Драконов бастард

Тобиус перерезал ножом подпруги, отделяя грубо сделанное седло от ящера, пошарил в седельных сумках, нашел несколько кусков лиановой веревки, сушеные листья, несколько глиняных коробков с густыми вонючими субстанциями и… вяленое человеческое предплечье, которое тоже несладко пахло. Недоеденное.

— Похоже, я нарвался на одинокого разведчика, — бормотал маг, скармливая Лаухальганде неизвестные мази. Он собирался изучить их позже. — Вот почему по уставу ривенской армии разведывательный расчет не может состоять меньше чем из двух солдат, а обычно состоит из четверых — одного легко убить, и никто не узнает…

Тревожная мысль закралась в голову. Волшебник заторопился — он и так уже слишком долго откладывал дело с этим ахоговым черным петухом.

Процесс подготовки к ритуалам призыва у него был отработан, хотя большого опыта в этом разделе Искусства Тобиус не имел. С помощью трансмутации он превратил квадратный участок земли семь на семь шагов в плоскую монолитную платформу из серого камня. Ритуальным ножом, следуя рисунку, перенесенному в книгу заклинаний из анналов Шангруна, маг нанес на выбранный участок все нужные линии и знаки. Поскольку вызывать какого-то уникального и могущественного духа он не намеревался, особых ритуальных действ и предметов не потребовалось. Обычно чем сильнее дух или демон, к которому взывает заклинатель, тем больше и сложнее система ритуалов, имеет значение наличие, количество и расположение уникальных вещей, связанных с призываемой сущностью или несущих определенный символический смысл.

Тобиус вспорол горло петуху и стал терпеливо смотреть, как густая кровь из затихающего тела льется в желобки вырезанного ножом по камню рисунка. При этом он шептал бессвязный текст заклинания, раз за разом называя одно и то же имя на разные лады. На последнем слове Тобиус с размаху ударил петушиным тельцем о центр магического чертежа и отпрыгнул. С громким хлопком в клубах дыма появился… черный петух, размерами в полтора раза превосходящий взрослого коня. Птица-переросток повернула голову, увенчанную пылающим алым гребнем и устрашающим клювом, скосила красный глаз и нетерпеливо царапнула камень ногой, оставляя на нем глубокие борозды. Шпоры на ногах птицы длиной превосходили двуручные сабли, а черные хвостовые перья отливали синевой.

— Получилось. — Тобиус посмотрел на свою правую ладонь, где запечатлелась миниатюрная копия чертежа призыва. Пока этот знак не исчезнет, зверь будет послушен, но если затянуть и не отпустить его вовремя, то когда разрушатся чары, магическое чудовище, скорее всего, покусится на жизнь своего создателя.

На черном петухе уже имелось седло из хорошей кожи и такая же хорошая сбруя. Найдя стремя, Тобиус не без труда вскарабкался на высоту и огляделся.

— Ко-ко! — приказал он.

Петух рванул с места по дороге, оставляя за собой шлейф пыли.

Никогда прежде у Тобиуса не возникало таких разногласий со своей Путеводной Нитью. Разум подсказывал ему, что нужно держаться подальше от дорог и селений, потому что зуланы будут искать людей: это главный их интерес в войне — рабы и пища. Других ценностей эти существа не знали. Хотя еще их интересовало насилие, ибо зуланы обожали сражаться.

Нить указывала ему, что надо ехать по дороге, а разум твердил, что нужно прятаться. Тобиус всю жизнь прошел за своей Путеводной Нитью и всегда считал, что это единственно верный подход к выбору пути, но, как показали события этой жизни, Нить никогда не руководствовалась такими понятиями, как безопасность. Фактически все смертельно опасные происшествия, когда волшебнику приходилось спасать свою жизнь, являлись последствием того, что он покорно следовал по Путеводной Нити.

Прокляв все на свете, маг пустил птицу по дороге. Он ехал без остановок до раннего вечера, так как сам был вынослив, а скакун его не нуждался даже вдыхании, не говоря уже об отдыхе. Возню на дороге он заметил издали, а когда понял, что что-то неладно, остановил магическую птицу и спешился. Став незримым для простого глаза, держа посох и жезл в руках, волшебник зашагал вперед. Он смог разглядеть валяющуюся на обочине перевернутую карету, множество трупов вокруг, а также группу каких-то… людей… он не был уверен, что это люди. Они были чем-то очень заняты.

