Драконы весеннего рассвета
Шрифт:
Карамон коснулся губами ее плеча, и Тика, не просыпаясь, прильнула поближе к нему. Он улыбнулся, но потом у него вырвался вздох. Всего несколько недель назад он торжественно клялся ей, что нипочем, мол, не покусится на ее любовь, пока не уверится, что сможет целиком и полностью принадлежать ей — не только телом, но и душой. «Мой первый долг — это долг перед братом, — примерно так он тогда выразился. — Я — его внешняя, телесная сила…»
И вот Рейстлина нет. Он обрел собственную силу, и сказал Карамону: «Ты мне больше не нужен».
Мне бы радоваться, сказал себе Карамон, глядя во тьму. Я люблю Тику, и она любит
О Рейстлине этого не скажешь. По крайней мере, они все так думают. Сколько раз Танис говорил Стурму — полагая, конечно, что я не слышу, — и чего это, мол, Карамон без конца терпит его язвительный тон и бесконечные попреки, почему позволяет собой помыкать? Я видел, с какой жалостью они на меня смотрели. Я знаю, они считают меня тугодумом. Ну да, по сравнению с Рейстлином я и впрямь тугодум. Они считают, что я — туповатый упряжный бык, отвыкший жаловаться на ярмо. Вот каким я им кажусь…
Разве они могут понять? Они и знать не знают, как это — быть необходимым. Они, в общем, могли без меня обойтись. Даже Тика. Никому я не нужен так, как нужен был Рейсту. Они ведь не слышали, как он с криком вскакивал по ночам, когда мы были маленькими. Нас с ним так часто оставляли одних. Некому было услышать его крик и утешить его в темноте — кроме меня. Он сам потом не мог вспомнить своих снов, но я-то знаю, что они были ужасны. Как дрожало от страха его маленькое, тощее тельце!.. И глаза были круглые от ужаса, который он один только и видел. Он всхлипывал, прижимаясь ко мне… И тогда я начинал рассказывать ему веселые сказки и пускал плясать по стенам забавные тени, гоня прочь ночные кошмары.
«Смотри, Рейст! — говорил я ему. — Видишь крольчат?» И растопыривал два пальца, и шевелил ими, точно кролик ушами…
И он постепенно успокаивался, переставая дрожать. Нет, он не смеялся. И не улыбался. Даже тогда, в детстве. Но страх оставлял его, и мне было довольно.
«Я посплю. Я так устал, — шепнет он, бывало, и крепко ухватится за мою руку. — Ты посиди со мной, Карамон. Постереги меня. Не подпускай их… Не отдавай меня им…»
«Ясное дело, Рейст. Пускай только сунутся, я их!..» — пообещаю я твердо. И тогда он улыбнется — почти улыбнется — и обессиленно закроет глаза. И, конечно, я сдержу обещание — а как же иначе? Я останусь сидеть над ним и не усну. Забавно. Может, я действительно не подпускал их к нему, потому что, пока я его караулил, ему никогда не снились страшные сны…
И даже потом, когда мы выросли, он порой вскрикивал по ночам и по-детски тянулся ко мне. И я всегда был рядом.
Как же он теперь без меня?.. Как же так, ведь он будет совсем один в темноте… Испуганный, заблудившийся…
А я без него как же?..
Карамон зажмурился и заплакал — молча, чтобы не потревожить спящую Тику…
7. БЕРЕМ. Неожиданная помощь
— … Вот, собственно, и все, — завершил Танис рассказ о том, что с ними случилось.
Аполетта слушала его с неослабным вниманием; зеленые глаза не покидали лица Полуэльфа. Она ни разу не перебила его. Когда он кончил, она долго молчала, в глубоком раздумий опустив голову на руки, сложенные на каменных
ступенях, что уводили в глубокую тихую воду. Танис не мешал ей. Глубочайший, безмятежный покой, царствовавший в этом удивительном подводном мире, утешал и исцелял его измученный дух. Дошло до того, что мысль о возвращении назад — в грубый мир слепящего солнца и резких звуков — начала внушать ему смутный страх. Насколько проще было бы забыть обо всем и остаться здесь, под толщей океана… Затеряться, навеки укрыться в благословенной тиши…— А о нем ты что скажешь? — спросила наконец Аполетта и кивнула на Берема.
Танис со вздохом вернулся к реальности.
— Не знаю, — сказал он. Пожал плечами и оглянулся на Берема: тот с отсутствующим видом смотрел во тьму пещеры. Губы его двигались, словно повторяя затверженную молитву. — Если верить Владычице Тьмы, он — ключ ко всему. Разыскать, мол, его — и победа в кармане.
— Что ж, он у вас, — сказала Аполетта. — Означает ли это, что вы победили?
Танис озадаченно моргнул: неожиданный вопрос застал его врасплох. Он задумчиво поскреб в бороде… Подобное ему как-то и в голову не приходило.
— Ну да, он у нас, — пробормотал Полуэльф. — Но что нам с ним делать? Что в нем такого, что могло бы обеспечить победу одной из сторон?..
— А сам он не знает?
— Уверяет, что нет.
Аполетта сдвинула брови, приглядываясь к Берему.
— По-моему, он лжет, — сказала она после некоторого раздумья. — Впрочем, он — человек, а я не возьмусь утверждать, что хорошо знаю людей. Иной раз они мыслят так странно. Есть, пожалуй, только один способ выяснить наверняка. Нужно отвести его в Храм Владычицы Тьмы, что в Нераке.
— Нерака! — поразился Танис. — Но ведь именно там…
И тут за его спиной раздался дикий крик ужаса. Крик был таков, что Танис едва не сорвался в воду. Рука судорожно сжала осиротевшие ножны. Он крутанулся на месте, ожидая увидеть, самое малое, стаю драконов… И выругался.
Сзади не было никого, кроме Берема, смотревшего на него круглыми от страха глазами.
— Да что с тобой Берем? — спросил Танис раздраженно. — Увидел что-нибудь?
— Нет, Полуэльф, он ничего не увидел, — проговорила Аполетта. Она с интересом приглядывалась к Берему. — Он закричал, когда я сказала «Нерака»…
— Нерака!.. — эхом откликнулся Берем и одичало затряс головой. — Зло!.. Страшное зло! Нет!.. Я не хочу…
— Ты сказал, что это твои родные места, — Танис шагнул к нему.
Берем со всей твердостью отрицательно покачал головой.
— Ты сам мне сказал! Только что!
— Я оговорился, — заюлил Берем. — С кем не бывает. Я имел в виду… Э-э-э… Такар. Да, Такар. Вот я откуда…
— Нет, человек, ты говорил о Нераке. И ты знаешь, что там теперь великий Храм Владычицы Тьмы! Там, в Нераке! — непреклонно настаивала Аполетта.
— Правда?.. — Берем смотрел на нее широко открытыми, по-детски невинными голубыми глазами. — Владычица Тьмы?.. Храм в Нераке?.. Нет, там ничего нет, только маленькая деревушка. Моя деревня… — Тут он схватился за живот и согнулся, точно скрученный внезапным приступом боли. — Мне… Мне плохо… Оставьте меня в покое… — Забормотал он, оседая на мраморные ступени у края воды. И опять уставился во тьму, держась за живот.
— Берем! — раздосадованно окликнул его Танис.
— Плохо… Плохо мне… — Бормотал тот безучастно.