Драконье царство

Все верно — на кого оставить этот мир и, собственно говоря, оставлять ли? Зачем? Затем, что в будущем должно случиться что-то, требующее моего присутствия? А какого черта? Я ничего не обещал будущему. Почему оно должно влиять на мои поступки в прошлом? Кому обязан? Другим измерениям? Справятся без меня. Раз не спрашивали моего согласия…

— Ты болен?

— Нет, — ответил я с сомнением, позволяя ей перехватить инициативу. Может быть, так и нужно, кому же еще… А если я передумаю, от этого не будет никакого вреда.

— Что бы с тобой ни было, — очень трезво произнесла Моргейза, — Тебе придется разобраться с Константином, если это беспокоит тебя.

Я пристально посмотрел ей в глаза и слегка улыбнулся.

«Ты всегда остаешься психологом», — подумал я со странно веселым облегчением. «Может быть, я зря тебя подозревал, и страхи и ненависть играют в моем сознании не такую важную роль как мечты и желания. Может быть. Или это лишь желания, выдаваемые за действительность. Но, в конце концов, никто не идеален».

Внезапно раздался оглушительный грохот. Дверь распахнулась, в нее ввалился взъерошенный, как дикий еж, Лот, с отчаянным сверканьем в очах, и застыл на пороге. Посмотрел на жену, на меня, на лежащий между нами меч, и смятенно произнес:

— О…

— А? — рассеянно переспросил я.

— Мм… — протянула Моргейза.

— Ну наконец-то, хоть одна согласная! — искренне обрадовался я. И снова перевел взгляд на Моргейзу. — Но ведь Кадор — твой брат.

На ее лице отразилась такая гамма чувств, что мне захотелось навеки запечатлеть ее в своей памяти. И этот неповторимый тон… не знаю что… все сразу…

— Ты тоже, — ответила она. Мне так захотелось ей поверить.

— Что тебя вдруг так устрашило, Лот? — спросил я. Мы шли по галерее. В просветах между колонн шпарило солнце.

— Ну, знаешь… Кадор — он только что уехал. Он, прости… говорил, что ты, похоже — сумасшедший тиран. Ну, вроде Нерона там, или Калигулы…

— А!.. — Какое попадание. А почему же нет, если все они тут «притянуты за уши» нашими собственными мыслями?

— И он… — Лот сглотнул, а потом деликатно прочистил горло, — Считал, что ты смотришь на мою супругу не только как на сестру…

— Гм…

— Ну, потому что твой отец, и ее… ваша мать… Это могло как бы передаться дальше… по наследству… Я не хотел сказать, что между вашими родителями было кровосмешение, я не к тому, просто ты как он, а она — как она… Извини! Насчет тирана я даже осторожно соглашался. На всякий случай, чтобы он не переставал говорить…

— О, ну конечно, очень разумно…

Лот продолжал что-то объяснять, а я снова подумал о Моргейзе. Если все они «притянуты» нашими мыслями и желаниями — может быть, это на самом деле такой подарок «судьбы»? И на самом деле, глупо от него отказываться? Это что-то идеальное, вызванное нашим сознанием. Мы сами «вызвали» все это к жизни. И теперь отказываться? Может быть, это просто трусость? Бегство от собственных желаний? Лицемерная игра с ними в прятки. Вдруг эти набившие оскомину навязчивые мысли снова меня взбесили. Ради чего? Ради оживления фантазий? Только чтобы подтвердить, что они фантазии, эрзац, подделка?! И ничуть не живы?! Как и мы сами?!

Наш мир тоже не существует — он где-то в другом измерении, в совсем других вероятностях, возможность которых здесь далеко не очевидна. И мы тут для него — то ли живы, то ли мертвы, в Авалоне, в загробном царстве. А окружают нас стальные стенки… «Януса».

Где угодно, где бы мы ни были.

Отделяя от мира живых, и от мира мертвых, отделяя один мир от другого, и нас от каждого из них — где бы мы ни находились…

— Так что ты там говорил о Кадоре? — переспросил я, пусть внезапно, но очень спокойно. — У меня есть кое-какие соображения, хотелось бы обсудить их с тобой. Праздники меня доконают. Пора бы заняться делом…

Немного позже, чтобы никто не помешал мне, я направился не в свои покои, где мог теперь оказаться кто угодно, даже Гвенивер, а во временно опустевшие покои Мерлина, где меня встретила только скучающая королева Мэб — подросшая грациозная кошечка, черная как уголек.

Я придирчиво оглядел помещение — толстые стены, узкие окна, вещи в комнате просто удобные и обычные и будто случайные, ничто не указывало на то, кто обитал здесь. Кроме черной кошки. Верно. Никто же не собирался тут обживаться. Или где бы то ни было еще?

Я уселся в кресло перед столом и, не включая передатчик, задумчиво посмотрел в сводчатый потолок. Королева Мэб, громко мяукнув, вспрыгнула мне на колени и выпустила коготки, чтобы надежней удержаться. Я засмеялся и подхватил ее на руки, ласково почесывая за ушком.

— Скучаешь, Тарси?… — спросил я беззаботно, и осекся. Кошка обратила ко мне загадочные золотистые глаза. Как-как я ее назвал?.. Королеву Мэб? Королеву сновидений?..

Я осторожно поставил разочарованно мяукнувшую кошечку на пол, и потянулся к передатчику. Немедленно выскакивать из комнаты — глупо, да и не помогло бы. Кругом только призраки. А оставаться в одиночестве было уже невозможно. Мне нужен был кто-то если не живой, то хотя бы такой же, как я. С кем можно было поговорить, не чувствуя отделяющих намертво стальных стенок. Будь это время, разные миры, или просто ложь.

XX. Сны

— Проснись! Проснись! — кричала Гвенивер.

О черт… Кажется, я ударил ее… Что-то упало. Я знал, что это была она. Так и знал, что этим все кончится… Ну, как фантазии? Хорошо швыряться ими по комнате?

Не очень-то хорошо… Верно?

— О боже. Прости. Я принял тебя за… Неважно. Тебе лучше не знать…

Гвенивер поднялась на ноги, все еще осторожно прикрываясь рукой, но в ее голосе не было страха, только искреннее беспокойство и любопытство.

— Что тебе приснилось? Артур?

— Просто сон. Одна жуткая тварь…

— И тебе часто снится такое?

— Да… Знаешь, Гвенивер… — в приглушенном свете бронзовой жаровенки, спасающей от ночной сырости, я разглядел то ли тень, то ли наливающийся вокруг ее левого глаза синяк. — Наверное, будет лучше, если мы найдем тебе другую спальню. Сделаем ее чудесной, удобной, и я не буду тебе мешать…

— Ну что ты, как так можно?..

Нда… я снова посмотрел на ее левый глаз. Определенно синяк. Она вдруг ойкнула от какой-то догадки:

— Это медведь? Тебе снился медведь, правда?

— Э… да… — от такой простой лжи стало легче. Как будто это на самом деле было так. Гвенивер улыбнулась, как будто удар, который она получила, ничего не значил. — Нет, — сказал вдруг я. Меня подзуживал какой-то внутренний демон. — Не медведь.

— Но ведь ты его совсем не помнишь? Может быть, во сне?..

— Может быть. Но нет. Ты помнишь, что я говорил в самом начале? О памяти, скрытой в полых холмах?

На ее лице закономерно отразился суеверный страх. Еще бы, среди ночи говорить о таких богомерзких пакостях… Да еще когда мне снится черт-те что, а может и вовсе — вселяется нечто… Вот теперь Гвенивер испугалась. Я отметил это с чем-то похожим на мрачное удовлетворение.