Драконяша для отшельника
Шрифт:
Сплошная незамутненность.
Конь говорил, она школу с золотой медалью… И на филологическом курс проучилась…
Ощущение, что о каком-то другом человеке говорил.
– С авокадо и редисочкой, – продолжает она, ресницы хлопают, а я дергаюсь, приходя в себя.
– Чего? – рычания, отпугивающего всяких идиоток, не получается, только сип невнятный. – Редисочкой?
– Ну да, – радостно кивает Драконяша, а ее крыса согласно пищит, – и сметанкой! Вкусно!
Мой мозг отказывается воспринимать информацию про авокадо в сочетании с редисочкой под сметаной. Потому что, во-первых, непонятно,
– Откуда… Все? – так… Связность речи тоже пропадает… Прям пиздец пиздецовый…
– Так Вера Львовна же приходила вчера, – все так же радостно хлопают реснички, – сказала, детокс у вас.
– Чё у меня? – сип переходит в хрип. Львовна, не иначе, спятила на старости лет…
– Детокс… – пожимает плечами Драконяша, – она говорит, вам надо рукопись сдавать… И нельзя пить. Потому она убрала спиртное и оставила полезые продукты.
Сердце сбоит, я делаю шаг к бару, раскрываю его неверными пальцами… И замираю.
Моей выпивки нет. Ничего нет.
Ни коньяка, который я не уважаю, но на безрыбье и коньяк – пойло.
Ни водки, которую я не люблю, но лучше нее ничего не прочищает чакры.
Ни сладкой хуйни, которая стояла тут с незапамятных времен и спаивалась понемногу жрицам платной и дико дорогой любви.
Даже содовой нет!
Надо будет в холодильник глянуть, может, и кефира нет? В нем же тоже градус?
Молча изучаю пару минут непотребно пустые полки, с треском захлопываю дверцу бара.
Отворачиваюсь от активно изучающей обстановку кабинета Драконяши. Глазки ее светятся неподдельным любопытством, потому что за три дня своей жизни в моем доме, тут она – впервые.
Достаю телефон, набираю Львовне. Сейчас я эту старую курицу… Блять, разделаю на цыпленка табаки.
– Антоша, – с места в карьер начинает Львовна, явно задницей чувствуя беду и интенсивно подстилая себе соломки, – Виталий Борисович лично приказал…
– Вера Львовна… – я лагаю, как старый пентиум, кашляю, но справляюсь с собой, – мне глубоко похер на приказы Витали, ясно? Ты, Вера Львовна, моя домработница. Я тебе плачу бабки. Какого хера какой-то хер тебе приказывает, что делать в моем доме?
К концу фразы я вхожу в голос и, уже не сдерживаясь, гремлю на всю комнату.
– Так, а ну не ори на старушку, Антон! – тут же строжает Львовна, моментально напоминая мне, что в прошлом она – майор милиции. Именно милиции, а не полиции, а это – много говорит о человеке. – Тебе надо сдавать книгу. Все сроки просрал. К тому же, у тебя в доме теперь ребенок. И животное. И им совсем ни к чему еще одно животное рядом, понятно?
– Львовна, – ласково рычу я, – я ведь тебя уволю…
– Попробуй, Антоша, попробуй… – так же ласково, в тон, отвечает мне старая перечница, – а я посмотрю, через сколько часов, заметь, Антоша, не дней – часов, ты попросишь вернуться…
– Слишком ты нахальная стала, Львовна, – хриплю я, прикидывая, что будет, если она вдруг откажется у меня работать, и внутренне содрогаясь от одной только мысли об этом.
– Это ты, Антоша, стал много пить. Тебе книгу сдавать.
Виталий Борисович расстраивается, что ни дозвониться, ни дописаться не может до тебя… И ребенку нечего плохой пример подавать… Она и без того нахлебалась…Рычу, отрубая связь.
Слушать проповеди за свои бабки от своей же доработницы… До чего ты дошел, Буров?
Понимаю, что придется это проглотить все же.
С людьми я схожусь очень плохо, и они платят мне взаимностью.
Львовна, при всей ее нетолерантности ко мне лично, бесценный кадр.
Спокойная, с крепкой психикой, чистоплотная и вкусно готовит жрать то, что я люблю. Не болтает, не сплетничает, блюдет коммерческую и личную тайны.
Терпит мои заскоки, хотя, какие у меня там заскоки?
Я же практически ангел, блять!
Правда, до нее ни одна домработница и недели не держалась.
А Львовна уже четвертый год тут. Приходит три раза в неделю, делает свои дела, в мои не лезет… До сегодняшнего дня.
Она мне один раз даже жизнь спасла, вызвала скорую, чтоб меня откапали и вернули в реальность. После этого случая я сдерживаю свои порывы. Немного.
– Ой, какая прикольная штука! – голос Драконяши, о присутствии которой я успеваю забыть в запале, заставляет замереть, а затем резко развернуться. И опять замереть. – А это копье, да?
В руках у безумной девки боевой дротик индейцев навахо. Его преподнес мне один из читателей на какой-то очередной издательской тусне. Этот мужик клялся, что конец дротика измазан слизью южноамериканской лягушки. На минуточку, самой ядовитой твари на планете…
Глава 3
– А почему такой маленький? – она не смотрит на меня, а то бы давно уже забила тревогу, потому что, сто процентов, моя рожа сейчас – реальный стоп-сигнал. И, наверно, даже цвета такого же. Красного, блять. Но Драконяха пялится на дротик, вертит его так и эдак, ее псина вошкается где-то под нашими ногами…
А я лихорадочно прикидываю, как у нее эту хрень забрать и не дать уколоть палец.
А то будет у меня тут мертвая царевна. Совсем мертвая. Никакой Елисей не спасет…
И вот только не надо меня спрашивать, какого, собственно, черта дико опасная вещь валяется в свободном доступе?
Во-первых, мой кабинет. В моем доме. Что хочу, то и держу. И как хочу, так и держу. Львовна здесь вообще только полы протирает, а мебель не трогает ни под каким предлогом. Хотя, вон, бар вынесла, старая карга… Но это – исключительный случай. К тому же, она – умная бабка, знает, что можно трогать, а чего ни в коем случае касаться нельзя.
И во-вторых, этот дротик лежал себе спокойно в шкафу. Закрытом, бляха! Закрытом шкафу!
Это надо особым складом ума обладать, вернее, того, что заменяет этой блонди ум, чтоб залезть туда, куда не нужно!
Пока я обмираю от ужаса, прикидывая собственный полет через стол к ненормальной девке, она, наконец, соображает поднять на меня взгляд.
Ну и, видимо, зачатки интеллекта и самосохранения срабатывают, потому что она замирает, ошарашенно смотрит то на меня, то на дротик в своих руках.
Еще шире распахивает глазки, раскрывает ротик в удивленном «О», отставляет немного руку с оружием в сторону…