Дракон

Затем он расположился за мной, массируя мою спину всё ещё скользкой ладонью.

— Откройся для меня, Элли, — мягко попросил он.

От его слов я запаниковала. Затем я осознала, что он имеет в виду моё тело, а не мой свет.

Заставив себя выдохнуть и расслабиться, я сделала так, как он просил, и толкнулась навстречу, когда он более настойчиво повторил просьбу своим светом.

Затем он очутился во мне. Это он тоже сделал умело.

Я знала, что меня ждёт, но ощущения всё равно застали меня врасплох. Хуже того, от этого мои защиты опустились как минимум на короткий промежуток времени. Я вскрикнула, невольно выгнувшись под ним. Он крепче стиснул меня, когда я отреагировала низким стоном и сжала покрывало в кулаках.

— Gaos, — пробормотал он, глубже входя в меня. — Gaos, да… мне тоже хорошо, Элли. Это так приятно, бл*дь…

Я не ответила, прикусив губу и отвернув от него лицо.

Казалось, он трахал меня довольно долго. Долго, медленно, жёстко… он был очень хорош в этом. Слишком хорош. Каждый глубокий толчок заставлял меня стонать и таять под ним. Я старалась не думать о Ревике на другом конце, старалась держать свой свет закрытым, отгораживать нас щитами, но моя боль продолжала усиливаться, когда он не дал мне кончить.

И да, может, это было бы неплохо… вроде как… если в итоге он сделает мне ещё лучше. Но он также не прикасался ко мне нигде, только стискивал мои бёдра.

Он не позволял мне прикасаться к себе.

Казалось, он вообще не был заинтересован в изучении моего тела.

Он также посылал мне свою боль и удовольствие интенсивными импульсами, от которых я извивалась под ним, потела, стонала, а потом и вовсе начала хныкать и умолять.

Кончив в этот раз, он издал надрывный крик.

Он оставался глубоко во мне, содрогаясь и удерживая мои бёдра мускулистыми ладонями. Я заскрежетала зубами, чувствуя, как он отпускает контроль, и та интенсивная боль струится по его свету.

В те несколько секунд его желание сделалось настолько мощным, что я застонала в голос, противясь ему.

Однако он лишь вошёл глубже, хватая воздух ртом, притягивая меня к себе, и боль струилась из его члена. К тому моменту я дошла до такого отчаяния, что подумывала использовать телекинез, но он вышел из меня прежде, чем я успела решить, погладил мою поясницу сильными пальцами и просто стоял там на коленях, тяжело дыша.

Несколько секунд он, казалось, просто пытался взять себя в руки и вернуть дыхание в норму.

— Мне нужно в душ, — объявил он после этого.

Изумившись, я начала переворачиваться, чтобы сердито посмотреть на него или, может, послать на три буквы, но он снова крепко шлёпнул меня по заднице.

Когда я встретилась с ним взглядом, его лицо сделалось напряжённым и серьёзным.

— Нет, — его тон зеркально вторил этому выражению. — Нет. Ты останешься здесь.

— Какого хера…

Он перебил меня так, словно я ничего не говорила.

— …Ты останешься здесь, — жёстче повторил он. — Прямо здесь, сестра. В этой самой позе. Ты будешь ждать меня здесь именно в таком положении. Ты поняла?

Его массирующие пальцы сильнее давили на моё бедро и спину, странно убаюкивая, пока он разминал линии мышц. Наклонившись, он подхватил с полу свою футболку и начал нежно вытирать меня.

— Если ты сдвинешься с этого места или сомкнёшь бедра, Элли… я не вернусь. Ты поняла? Тебе придётся просить кого-то из тех маленьких мальчиков подрочить тебе. Как ты и планировала.

Мои челюсти сжались от его слов. Однако я ничего не сказала.

Он бросил свою футболку обратно на пол.

— Ты будешь ждать меня? — спросил он.

Я мысленно поколебалась, чувствуя, как его свет притягивает мой.

Я чувствовала там желание, змеившееся в его aleimi вопреки тому факту, что он уже кончил — дважды — и вопреки тому факту, что в его голосе до сих пор не отражалось ни капли эмоций или боли. Однако я чувствовала там сильное желание, вопрос, который жил в его свете, пока он продолжал массировать мою спину и бедро.

— Элли? — сказал он.

— Да, — сердито ответила я. — Да. Я буду ждать.

Я услышала, как он улыбнулся.

— Ладно. Я позаимствую полотенце, ладно?

Я издала ещё более раздражённый звук.

— У тебя там есть мыло?

— Да, — прорычала я.

— А твоя ключ-карта? — невинно спросил он.

— Как скажешь, — отозвалась я.

В этот раз он усмехнулся.

Кровать скрипнула, когда он поднялся на ноги.

Я слышала, как он открывает шкаф, слушала шорох материала, пока он, должно быть, перебирал мою стопку чистых полотенец. Через несколько секунд дверь шкафа снова закрылась. Потом я услышала, как он возится с моей одеждой у стены, наверное, ища ключ-карту.

Затем открылась дверь в мою комнату, и я ощутила неожиданную вспышку страха — вдруг кто-то заглянет и увидит, как я лежу тут голая, приподнявшись на коленях и практически распростёршись на собственной постели в ожидании возвращения этого придурка.

Но он не оставил дверь открытой надолго.

И в душе он тоже не торопился, бл*дь.

Но мой свет не успокоился за время его отсутствия.

Вместо этого боль лишь усилилась, пока я лежала, уткнувшись лицом в покрывало и находясь практически в порно-версии «позы ребенка», которую я помнила по тем временам, когда ходила с Касс на йогу в Сан-Франциско.

По какой-то причине я не могла заставить свой разум заткнуться и вновь осознала, что для Даледжема это мог быть какой-то секс из ненависти.

Или какой-то извращённый способ отплатить Ревику. За то, что он женился на мне, за то, что не пожелал выслушать его… за все те иррациональные чувства, которым поддавались видящие, когда дело касалось безответной любви.

Эта мысль бесила меня, да.

Это также причиняло боль. Эту часть я не могла объяснить даже самой себе.

Но да, это причиняло боль.

Проблески воспоминаний о Дитрини проносились в моей голове, что тоже не помогало.

Воспоминания по какой-то части вызывали больше печали, чем злости, хотя я думала, что давно пережила это дерьмо — во всяком случае, основные моменты случившегося со мной в Пекине. Даледжем играл со мной в манере, схожей с тем, как иногда играл со мной Дитрини, особенно в начале, когда я ещё не возненавидела его до мозга костей.

Когда его уверенность ещё служила поводом для возбуждения, а не очередным симптомом буйного нарциссизма.