Драконов не кормить
Шрифт:
Смысл вопроса понемногу доходил до Арромееварда и раскрывал перед ним бездну других возможных смыслов.
Идиотский золотой дракон. Нашёл кому задать свой идиотский вопрос: Арромееварду, который две сотни лет провёл в этой сраной камере, скованный цепями.
– Ты какого ёрпыля ко мне пришёл? – процедил старейший. – У тебя что, нету Моран? Или ты её уже насмерть уморил своей дуростью?
Илидор помолчал.
– У меня столько же права задавать вопросы тебе или другому старейшему.
– Нет у тебя никаких прав, – сердито выплюнул Арромеевард.
Золотой дракон смотрел на него спокойно и
У него в самом деле не было права ожидать ответа от любого из старейших драконов. Он был ничей. И он это понял уж всяко раньше любого из старейших, даже раньше Хшссторги. Чем Арромеевард собирался удивить или уязвить Илидора?
Нет, но чем думает этот тупоголовый драконыш, когда является в эту камеру такой взъерошенный, ничем не связанный, и хочет знать, что Арромеевард думает о…
Побеге.
Какой кочерги. Эта золотистая хреновина в самом деле считает, будто может сбежать дальше ближайшего поселения? И она ещё хочет знать, должна ли прихватить с собой других, лишив их драконьей ипостаси?
Что за поток бредятины! Только очень тупой драконыш может положить подобную чушь в свою голову и ещё допекать ею других.
А бесконечно тупой драконыш мог даже решить, что это очень весело – прийти с подобным вопросом к старейшему, живущему в оковах. Бесконечно тупой драконыш мог решить, что ему ничего за это не будет, потому что большой и страшный дракон, всех ненавидящий и злющий, уже три раза говорил с тупым драконышем, не избивая его.
Арромеевард запыхтел, как паровая машина, в воздухе повис запах кувшинок в нагретой солнцем воде. Очень жаль, что драконыш пришёл в человеческом виде! Это означает, что патриарх не сможет украсить свою камеру золотистой шкурой – хотя бы ненадолго, на несколько мгновений, пока стражие эльфы её не утащили бы, – да и не важно, в бездну эту шкуру, главное – что драконыш сейчас получит такого…
Впрочем – вмешалась в поток злости крошка сомнений – стоит ли эта золотоглазая мелочь той трёпки, которую зададут Арромееварду эльфы, если он эту мелочь прибьёт? Ведь так унизительно получать трёпку от эльфов. Мелкие засранцы.
И если подумать – это подняла голову капелька сентиментальности, дремавшая на самом дне бездонного сердца Арромееварда – если подумать, то это даже немного трогательно, что драконыш пришёл сюда, а не к Моран или другому старейшему. Немного напоминает старые добрые времена в подземье, когда вокруг Арромееварда вилась туча драконьей малышни и внимала ему, разинув рты.
Старейший тряхнул головой. Удивительно, как это он от желания размазать Илидора по стенке пришёл к мысли, что можно ответить на его вопрос, ничего не потеряв?
Арромеевард так не делает.
И тут вдруг подала ледяной голос бесстрастная наблюдательность старейшего, которую обычно заглушали ярость, раздражение и нетерпеливость. Наблюдательность обратила внимание Арромееварда на то, что всё это время рядом с ним стоит золотой дракон и что-то напевает себе под нос.
И что в последние три раза, когда на Арромееварда нападала охота поговорить, золотой дракон что-то напевал.
Не позволяя себе дальше разматывать эту мысль, чтобы не впасть в неконтролируемую ярость, старейший покрепче упёр передние лапы в пол, сквозь зубы сделал быстрый вдох и проговорил:
– Убирайся, пока я не оторвал тебе
голову. Считаю до одного.И без всякого счёта ударил.
* * *
К счастью для Илидора, он был быстрым драконом – быстрее, чем в детстве, когда Арромеевард схватил его за хвост и поднял в воздух. В этот раз золотой дракон сумел уйти из-под удара гигантской лапы и успел выскочить за дверь до того, как по нему хлестнул тяжёлый хвост.
– Ты какого хрена там натворил? – заорал на Илидора стражий эльф, но дракон лишь поморщился, перевёл дух и молча пошёл прочь из южного крыла на подрагивающих ногах.
Всего этого было как-то слишком для одного бестолкового и очень молодого дракона. Он понятия не имел, что с этим делать.
– Где-где-где, кто-кто-кто? – неслось ему вслед из-за дверей камер. – Эльфы уже сдохли, ну скажите, сдохли?
– А-а-а, всё ближе тот день, всё ближе, а-а-а!
Илидор ускорил шаг, втягивая голову в плечи. Истёртые плиты пола ели звук его шагов.
Зря он пошёл к Арромееварду. Да он и понимал, что зря, просто слишком много всего оказалось для одной его головы. Потрясение от смерти Балиты и одновременно удивление тем, насколько он, оказывается, ожидал её смерти и заранее принял её. События, возможности, стремления, планы, которые налетели на эту смерть, как на стену, и заставили Илидора задаться вопросом, не слишком ли много он собрался на себя взять – и не слишком ли мало.
Решения, которые сложно, почти невозможно принять, ведь целые гроздья последствий повиснут на каждом из этих решений, и золотому дракону не вытащить тот огромный воз последствий, которые приволочёт за собой любое решение.
Но последствия обязательно будут.
Они будут не только у действий, но и у бездействий.
Зря он пошёл к Арромееварду в попытке переложить тяжесть выбора на кого-то другого, старого и мудрого.
А может быть, не зря, ведь он так или иначе получил ответ. Просто дело было не в ответах, а в неправильно заданных вопросах.
«Спасать себя? Разделить долю неспасённых? Искать третий путь, даже если его нет? Или идти собственной дорогой?» – спросил глупый золотой дракон.
Глупый золотой дракон не понял, что любой выбор и будет частью его собственной дороги, и что каждый идёт по своему пути сам, тащит воз последствий от действий и бездействий и может только делать вид, будто ответственность за решения удаётся перекладывать на других хотя бы иногда.
Другие идут по своим дорогам и тащат по ним собственный груз.
Вольно или невольно, но Арромеевард дал Илидору ответ.
Снаружи начиналась буря.
Глава 22
«Да где этот хренов топор?»
Замок Донкернас, первый день сезона восточного ветра
Даарнейриа застала Илидора стоящим у окна в южном коридоре третьего этажа. Дракон понятия не имел, почему оказался здесь и как сюда пришёл. Он только помнил, что его всё время подгоняли мысли, но теперь все они куда-то разбежались из головы и оставили после себя лишь эхо.