Драконовы сны
Шрифт:
— Что ты хочешь сказать?
— Был еще один — черный. И еще раньше… я тебе не говорил. Я сомневался, но теперь уверен — это Герта. И еще. Золтан… Он тоже…
Жуга изумленно вскинул голову.
— Что ты плетешь! — воскликнул он.
— Тише, — Телли поднял руку, — говори тише. Говорю тебе, что это так.
Тот отложил свой нож. Прошелся пятерней по волосам.
— Не может быть, — сказал он. — Этого не может быть. Они мне помогали, а Золтан мой друг. Как это могло случиться?
— Линора тоже была твоим другом, — возразил на это Телли. Травник вздрогнул. Промолчал. Глаза дракона желтоватым отблеском мерцали в темноте как две маленькие лампы. — Даже
— Я не верю.
— Понимаешь, Жуга, — Телли сплел пальцы в замок и хрустнул суставами, — ей безразлично, веришь ты этому или не веришь. Я тоже только пешка на доске. Но мой дракон ведет игру, и я должен думать о победе. И я об этом думаю. Может быть, даже слишком часто думаю. Ты мой друг, быть может, самый лучший и надежный в этом мире. Но если б ты не знал об игре, ты поступал бы так же, как и раньше, ничего бы не изменилось. Так и Золтан с Гертрудой. Они все время удерживали тебя от неразумных поступков, помогали, учили, желая тебе помочь. Именно тебе! Но ты — всего лишь легкая фигура. Лис. Разведчик. Я же должен думать по-другому, несмотря на то, что я сам — пешка. Цель всей игры важней одной фигуры.
Жуга почувствовал, как холодеет у него в груди.
— Я не понимаю, к чему ты клонишь, — сказал он. — Договаривай. Не надо говорить намеками.
— Размен, — сказал Телли, глядя травнику в глаза, — мог бы пройти и по-другому: лис за воина, ты — за Линору. Арнольд тогда остался бы в живых. У белых был бы воин, а у черных — нет. Это неминуемо привело бы Рика к выигрышу. Любым путем черные должны были добиться равноценного размена. Они его добились. Взгляни правде в глаза, Жуга. Гертруда — это лис. И Золтан тоже лис. Гертруда и Золтан — это два лиса.
Воцарилась тишина. Поскрипывали весла в уключинах. Пленники гребли размеренно, но без охоты, вынужденные покориться. Ветер крепчал. Кипящая вода из котелка то и дело выплескивалась на качающуюся палубу. Герта заканчивала возиться с ранеными, кладя дощечки с вычерченными на них рунами им на раны и в рот, под язык. Травник перевел взгляд на мальчишку. В темноте узкое лицо Тила с его тонкими белыми волосами и глубоким взглядом черных глаз казалось странным и не по-человечески отрешенным. В волосах мальчишки запеклась кровь.
— Я должен разобраться во всем этом, — проговорил наконец Жуга. — Проследить, как шла игра. Выяснить, кто есть кто. Иначе мы подохнем, перепутаем друзей и врагов.
— Не ты, а мы, — поправил его Тил. — Мы вместе должны разобраться. Только учти, что не всякий, кто играет против тебя, твой враг.
— Знаю, — покивал тот, — знаю… Как там твой дракон?
— Ранен. Но не сильно.
— Я слыхал, что шкуру дракона почти невозможно пробить. Что она выдерживает даже огонь. Что же его так все время ранят?
Тил погладил драконью морду. Рик негромко пискнул и благодарно ткнулся носом ему в ладонь.
— У Рика можно пробить. Она еще мягкая.
— Плохо, — нахмурился Жуга.
— Нет, — Тил усмехнулся. — Похоже, даже ты не понимаешь, как это хорошо.
Жуга не сразу сообразил, что он имеет в виду, а когда до него дошло, в чем дело, Телли и Рик уже удалились спать на корму.
— Яд и пламя, — пробормотал он, глядя им вослед. — Я, должно быть, никогда их не пойму.
