вот Джемма танцует с Северным Ястребом, вот он прикасается губами к ее виску, вот они садятся в машину. – Не задавай вопросов о том, что случилось в офисе, не спрашивай, что на кассете, которую Джемма хранит в шкафу, и тогда все будет хорошо”.

Однажды драконы снова поднимутся. Вырастет новое племя, придут новые деньги, воздвигнутся новые башни. Все никогда уже не будет так, как прежде, но все будет хорошо.

– И я, властью, данной мне Господом, объявляю вас мужем и женой, – произнес священник. – Любите друг друга и будьте счастливы!

Молодожены поцеловались, и Гилберт подумал, что Максимилиан сделал правильный выбор. Тюрьма, казнь отца и помилование очень сильно его изменили – он наконец-то понял цену и ценность жизни. Пусть пока лишь своей – все равно это было хорошее начало.

Гилберт посмотрел на Джемму, мягко сжал руку жены – она обернулась к нему и улыбнулась.

Мир рухнул – но они стояли на его развалинах, обдуваемые свежим ветром, и были счастливы.

Эпилог

Четыре года спустя.

Джемма пришла на кладбище поздно вечером, когда все, кто провожал президента Сальцхоффа в последний путь, разошлись. Накрапывал дождь, было тихо и темно, осенний ветер лениво гнал по дороге обрывок красной ленты – должно быть, зацепили один из бесчисленных венков.

Страна была в трауре. Драконы, конечно, ликовали – их злейший враг, их рок и погибель умер от обширного кровоизлияния в мозг – но делали это за закрытыми дверями и плотно занавешенными окнами. Они наконец-то освободились – и Джемма тоже почувствовала себя свободной.

Драконоборца не стало. Он пришел, разрушил старый мир и покинул его. Иногда Джемма вспоминала их поцелуй над плахой – опаляющий, переполненный огнем, пеплом и кровью – и знала, что никогда, ни при каких обстоятельствах не расскажет Гилберту о том, как спасла его.

О том, что случилось в офисе в тот день, когда Андреа размазал сыворотку правды по ее губам, Джемма тоже молчала. Есть правда, которая убивает, а она не собиралась убивать своего мужа. Но однажды у нее хватило сил, чтобы прослушать кассету, присланную Бруком – это было больно, очень больно, но Джемма сказала себе, что должна знать правду.

Это нужно, чтобы никогда не быть куклой в чужих руках. И неважно, чьи это руки – человека, которого наградили драконьей долей, или драконоборца, спасителя мира от чудовищ.

Она прошла к свежей могиле, заваленной траурными венками и цветами, и на мгновение ей сделалось жутко. На кладбище никого не было, здесь давным-давно сгустилась тьма, которую едва разгоняли фонари, и со всех сторон доносился тихий невнятный шепот – то ли осыпались листья с кленов, то ли души лепетали о том, что оставили среди живых.

– Привет, – негромко сказала Джемма. Вспомнила энергичного молодого мужчину, который заступился за нее в поезде, и сердце стиснула тоска. – Я хотела с тобой проститься.