Дракула бессмертен

Актеры за его спиной дружно ахнули.

Чей-то бархатный голос произнес:

— И что же вы знаете о войне, мистер Дин?

Гамильтон струхнул. Похоже, реакция актеров была вызвана не его громами и молниями, а появлением румына.

Многоголосие окончательно стихло. Теперь все глаза смотрели на Басараба. Актеры и рабочие сцены с благоговением ждали следующего его слова — словно ученики Христа на проповеди. А выглядел румын и в самом деле великолепно. На плечах его лежал просторный плащ из черного и золотистого атласа, в руках он держал тяжелый стальной палаш — с такой легкостью, словно оружие было продолжением его тела. Клинок поблескивал в свете рампы.

Хотя Дин исполнял обязанности управляющего театром, а также постановщика и — временно — режиссера спектакля, Басараб выставил его нежеланным гостем на сцене.

— Что я знаю о войне? Да уж само собой, поменьше вашего.

В тот же миг кончик палаша оказался у его горла, заставив Гамильтона умолкнуть. Из соображений безопасности актеры, как правило, пользовались на сцене тупыми деревянными мечами. Но этот клинок был настоящим: заточенная сталь неприятно врезалась в шею.

— Атмосферы боя, мистер Дин, не воссоздашь на сцене простой сменой освещения, — проговорил Басараб. За невозмутимостью его слов угадывалась клокочущая ярость. — Обнаженный клинок в руках, жажда крови, растущая с каждой погубленной вражьей душой, — вот что такое настоящее сражение. Поединок — полноценный вид искусства. В наши дни, увы, совершенно позабытый.

Гнев его пошел на убыль, сменившись меланхолией. Дину подумалось, что Басараб искренне верит в чушь, которую несет.

Актер опустил меч. Гамильтон тут же схватился за горло, но крови не почувствовал. В везении было дело, или румын и вправду так хорошо владеет мечом? В любом случае перед Дином стоял безумец.

Главные двери зрительного зала с грохотом распахнулись. Все головы в помещении повернулись в сторону входа. Дин прикрыл глаза рукой, чтобы яркий свет рампы не мешал разглядеть незнакомца. Да как он смеет прерывать репетицию!

Вскоре Дин понял, что перед ним не мужчина, а женщина. Ее внешность потрясала воображение. Угольно-черные волосы резко контрастировали с лилейно-белой кожей. Гибкое тело скрывал идеально подогнанный костюм. С такой вульгарностью, как женщина в брюках, Дину еще сталкиваться не доводилось.

Шагая по проходу между креслами, незнакомка насмешливо хлопала в ладоши.

— Браво! Браво! Такая глубина игры не снилась даже Шекспиру.

Она стянула с головы цилиндр и бросила в руки стайке молодых актрис, игриво подмигнув им.

— Добрый вечер, дамы.

У Дина лопнуло терпение. Может, он слишком слаб, чтобы урезонить Басараба, но будь он проклят, если позволит издеваться нахальной бабе. Он сделал шаг к незнакомке:

— Не знаю, кем вы себя возомнили, но на эту репетицию публика не допускается…

Молниеносным выпадом меча Басараб перегородил Дину дорогу и прошептал ему на ухо:

— Ради вашей же безопасности, мистер Дин, воздержитесь от дальнейших разговоров.

Гамильтон встретился с женщиной глазами. От ее плотоядного взгляда у него кровь застыла в жилах. Он повернулся к Басарабу. Ни следа притворства. Неожиданная прямота румына лишь смутила его еще больше.

Басараб с каменным лицом взглянул на незнакомку. Та ответила злобной усмешкой. У этих двоих явно было общее прошлое, и не самого приятного свойства.

— Графиня, я ждал вашего появления, — проговорил Басараб.

— А старые поговорки, оказывается, не врут, — кокетливо бросила она, ударяя тростью по полу, словно кинжалом. Встав перед сценой, женщина в притворном удивлении покачала головой. — Время действительно лечит все раны.

— Есть и такие, исцелить которые невозможно.

В голосе Басараба слышался нешуточный гнев.

Женщина разразилась хохотом — уже безо всякого ехидства, искренне забавляясь.

— Тебе самому еще не надоела привычка играть со словами?

Актер взмахнул мечом.

— Вероятно, тебе по душе более оживленное времяпровождение?

Незнакомка вдруг замерла, как гадюка, готовая к броску.

— Почему бы и нет? — промурлыкала она. В предвкушении предстоящей схватки глаза ее распахнулись шире. — На мечах играть гораздо интересней.

Во время короткой остановки в Солсбери Артур соскочил с поезда, подбежал к одной из недавно открытых телефонных будок, заплатил оператору и попросил набрать его домашний номер. Дозвонившись до Ист-Финчли, оператор передал трубку Холмвуду и оставил его в уединенной деревянной кабинке.

— Посадка закончена! — крикнул проводник.

Лорд торопливо проинструктировал дворецкого, Уэнтуорта, чтобы тот к десяти минутам седьмого выслал на вокзал Ватерлоо его карету.

— Только без опозданий!

Прозвучал последний свисток. Бросив трубку и не утруждая себя дать чаевые оператору, Холмвуд кинулся к отбывающему составу и с разбегу прыгнул на подножку.

К несчастью, из-за стада овец, перекрывшего пути за Бэсингстоком, поезд прибыл в Лондон лишь в пятнадцать минут седьмого. В довершение всего из-за растянувшейся на двадцать лет реконструкции главный вход в северо-восточном углу вокзала был перекрыт. Артуру с Миной пришлось сначала пройти на юг, чтобы потом вернуться к месту, где их ждала карета. Через пять минут Квинси ожидали в «Лицее» на репетицию, а им предстояло ехать не менее десяти минут.

Несмотря на спешку, Холмвуд не изменил своим безупречным манерам. Придержав дверцу кареты, он подал Мине руку. Она не приняла помощи и сама забралась в экипаж. Артур совсем забыл, что в галантности мужчин она всегда видела посягательство на ее личную независимость. Вдруг Мина оступилась, и закутанный в шаль предмет, а заодно и ее сумочка, со звоном упали на мостовую. Содержимое сумочки — кошелек, ключи, нераспечатанная телеграмма — рассыпалось. Лорд позволил себе еле заметно улыбнуться. То-то же. Мина хотела слезть и подобрать свое имущество, но раздосадованный Холмвуд взял ее за талию и втолкнул обратно в карету, после чего подобрал сумочку и прочие вещи и последовал за спутницей. Время не ждало.

— Кучер! Езжайте галопом, если вас не затруднит, — рявкнул Артур.

К своему неудовольствию, он увидел, что Мина заняла заднее место. Черт бы побрал эту женщину! В приличном обществе даме сидеть сзади не полагается. Кроме того, он терпеть не мог сидеть спиной к лошади в движущемся экипаже.

Карета помчалась вперед, однако нетерпение Артура требовало большего. Высунувшись из окна, он заколотил тростью по крыше экипажа.

— Эй там, быстрее! Быстрее!

— Артур, успокойся. Нельзя терять голову.

Ее тон задел Холмвуда. Мина словно отчитывала ребенка, переевшего сладостей. Не скрывая раздражения, он сунул ей в руки подобранные вещи.

Мина — быть может, впервые в жизни — решила помолчать и выбрала тактику пренебрежения. Она положила вещи на сиденье и распечатала телеграмму — удобный предлог не разговаривать с Артуром.

Но уже через секунду сдавленно охнула и с паникой посмотрела на лорда. На глаза ее навернулись слезы.

За все годы, что Холмвуд знал эту женщину, он впервые видел ее в такой растерянности.