Дракула
Шрифт:
Он с такой ненавистью посмотрел на меня, что я невольно подумал о возможности нового покушения и свистнул в свисток. Однако он в ту же секунду успокоился и сказал:
— Извините, доктор, я забылся. Вам не нужна помощь. Я так взволнован, что легко выхожу из себя. Если бы вы знали, какая передо мной стоит проблема, что мне предстоит решить, вы бы пожалели и простили меня, проявив терпимость. Пожалуйста, не надевайте на меня смирительную рубашку, я не могу свободно думать, когда тело сковано по рукам и ногам. Уверен, вы меня поймете!
Больной явно владел собой. Поэтому я успокоил и отпустил прибежавших санитаров. Когда дверь за ними закрылась,
— Доктор Сьюворд, вы так внимательны ко мне. Поверьте, я очень-очень вам благодарен!
Решив, что лучше расстаться с ним на этой ноте, я ушел. Да, тут есть над чем подумать. Попробую привести в порядок свои наблюдения. Итак:
он остерегается употреблять слово «пить»,
боится быть обремененным чьей-либо душой,
не боится «жизни» в будущем,
презирает все низшие формы жизни, хотя и опасается, что их души будут его преследовать.
Логически все это свидетельства одного и того же! Он уверен, что обретает некую высшую жизнь. И боится последствий — бремени души. Значит, его интересует человеческая жизнь!
А почему он так уверен?
Боже милосердный! У него был граф, и затевается какое-то новое скверное дело!
Позднее. Я пошел к Ван Хелсингу и рассказал ему о своих подозрениях. Он призадумался, потом попросил отвести его к Ренфилду. Подойдя к двери палаты, мы услышали — больной весело, как прежде, поет. Мы вошли и с изумлением увидели, что он сыплет на подоконник сахар, как раньше. По-осеннему вялые мухи начали слетаться в палату.
Мы попытались навести его на тему нашего последнего разговора, но он не реагировал и продолжал петь, будто нас в комнате не было. Достав клочок бумаги, он вложил его в свою записную книжку. А мы так и ушли ни с чем.
Да, интересный он экземпляр, сегодня ночью надо за ним понаблюдать.
Письмо от «Митчелл, сыновья и Кэнди» — лорду Годалмингу
1 октября
Милостивый государь!
Мы всегда рады быть Вам полезными. Сообщаем по Вашей просьбе, переданной нам мистером Гаркером, следующие сведения о продаже и покупке дома № 347 по Пикадилли. Продавцы — поверенные покойного мистера Арчибалда Уинтер-Саффилда. Покупатель — знатный иностранец, граф де Билль, он сам произвел покупку, заплатив всю сумму наличными. Более нам ничего о нем не известно.
Всегда к услугам Вашей светлости
«Митчелл, сыновья и Кэнди».
Дневник доктора Сьюворда
2 октября. Вчера ночью я установил пост наблюдения в коридоре и велел санитарам фиксировать все звуки из палаты Ренфилда и в случае чего-то необычного немедленно звать меня.
После обеда миссис Гаркер пошла спать, а мы собрались в кабинете у камина и обсуждали итоги дня. Одному Гаркеру удалось узнать что-то новое, и это, надеемся, приведет нас к важным результатам.
Перед сном я прошел к палате Ренфилда и посмотрел в глазок. Он спокойно спал, грудь ритмично поднималась и опускалась.
Утром дежурный сообщил мне, что вскоре после полуночи Ренфилд проснулся, довольно громко молился, и вроде бы ничего больше не было слышно. Его отчет вызвал у меня подозрение, и я спросил прямо, не заснул ли он на дежурстве.
Сначала он отрицал, а потом признался, что немного вздремнул. Плохо, что людям нельзя доверять и приходится
следить за исполнением поручений.Сегодня Гаркер продолжает свои расследования, а Арт и Квинси ищут лошадей. Годалминг считает, что нам надо иметь под рукой лошадей; когда мы закончим расследование, будет уже поздно их искать.
Нам нужно стерилизовать всю привезенную графом землю между восходом и заходом солнца, таким образом мы сможем напасть на него в период его наибольшей слабости, у него же не будет прибежища.
Ван Хелсинг ушел в Британский музей посмотреть книги по древней медицине. Тогдашние врачи обращали внимание на явления, которые их просвещенные последователи не признавали; профессор ищет средства против ведьм и бесов.
Порою мне кажется, что мы все сошли с ума и вылечит нас только смирительная рубашка.
Позднее. Мы снова собрались все вместе. Кажется, напали на след, и завтрашняя работа выведет нас на финишную прямую. Интересно, имеет ли спокойствие Ренфилда какое-то отношение к графу. Все-таки настроения больного были связаны с действиями этого монстра, и, вероятно, его уничтожение скажется на нем. Если бы иметь хоть малейшее представление, что происходит у него в мозгу, возможно, у нас в руках была бы еще одна важная нить. Теперь он как будто ненадолго успокоился… Успокоился ли? Кажется, из его палаты раздался дикий вопль…
Ко мне в кабинет ворвался санитар и сообщил, что с Ренфилдом что-то случилось. Услышав крик из его палаты, дежурный вбежал к нему и нашел больного лежащим на полу ничком в луже крови. Иду к нему.
ГЛАВА XXI
Дневник доктора Сьюворда
3 октября. Теперь, когда я успокоился, постараюсь по возможности точно, не упустив ни одной детали, изложить все случившееся.
Ренфилд лежал на левом боку в луже крови. Я хотел поднять его и увидел, что он получил тяжкие повреждения, нанесенные хаотично и бессмысленно, такое впечатление, будто действовал безумец. Лицо Ренфилда было так разбито, словно его били об пол — лужа крови образовалась от лицевых ран. Санитар, стоявший возле несчастного на коленях, сказал мне, когда мы повернули его:
— Мне кажется, сэр, у него сломан позвоночник. Смотрите, правая рука, нога и часть лица парализованы. — Он был крайне озадачен тем, как это могло произойти, и, нахмурившись, недоуменно заметил: — Не понимаю двух вещей. Больной мог разбить себе лицо, если колотился головой об пол. Я сам видел — в Эверсфилдском сумасшедшем доме такое было с одной молодой женщиной, пока ее кто-то не схватил. Шею, впрочем, он мог сломать, упав с кровати во время приступа удушья или кашля. Но совершенно не представляю себе, как могло произойти сразу и то и другое: если у него спина сломана, он не мог биться головой об пол, а если лицо было разбито до падения, тогда остались бы следы на постели.
— Бегите к профессору Ван Хелсингу, — велел я ему, — и попросите его немедленно прийти сюда. Немедленно!
Санитар убежал, и через несколько минут в халате и шлепанцах появился профессор. Увидев Ренфилда на полу, он внимательно посмотрел на него, потом на меня: видимо, по моим глазам понял, о чем я думал, и спокойно, вероятно в расчете на санитара, сказал:
— Ах, какой печальный несчастный случай! Больному потребуется тщательный уход и много внимания. Я помогу вам, но сначала оденусь. Побудьте здесь, я через несколько минут вернусь.