Драконов бастард

— Тот самый Гальпериус? — усомнился Тобиус. Знаменитого метаморфа и боевого мага он лично не знал, но многое слышал о нем. Гальпериус получил ранг магистра, когда ему не исполнилось и сорока, что являлось знаковым событием с точки зрения волшебников. — Я не знал, что он был учеником чара Талбота.

— Был, и неплохим. Однако Талбот редко может сойтись с кем-либо характерами, если вынужден общаться с этим «кем-либо» слишком долго, и у Гальпериуса наблюдался такой же изъян. Он окончил Академию и стал учеником Талбота, а меньше чем через двадцать лет вернулся и получил посох. Правда, вы его переплюнули. Сколько вам? Двадцать два? Двадцать три?

— Я не знаю точно, рыбак, который меня привез, не выспросил у родителей точной даты рождения. А что Арсенал? Я не слышал о нем ничего, кроме того что он получил посох и исчез.

— Так, дайте-ка подумать. — Шивариус выдул несколько дымных колец и пропустил сквозь них очередного дракона. — Доходили до меня слухи о нем какое-то время. Несколько лет назад его заметили на одном из перевалов Драконьего Хребта, в межевой крепости гномов Гранульг, через которую он пересекал хребет, чтобы попасть на Правое Крыло. Там Гальпериус Арсенал, вы только с кресла не падайте, обчистил, собственно, арсенал крепости. Он поглотил все оружие, которое нашел, а поскольку это был гномский арсенал, поверьте, оружия там хватило бы на целую армию! Он поглотил доспехи, мечи, топоры, копья, алебарды, щиты, поглотил целую батарею пороховых пушек и несколько тонн пороха и ядер для них. К счастью для себя, Гальпериус смог сбежать из Гранульга и даже не прикончил ни одного бородача. Гномы были взбешены, их оставили почти безоружными и с огромными убытками. Они на месяц закрыли проход через перевал и все это время вели расследование, пытаясь узнать, куда направился наш с вами соотечественник. Все, что им удалось, — это выяснить, что в одной из местных таверн Гальпериус по пьяни рассказывал всем, что держит путь на Зеленые острова.

— Не может быть! Только безумец решился бы на такое!

— Безусловно. Я думаю, Арсенал знал, что его будут искать, и просто заранее навел гномов на ложный след. В конце концов, они прекрасно поняли, что их дурят, и опустили руки, однако награду золотом назначили огромную. До сих пор ищут, но так и не нашли, однако это же гномы, вы понимаете.

— Будут искать до конца времен.

— Вот-вот.

Маги докурили и выбили трубки.

— Не жду немедленного ответа, но знайте, чар Тобиус, если станете моим учеником, то через жалких пять лет, может, шесть вы будете возвышаться над собой нынешним как столичный собор над сельской часовенкой.

Тобиус ответил со всем почтением:

— Я очень благодарен вам за оказанную честь, ваше могущество, но вершины величия и власти, если честно, не прельщают меня своим блеском.

— Что? Вы маг или нет, чар Тобиус?

— Безусловно, я маг. Но предел моих мечтаний — это новые знания, которые вы, разумеется, можете дать, но еще и дом, который я уже обрел, и он не с вами.

— Дом, — с сомнением повторил архимаг.

— Да, дом. У меня есть место, которое я зову домом, и есть люди, которых я зову семьей. Когда все это кончится, я вернусь туда и больше не покину того места.

Выражение, появившееся на лице Шивариуса Многогранника, было замешено на сочувствии и снисходительности старшего и более мудрого к молодым и неразумным.

— Чар Тобиус, вам по юности разная наивность простительна, но всему же есть предел! Мы — волшебники! У нас не может быть семьи, настоящей фамилии, любви, мы не носим светских титулов и не имеем земельных владений. Таковы законы магии, написанные еще Джассаром. А еще у нас не может быть дома.

— Я знаю, но…

— Место, которое маг считает своим, — это его башня, его мастерская, лавка, это всегда место работы! Да, к нему может быть пристроен дом, но прежде всего это место работы, потому что магия требует от нас, чтобы мы посвящали себя ей без остатка! Волшебники не пашут землю и не торгуют на рынке свининой, мы рождены для волшебства, для магии! Поэтому мы можем жить только там, где творим свое Искусство, и это место будет домом волшебства, а не волшебника. Посмотрите на Талбота, он провел в этом замке около века, все считали, что Тефраск и его магический покровитель будут неразлучны до конца, но вот, да-да, я уже знаю, хотя это держалось в тайне, Талбот скоро уйдет. Понимаете? Как бы мы ни привязывались к нашим «домам», по сути, это всего лишь места нашей службы волшебству, чар Тобиус. Такова наша доля, и иного не дано, так что взгляните в глаза правде, мой друг.

