Драконова Академия. Книга 4

— Ты так волнуешься, потому что к тебе должен прийти Люциан, Лена?

Его глаза сужаются, а у моя челюсть (явно для баланса) тянется к полу, делая мой рот похожим на букву «О».

— Ах, ну да. Как я могла забыть. Скандал дня в Академии.

— Мне плевать на скандалы дня, вечера и ночи, — он приближается ко мне так быстро, что мои глаза едва улавливают это движение, — но я как минимум заслужил объяснений.

— Вообще-то нет. Ты спал с Ленор. — Я складываю руки на груди. — Но если тебе интересно мое мнение, а не Эстре, это была подстава. Меня хотели выставить идиоткой те, кто ими являются на самом деле, и им это удалось. Знаешь, в чем причина наших с тобой недопониманий, Валентайн? В том, что ты не веришь в меня, не знаешь меня и узнавать не хочешь. Так вот, для той, с кем ты спал, может и в порядке вещей прыгать из постели в постель, но не для меня.

Я выдаю это все на одном дыхании, а потом указываю на дверь.

— Уходи. Хотя можешь опять лифтом Загранья воспользоваться. Или порталом. Мне уже плевать!

— Ты говоришь со мной так, будто я тебе чужой.

— А ты и есть чужой! — кричу я, мигом растеряв все остатки самообладания. — Только чужой мог два месяца не замечать, что рядом с ним другая! Мне плевать, что она на меня похожа, мне плевать, что я должна войти в положение всех, кто рядом со мной, потому что у них обстоятельства, а у меня — нет. Да у меня тоже обстоятельства! Ты хоть представляешь, что я чувствовала, когда вы с ней… я…

— Aerdmerr Haerr Mester Eindorr. — Заклинание ударяет в меня и пластом ложится поверх сознания. Пластом или тонкой пленкой тумана. Она растекается по моим мыслям, по моим чувствам, словно ослабляя их и меня вместе с ними. Ноги становятся ватными, Валентайн подхватывает меня на руки и укладывает на постель. Сквозь всю эту облачную вату я еще пытаюсь что-то сказать, и получается примерно следующее:

— Чт… ты с мн… сд… л…

— Прости, Лена. По-другому я не могу. Не могу тебя потерять, — Валентайн словно говорит это снаружи, но он говорит это внутри. Он будто в моих мыслях, вплетается в них, в каждую из них и начинает перебирать, как будто я — мешочек с соломкой, и он эти соломинки отделяет одну за другой. Пока не находит то, что нужно, два месяца с Ленор. Все эти мысли, все эти чувства. — Ты забудешь о том, что произошло, завтра ты проснешься с мыслью, что переехала сюда, чтобы быть поближе к друзьям. Ты будешь помнить, как волшебно мы с тобой провели эти два месяца.

Я, наверное, под какой-то темной анестезией, потому что вместо дикой боли от происходящего чувствую только легкую слабость, а еще — вижу, как воспоминания начинают меняться. Такого не может быть, но они в самом деле начинают меняться! Одно за другим, и в них неожиданно возникает жаркий, чувственный секс на остывшем к ночи песке на Эллейских островах. Эти воспоминания настолько яркие, что я даже сейчас чувствую, как сводит низ живота, сладкой, тягучей, острой сладостью.

А дальше — калейдоскоп, в котором я попросту теряюсь. Столько картинок наших совместных мгновений, такое уютное лето, что я уже не понимаю, что вообще происходит. Почему я почти потеряла сознание, что со мной? Почему я не дома, в нашей общей спальне.

— Мы вместе искали способ разделить тебя и Ленор, и мы его нашли, — говорит Валентайн. — И мы сделаем это в ближайшее время.

Это немного выдергивает из сладкой ваты полузабытья. Я пытаюсь ухватиться за что-то важное, но его нет. Оно теряется, растворяется, тает, и в этой тающей дымке я вижу только лицо Валентайна. Близко-близко.

— Я люблю тебя, Лена, — говорит он. — Ты — моя жизнь. И после путешествия на алтарь Горрахона ты захочешь вернуться домой.

— Но почему не сейчас? — Я правда не понимаю, почему не могу сейчас вернуться домой. Мне так его не хватает, и разрывать эту близость не хочется. Совсем.

