Драконья тень
Шрифт:
Джон направил паруса к северу.
Глава 9
Как и его тезка, Молочай поднялся с серебряным рассветом. Внизу проходили деревья и кровли деревни Алин и Джон чувствовал, что может назвать каждую крышу и лист. Хорошо знакомые ему поля, овцы и овечьи собаки, трактир «Дерзкая девчонка», прачечная, коты на стенах. Потом он увидел Дальний Западный Выезд, и в торфяных болотах, которые блестели словно осколки железа, фермеров и резчиков торфа, что выкрикивали добродушные приветствия: Надо ли его спасать на сей раз? Его заметили и в изумлении уставились пастухи, потом выругались, потому как у них сбежала овца. Еще дальше, там, где кончались деревья, внизу миля за милей накатывали сплошные болота, лишайники и скалы, а также мелькали большие стада
Это было исключительное время. Джону казалось, что вся душа его и тело пронизаны светом.
Ранним утром, когда сохранялся восточный ветер, стояла полнейшая тишина, только бились и щелкали паруса да такелаж скрипел под порывами ветра. Ближе к полудню ветер сменился на западный и Джон освободился от кое-какого балласта – воды из колодца с заднего двора, которая висела под судном в бурдюках из сыромятной кожи – и поискал, где воздушные потоки сменяются восходящими, ибо восемнадцать месяцев экспериментальных полетов показали ему, как это делать. Всевозможных восходящих потоков он нашел много, так что мог менять паруса и галсы, поскольку был хорошим моряком и на воде и в воздухе. От головокружительной красоты уменьшающейся земли у него перехватило дыхание.
И был это его первый полет, о котором он знал – ему ни за что не выжить. Как ребенок, он в восторге смотрел на землю и холмы и на это чудо – птиц, паривших в воздухе так близко к нему и оттого тысячи раз попадавших в беду. Замечания Геронекса о балласте и управлении рулем были не слишком полезны. Днем он еще мог различить и назвать каждый поток и скалистую вершину, каждую рощицу и разрушенную ферму, но ближе к вечеру вытащил свои пергаменты и палочками шероховатого древесного угля и свинца рисовал карты (смешные и странные, как и все его рисунки) и развлекался, нанося на них нелепые наименования.
Когда ветра окончательно повернулись против него, он убрал парус и бросил якорь в деревья поблизости от пруда Гэгни. С помощью дюжины шкивов и приспособлений он стащил Молочай вниз, поскольку горячий воздух выпустить не рискнул. Атмосфера была все еще близка к земной. Он принял на борт столько балласта, сколько смог втащить, и винтовые лопасти громко зашумели и затрещали, когда толкнули Молочай вперед.
Он стал на якорь в том месте, где была когда-то сторожевая башня Кайр Корби, а сейчас остался только круг из камней, и слез по лестнице развести огонь для ужина. Закутавшись в пледы и шкуры, он сел, скрестив ноги, на обрубок старой стены и съел подгоревшие ячменные лепешки, пристально вглядываясь на север, на лишенные леса пустоши, куда никогда не простирался закон Короля, а у него над ухом жалобно ныли миллионы москитов и мошкары. Согласно Дотисовой Истории, Воронья Башня гордилась лесными угодьями у подножья, и в ней всегда наготове был сложенный костер, который разжигали как предупреждение, хотя к сожалению, та часть тома, где говорилось, за чем наблюдала башня, была утеряна. Сейчас поблизости все же росло несколько деревьев, но насколько Джон видел в молочно-белом свете, не было никаких признаков того, что вокруг башни есть леса … Однако Джон смотрел на север и задавался вопросами.
Возможно, Ледяные Наездники. Или кто-то из их давно забытой родни. Усобица и чума давно вытащили королевских солдат на юг. Но что-то же ведь разрушило эту башню и опустошило все земли между нею и Дальним Западным Выездом, который до сих гордится внушительными стенами.
Может, думал Джон, в тысячный раз прихлопнув ноющего нападавшего-невидимку, их согнали, или, что более правдоподобно, съели живьем москиты.
И хотя был он утомлен, он надолго засиделся, наблюдая, как пропадают краски этих земель. Ему казалось, он различал их очертания, созданные всеми оттенками прозрачно-голубого, пока не взошла поздняя луна и не омыла все холодом и магией. Он вытащил свою шарманку и ее глубоким безыскусным печальным голосом наиграл песню, которую написал для Дженни, желая, чтобы она была с ним. И не только из-за того, с чем, он знал, ему придется столкнуться, но и чтобы разделить с нею эту красоту, эти сумерки, эти пейзажи и восторг дневного полета. Он коснулся красной ленты, все еще нарядно вплетенной в волосы.