Подобравшись ближе, в первую очередь Тобиус понял, что суетятся возле кареты не люди. Хотя это был вопрос спорный, так как сутулые почти голые антропоиды, стоящие на полступени эволюционной лестницы ниже нормального человека, тоже могут условно считаться людьми. Другими словами, перед ним предстали примитивные люди, дикари с грубыми обезьяноподобными лицами и загорелой до черноты кожей. Короткошеие, сутулые и длиннорукие, они немало смахивали на обезьян и демонстрировали повадки более-менее развитых социальных животных. Будучи почти голыми, антропоиды имели при себе оружие: мечи из сырого железа, копья и стрелы с железными или даже кремневыми наконечниками.

Волшебник сначала насчитал более трех десятков особей, но понял, что недавно дикарей было больше, — порубленные, истыканные арбалетными болтами, продырявленные пулями тела человекоподобных существ валялись повсюду вперемешку с трупами людей, видимо охранявших карету. Около дюжины антропоидов занимались тем, что потрошили ее. Еще пятеро увлеченно следили за тем, как доживает последние минуты раненный в живот тучный мужчина, валяющийся у оторванного каретного колеса. Некоторые были заняты разведением костра… и маг не хотел присматриваться к тому, что они собирались на нем готовить. Трое самых крупных сидели среди более мелких сородичей с видом настоящих королей и развлекались, толкая друг к другу голую человеческую женщину. Они ловили и отталкивали ее, словно большую куклу, как дети, играющие в «горячий уголек». Если несчастная и могла сопротивляться прежде, то к моменту появления Тобиуса силы уже покинули ее. Оставалось только дождаться, пока кто-нибудь из «игроков» не успеет поймать полуживую игрушку, и она упадет головой на камень под радостное улюлюканье зрителей.

Серый магистр стоял неподвижно и тихо, сжимая наполненные боевыми заклинаниями артефакты. В последнее время он никогда не забывал пополнять запас разрушительных чар, и теперь, как и любой мало-мальски толковый выпускник Академии, мог бы в одиночку устроить небольшую победоносную войну. Горстка дикарей, невесть откуда взявшихся, равнялась пыли под его испепеляющим взглядом. Поэтому Тобиус стоял и думал о том, что, собственно, мешает ему упростить структуру этих существ до состояния той самой пыли, дезинтегрировав их? Возможно, то, что он был испуган самим собой. Тобиус помнил, что когда-то, очень много мучений назад, он был человеком, который ценил чужие жизни и всеми силами пытался сохранить как можно больше их на своем пути. Но потом ему повстречалось множество разных людей, которые пытались причинить ему боль, и как-то незаметно для себя самого он стал превращаться… нет, не в чудовище. В обычного мага. Ведь именно таковы они, обычные маги, не склонные церемониться, всегда идущие к цели кратчайшим путем и редко обращающие внимание на сопутствующие разрушения. Люди, которые стоят выше всех остальных, потому что вытянули счастливый жребий при рождении. Именно возможность обратиться в обычного волшебника пугала Тобиуса больше всего.

Один из дикарей уже какое-то время стоял рядом. Он подслеповато щурился, смотря сквозь Тобиуса, и громко втягивал воздух широкими ноздрями. Незримость, может, и скрывала мага, но не скрывала его запаха и не делала его бесплотным. Громко сопя, дикарь приближался.

— Что, животное, чуешь меня?

Антропоид отшатнулся, но не спасся, потому что жезл снес ему полчерепа. Тобиус развернулся и начал разить Огненными Стрелами, Молниями, Снежинками-лезвиями — всем тем, что для другого волшебника не представило бы такой уж смертельной угрозы, но для простых смертных стало приговором. Из дикарей не выжил никто. Тобиус шел меж искалеченных тел, пристально разглядывая плоды своего выбора. Также он с неподдельной тревогой отмечал, что его заклинания ослабли. Действительно, обычное Огненное Копье могло пробить троих закованных в доспехи человек, но в этот раз он заметил, как быстро оно погасло.

Тобиус подошел к вожакам, полегшим там же, где сидели, в окружении своих воинов, внимательно оглядел их, подмечая нехитрые набедренные повязки из кожи и шкур, ритуальную раскраску охряного цвета, покрывавшую их тела. Также маг заметил на лбу самого крупного вырезанный рисунок. Он был коряв, груб, но при этом все же узнаваем — стилизованное изображение глаза, составленное из двух ромбов.

— Поднимайтесь, сударыня, я слышу ваше дыхание.

Маг встал над женщиной, стянул с плеч мимика и, шепнув тому, чтобы он не баловал, укрыл ее своим живым плащом.