Шивариус поднялся.

— Всего лучшего, мне было приятно с вами побеседовать.

— Всего… хорошего…

Архимаг удалился, а Тобиус остался один в пустом зале. На сердце пульсировал обновленный шрам, оставленный мыслью о Талботе Гневливом. Тобиус знал, что не виновен в том, что его подставили, но он чувствовал вину за то, что Гневливый лишился своего места, вытаскивая серого магистра из беды. Да, Талбот действовал во благо города и королевства, но тем не менее он понимал, чего может лишиться. Тобиусу трудно было вообразить, что бы он сам чувствовал, если бы кто-то попытался отнять у него Хог-Вуд, поселение с глупым названием Под-Замок и сам маленький древний замок красного кирпича Райнбэк.

И все-таки Шивариус оставил о себе странное впечатление. Мнение о придворном маге узурпатора изменилось после личного знакомства. Дотоле Многогранника можно было с чистой совестью не любить и презирать за потворство государственному перевороту, но после личной встречи неприязнь несколько сгладилась.

Тобиус все еще оставался верным слугой Бейерона Карторена, а потому растерянность, появившаяся в нем, была ему особенно неприятна.

Армия герцога выступила на запад с первыми лучами зари. Солнце било солдатам в спины и освещало им путь к крепости Дубрам. Волтон Галли намеревался занять ее и вновь сделать главной опорной точкой для ведения борьбы с захватчиками. Дубрам был такой точкой прежде, но, после того как армия Каребекланда потерпела под ним большие потери, люди вынужденно отступили к столице, а сам Дубрам надолго оказался во власти зуланов.

Путь войска пролегал через разоренные земли, мимо выжженных полей и опустошенных пепелищ деревень, на которых зола была перемешана с обглоданными костями. Эти печальные развалины мучили взор, но не представляли опасности. Днем, по крайней мере. Если разведчикам пепелища и полуразвалившиеся дома казались подозрительными, они докладывали старшим офицерам, во главу колонны, и получали разрешение выслать усиленный разведывательный отряд для обыска. При свете солнца этим все и заканчивалось, но, когда войску приходилось становиться ночным биваком возле одного из мертвых поселений, до солдатских костров доносились звуки, которые лишь в очень удачных случаях ограничивались воем. Часовые жаловались, что постоянный стук в темноте сводил их с ума, а порой оттуда неслись визги и рычание. Изредка во тьме раздавался жалобный детский плач, но, после того как несколько особо жалостливых солдат ушли искать его источник и не вернулись, по войску распространился жесткий запрет покидать биваки до восхода.

В одну из таких ночей Тобиус сидел среди палаток и шатров на барабане и грел руки у костра. Несмотря на теплый сезон, ночи в последнее время становились стылыми. Вокруг костра собралась пестрая компания из числа обозного люда, в которую и затесался так удачно волшебник, а кроме него еще и один из капелланов.

Служитель Господа-Кузнеца закончил чтение предтрапезного молитвословия, благословил собравшихся, и кашевар Одиль начал раскладывать по мискам дымящую гречневую кашу со шкварками и разливать вино. Обозным людям было хорошо — они могли пить вино, хоть и разбавленное, солдатам же не дозволялось ничего иного, кроме воды с уксусом.

— Вот-вот, слышите? — Одиль как раз взялся накладывать еду в собственную миску, когда во тьме за освещенным периметром начали рождаться ритмичные удары. — Будто шагает кто-то вдалеке, спаси Господь!

— Я вам уже сто раз говорил, — Тобиус сунул в рот ложку обжигающей каши, щедро приправленной маслом, — это стукач. Найдет где-нибудь мозговую косточку и давай бить ею об камень или камнем об нее.

— А стукачи — они страшные? — спросила Магда, самая молоденькая из трех маркитанток, сидевших у костра.

— Как сказать, — Тобиус пожал плечами, — они уродливые, зловонные, эм… очень уродливые. Но не опасные. Завидев человека, даже ребенка, сразу удирают в темноту. Другое дело смрады — эти твари во множестве водятся на заброшенных погостах и в старых подземных склепах. Ночью выползают из своих логовищ и бегут на поиски мертвечины. Любят гниль, но и свежатиной не брезгуют. Сбившись в стаю, могут напасть на взрослого человека. Если слышали по ночам рыки и визжание, то знайте, что, скорее всего, это смрады со стукачами грызутся. Стукачи только с людьми пугливые, а с теми, кто пытается отнять у них добычу, дерутся отчаянно.