Сверху, еще перед тем, как бросить якорь, он увидел рога гор
Тралчета, покрытые белой коркой и замаскированные ледниками, чьи лапы резко обрывались в темно-зеленом море. Для второго дня полета, при том, что заклинания тепла в хотвейзах медленно исчезали, это было безрассудное расстояние. Гномы, которые вручили их ему, сказали, что они себя исчерпают за три полных дня, но он в этом сомневался.Однако ничего другого не оставалось. Гномы Бездны Тралчета были его единственной надеждой на успех в путешествии, и он мог только молиться, что они слышали его имя от своей родни. Через какое-то время он залез по лестнице и попытался найти в телескоп на южном небосклоне комету, которая, как он высчитал по старинным записям, должна быть здесь, но ее не было. Потом он установил все рычаги машинных механизмов, с которыми мог справиться, перед тем как завернуться в пледы и медвежьи шкуры и заснуть. Ему казалось, он долго лежал без сна, наблюдая за семью лунно-белыми воздушными шарами, которые сталкивались под ночным бризом и тускло светящимся мерцанием северного сияния, голубого, багряного и белого, струившегося в опаловом небе над плетеными планширами.
К утру Молочай опустился на добрых 20 футов. Это было не так плохо, как боялся Джон, но хорошего в этом тоже не было. Ночью поднялся туман, поэтому, когда он – до рассвета – очнулся от вымученной дремоты, то на миг запаниковал, не сумев ничего разглядеть, словно его поразила слепота. Но в следующее мгновение бодрящая ледяная липкость сказала ему, что это всего лишь один из убийственных туманов на торфяниках. Они назывались «пожиратели луны», или обманные туманы, и следовали за тремя сестрами-волшебницами – или жрицами, в соответствии с Лапидарными толкованиями – которые, говорят, путешествовали с ними и пожирали души путников. В известном смысле это успокаивало. Он очень тщательно обследовал следы в окрестностях Кайр Корби и не нашел ничего более зловещего, чем присутствие в тундре волков, но тот, кто мог найти якорный канат и взобраться по нему на Молочай в таком тумане – это действительно был бы умный противник.
Он прощупал по планширу канаты от мешков с балластом. Обманные туманы редко лежали выше 30 футов – он много лет проводил измерения по стене башни Алин Холда – –так что он вылил немного воды из двух мешком на противоположных сторонах лодки, меняя направление до тех пор, пока над головой медленно не материализовались неясные луны воздушных баллонов. Затем, неожиданно, словно пройдя сквозь воду, он оказался над этой густой мглой, а вокруг плетеного корпуса вздымались клубы испарений, сквозь которые в отдалении возвышались серые каменные холмы – острова в бледно-лиловом мире гаснущих звезд.
Черные клыки гор обернулись утесами на берегу этого таинственного океана. Он опустил лестницу за борт на такую длину, чтобы слезть и освободить якорь, и лодку немного отнесло, пока он снова карабкался наверх. Это означало подгоревшие вчерашние ячменные лепешки на завтрак вместо чего-нибудь свежего и горячего, но утренняя заря над таким миром тумана стоила замены, и он завел оставшиеся рукояти и установил рычаги. Лопасти сделали оборот, странно вспыхивая в полутьме.
Если я умру на севере, подумал он, по крайней мере у меня будет это.
Ему хотелось только, чтобы здесь, с ним была Дженни.
Если бы Джен была здесь, может, я бы и уцелел на севере, но будем обходиться тем, что есть.
Восход солнца среди вздымающихся колонн водяных паров. Птицы, уходящие под воду, как летающие рыбы. Дневная луна, сияющая словно зеркало для бритья Бога. Почти невыразимая красота, и снова красота, и снова, особенно когда туманы поредели, поднялись и потом рассеялись, а внизу в утреннем свете осталась лежать вся эта земля, нетронутая и неведомая.
Как только рассеялся туман, Джон целый день составлял карту, ставил паруса и собирал судовое оружие: пять небольших катапульт с арбалетами из южной стали и лук, заряженный шестифутовыми гарпунами. Некоторые были отравлены – из той последней партии, что сделали они с Яном. Другие содержали разъедающие вещества или зажигательные бомбы, он готовил их по старинным рецептам и в прошлом году использовал против Ледяных Наездников. Хорошо они сделаны или нет, он не знал. Может и плохо. Если он столкнется с волшебником, который забрал его сына, они будут бесполезны.