Драконья доля

Пока раздевала, разглядывала свой трофей. Тощий, но с мышцами. И, видать, совсем молодой, может, только чуть меня старше. Я и по лицу поняла, что он юнец юнцом, и сейчас убедилась — кожа на груди была гладкой, вовсе без волос. Зато в синяках и ссадинах. Но открытых ран не видать.

Взяв тряпку, начала его обтирать. Потом вытряхнула на край кровати содержимое найденной котомки. Одну свою сорочку я пожертвовала, но рвать на бинты всё, что есть, несогласная! В суме нашлись две полотняные рубахи и склянка с жёлтой мазью. Открыла, понюхала, задумалась. Вряд ли это крем от веснушек? Мазнула себе по тыльной стороне руки — не жжёт. Логично предположить, что это как раз что-то целебное, а уж от синяков или от ран, не так важно.

Порвав одну из рубах на полосы, затянула рёбра. Оласа говорила, что надо так, иначе не срастутся. Пока возилась — нагрелась вода в котелке. Аккуратно, тряпкой, промыла рану под волосами надо лбом. Намазала края мазью и забинтовала голову. И занялась рукой. Та уже опухла в локте. Ох, вот тут я совсем не мастер, как бы он после моего лечения калекой не остался. Знаю только, что суставы выше и ниже повреждения обычно стараются зафиксировать неподвижно, что руку надо согнуть в локте под прямым углом и что лучше, если пальцы полусогнуты. Сейчас накапаю бедняге в рот отвар крапивы и начну мастерить лубок.

Спасло нас обоих то, что парень очнулся. А то бы я намотала…

Застонал, распахнул глаза — и попытался дёрнуться прочь от нависшей над ним меня. Что, такая страшная? Попытка закончилась воплем. Ну, ясно, больно же! Пока был в отключке, ничего не чувствовал, а тут разом заныли и рука, и нога, и голова, и всё, что между ними…

— Где… я?..

— Ты под обвал попал, я тебя откопала и к себе приволокла.

— К себе? — попытался повернуть голову и застонал снова.

— Убежище у меня тут. Слушай, ты весь битый и ломаный. Пока снова не отключился, скажи, для чего твоя мазь и знаешь ли ты, как фиксировать переломы?

Ну да, нас тут только двое. Больше спросить некого. А раз руки и ноги его, пусть сам и решает, что с ними делать.

— Что сломано?

— А ты не чувствуешь?

— Нет. — В первый раз улыбнулся, светло, белозубо: — Всё болит. Да, мазь от ссадин и порезов.

— Тогда слушай. На рёбрах синяки со ссадинами. Может, что-то и сломано, не знаю. Я их туго забинтовала.

— Ага, теперь понятно, почему дышать не могу. Но сделала правильно. Что ещё?

— По темечку тебя камнем приложило. Кожу рассекло, ты весь в крови был. Я промыла, края раны твоей мазью смазала, забинтовала.

— Пойдёт. Ещё?

— Ещё рука и нога. Как сапог снять — не знаю. Нога опухла. И локоть тоже.

— Сапог жалко… другого нету.

Тоже, что ль, заблудился в этих дивных местах? Спрошу позже.

— Знаешь, попробуй стянуть, я потерплю, — продолжил парень.

Сомневаюсь я что-то…

— Скажи сначала, что с твоей рукой делать?

— А что с ней? Подожди, сейчас посмотрю, — напрягся, пытаясь приподняться и дотянуться здоровой конечностью до больной.

— Погоди, сейчас поддержу тебя за плечи, — чуть-чуть запоздало сообразила я.

Если он в целительстве разбирается, это хорошо. Одним калекой в перспективе меньше.

Я смотрела, как он, прикрыв глаза, легко водит кончиками пальцев по исцарапанной коже. Будто видит пальцами.

— Лучевую кость сломал. Но это быстро срастётся. — Повернул голову ко мне: — Ты лубок мастерила? Правильно. Давай я помогу доделать, ты забинтуешь, а потом руку мне на шею повесим.

Кивнула. Ну да, если он будет помогать и говорить, что не так справлюсь. Затем и попросила сначала с рукой разобраться. Потому что если дёрну сапог, а он опять от боли отключится, разбираться придётся самой. И ведь наразбираюсь…

Пока мучила руку, он терпел молча. Только поинтересовался, какой гадостью я его поила, кивнул и попросил ещё.

Зато с ногой произошло, как и предполагала. Я потянула сапог, он заорал и потерял сознание. Ну и ладно. Пока в себя придёт, всё закончится.

Очнулся он ближе к закату. И завозился, видно, выйти надо было. Угу… и куда он такой поковыляет? А навернётся, будут не две конечности сломаны, а все четыре. А то ещё и шея в придачу.

И достанется мне котелок в наследство…

Но смех смехом, а что делать?

Хотя ясно что — костыль!

— Погоди, смастерю тебе подпорку.

Взяла топор и пошла искать прямое деревце с подходящей развилкой.

Когда вернулась, он сидел на краю кровати. Глаза снова закрыты, лицо бледное, а правая, здоровая рука со сложенной лодочкой ладонью лежит на больной ноге.

Услышал мои шаги, поднял голову, криво улыбнулся:

— Лечить пытаюсь. Не очень, но помогает.

Это как? Неужели он — маг?

— Не, не маг. Так, дилетант. Ты сама попробуй, поймёшь.

Ди-кто? Лучше не спрашивать, хотя любопытно. А пробовать буду после. Потому как сообразила, что надо ещё одно дело сделать — нарубить еловых лап, благо, за ручьём появился ельник, и приволочь их в дом. Кровать-то он занял, а мне где ночевать? Вот натащу побольше, кину сверху плащ, будет постель.

Костыль пришлось укоротить — рубила я с запасом.

— Тебе помочь?

— Я сам. — И покраснел.

Точно, совсем юнец.

Ну и славно. Я и так ничуть не боялась, потому что в таком состоянии ему и муху на лопатки не положить, а тут совсем уверилась, что лезть не станет.

А вообще он милый. Глаза тёмно-серые, как небо перед грозой, загорелая кожа гладкая, бороды пока нет и в помине, а на левой щеке, на скуле, небольшая родинка.

Дождусь, пока вернётся, тогда уж за лапником пойду. Если, кстати, волокушу с собой взять, обернусь за один раз.

На ручье я застряла, потому что заметила пятнистую форель, и в голову втемяшилось наловить рыбы впрок. А когда вернулась, парень уже спал.

Вот и ладно. Пока не стемнело, разожгу огонь, вскипячу чайник, а в котелке сварю уху. С горстью риса, который я старалась расходовать очень экономно, и грибами. Ну да, рыба с грибами, нетрадиционное блюдо, и что? Ещё две рыбины, уже выпотрошенные, слегка посоленные и обложенные листьями крапивы, подождут до утра. А то вдруг завтра ручья уже не будет на месте?