К ночи ветер разыгрался не на шутку. Видимо, Рэйо ошибся в своих заклятиях гораздо сильнее, чем думала Герта. Из-за боя время было упущено и теперь шторм сносил корабль к юго-западу, все глубже в пролив. Шли под парусом. Заночевать решили прямо в море, перекусив колбасой и сухарями. Неожиданно пригодилась тархоня — воспользовавшись недолгим
затишьем, Жуга наварил ее целый котел. Яльмар поворчал, но в целом блюдо одобрил, хоть и нашел его несколько склизким и пресноватым. Было сыро и очень холодно. Завернувшись в куртки и плащи, мореходы лежали прямо на палубе, привязавшись для надежности веревками к скамьям и такелажу. Гальберт встал у руля, Хельг и Магнус взялись охранять пленников.Жуга сидел на корме и осматривал раненых. Распростертые на палубе тела слегка светились желтоватым матовым сиянием. Руны действовали медленно. Если финн постепенно выздоравливал, то у Ларса дела обстояли хуже. Дыханье было медленным, прерывистым, начался жар. Жуга приподнял его руку, пощупал пульс и нахмурился. Укрыл его вторым плащом и подоткнул края. После сражения победители раздели убитых врагов, наиболее изодранные вещи выбросили за борт, остальное свалили в трюм. Жуга выбрал себе из этой кучи длинную меховую безрукавку, всю провонявшую потом и кровью, зато теплую. На запахи внимания он уже не обращал — не время было привередничать.
Яльмар закончил свои дела, застегнул штаны и отошел от борта. Хватаясь за веревки, перебрался на корму. Посмотрел на Жугу, затем на Ларса.
— Как он?
— Плохо, — травник встал. — Очень плохо. Если так пойдет и дальше, он вряд ли доживет до завтрашнего вечера. Сгорит как свечка.
— Но руны… Герта говорила…
— У него горячка. Он умрет еще до того, как всерьез подействует магия.
— Хорошо, что Магнус этого не слышит… Ты можешь чем-нибудь ему помочь?
— Не сейчас, — травник выпрямил спину, — я слишком устал. Это убьет и его, и меня. Чуть позже… может быть. — Он встряхнул мокрыми слипшимися волосами и заново перевязал их в конский хвост. — Герта спит?
— Спит.
— Может, хоть она сумеет отдохнуть. Посидишь с ними? Мне надо хоть немного выспаться.
— Только если не долго. Потом за ними Магнус присмотрит.
— Хорошо. Если что, будите меня. Только сразу будите, понятно?
Травник медленно проваливался в сон. Лоб болел. Ломило раненую руку. Корабль качало, широкий полосатый парус то и дело хлопал, заставляя Жугу вздрагивать и открывать глаза. Но все было спокойно. Все так же спали викинги, лежали раненые и бодрствовали вахтенные. Корабль плыл. Травник поплотней укутывался в плащ и снова начинал клевать носом, когда во время одного из таких пробуждений вдруг с удивлением обнаружил, что парус кнорра из квадратного стал круглым и вертится.
— Что за черт… — пробормотал он. Провел ладонью по лицу. Прищурился. Длинноногую фигуру человека, стоявшего возле мачты, от пояса и выше скрывало парусное полотно. — Что там у вас творится? Это ты, Хельг?
— Нет, не я, — донесся сквозь шум ветра чей-то голос. Обтянутые клетчатым трико ноги пришли в движение, фигура гибко проскользнула на корму корабля и схлопнула зонтик, который держала в руках. Именно его Жуга спросонья и принял за парус.
Зонтик был черным.
— Олле! — выдохнул Жуга.
— Вот теперь угадал, — канатоходец был сегодня необычайно серьезен. Посмотрел на небо. — Далеко же вы, однако, забрались.
— Зачем ты пришел?
— Посмотреть. Проведать. Предупредить, — циркач забросил зонтик на плечо и отставил ногу. — Не могу же я бросить вас на произвол судьбы, после всего, что вы перенесли.
— Предупредить? — Жуга нахмурился. — О чем? Если это опять твои глупые загадки, то лучше бы ты нас и в самом деле бросил.
— Ну, не такие уж они и глупые, — возразил тот. — Разве ты не из-за них решился плыть?