В ответ Валентайн почему-то плотно сжимает губы, его лицо искажается. Но вместо ответа я чувствую лишь мягкое скольжение по щеке. Тыльная сторона сильной мужской ладони и такая короткая ласка. А после приказ:

— Спи.

Глаза закрываются сами собой, я соскальзываю в темноту. В такую уютную, блаженную темноту, в которой мне невыносимо легко и спокойно.

— Сидишь? — поинтересовался призрачный мясник, выныривая в его кабинет прямо из Загранья. — Вот и сиди. Нашел кого с Ленкой перепутать…

Валентайн вскинул руку, даже не поднимая головы, и магия оставила подпалину на стене его кабинета. Мясник же вынырнул рядом, клацнув зубами: совсем скоро эта громадина перестанет помещаться в его кабинете. С другой стороны, совсем скоро он ему уже не понадобится.

— Обидчивый, да? — переспросил зверь, будто издеваясь. — Чего сразу магией-то пуляться?

Вот теперь Валентайн поднял голову. Посмотрел в горящие алым глаза.

— Ты узнал, что я просил?

Идея использовать этого Лениного «питомца», выражаясь словами из ее мира, пришла ему, когда тот рассказывал о творящемся в Мертвых землях. Возможность путешествовать по Загранью, как дышать — для мясника это в самом деле как легкая прогулка по улицам — чем не идеальное средство для сбора информации?

Лена такое не одобрила бы, но ей об этом знать вовсе не обязательно. Валентайн посмотрел на свои руки, вспоминая, как касался ее в комнате в Академии. Пальцы почти ломило от желания продолжить эти прикосновения. Просто взять ее там, невзирая на обстоятельства. Но ничего. Скоро она придет сама.

Подмена воспоминаний — опасное заклинание, чем больший временной отрезок приходится подменять — тем опаснее, но два месяца — это не страшно. С ее Соней оказалось еще проще: сразу после Лены он отправился к ней. Сезар, разумеется, поверил в то, что Ленор просила его поговорить с подругой на тему темной магии, и, когда он выходил от нее, Соня уже не помнила об их с Леной ссоре ровным счетом ничего. Она тоже спала. Погружение в сон — обязательный итог такого заклинания, чтобы сознание не поломалось о перестройку памяти.

До Сони пришлось еще поговорить с Ленор. Она, в отличие от Лены, не заснула, и вытащить ее на поверхность оказалось легко.

— Хочешь жить — будешь молчать, — сообщил Валентайн. Коротко. Говорить с этой тварью не хотелось вообще, но если просто ее убрать, выдрать из их общего сознания, он мог навредить Лене. То, что устроила Эвиль, было не изучено, а рисковать любимой женщиной он не хотел. — Я найду способ развести вас по разным телам, и ты получишь свою жизнь.

— Я хочу Люциана.

— Что? — переспросил он, не поверив своим ушам.

— Я хочу Люциана, — упрямо повторила девчонка. — Помоги мне его получить, и я буду молчать. Наверняка в темной магии есть какое-то заклинание подчинения… привязки. Я хочу, чтобы ты дал его мне. Хочу, чтобы он забыл Лену и любил только меня.

В каком-то смысле эта Ленор оказалась не промах. Не сотвори она все то, что уже сотворила, Валентайн даже ей восхитился бы. Не сейчас.

— Ты будешь молчать просто так, — почти ласково произнес он. — Или я тебя выжгу. Потом подчищу Лене память по поводу тебя, и все у нас будет хорошо. Мы договорились?

Как в этой девице сочетались трусоватость и напор, он до сих пор не понимал. Потому что Ленор мгновенно сдулась, но все же добавила:

— Подумай сам. Тебе это будет выгодно, Валентайн.

— С чего бы?

— С того, что я любила Люциана еще до того, как твоя Лена… в общем, до того, как часть меня вернулась в это тело. И это тело реагирует на него соответственно. Биохимия и все такое. Рано или поздно Лена не устоит, а тебе это нужно?

Как можно смотреть на желанную женщину и испытывать такое? Невероятное, бесконечное, темное чувство схватить ее за волосы, трахать до потери сознания. До боли, до прокушенных губ, до криков. Чтобы и думать забыла о том, что есть другие. Особенно этот недоделанный потомок Фергана, который даже ответственность за свою страну взять на себя не может.