Дразнилки

Он ни разу не видел весну на юге, поэтому удивлялся внезапному расцвету ярких красок вокруг. Деревья будто за одну ночь обзавелись изумрудными шапками, кустарники вокруг дома вытянулись и тоже позеленели, всюду цвели цветы. А этот запах свежей сирени! Прекрасно!

Элка выскочила, как обычно, одеваясь на ходу. Застегнула лёгкую розовую курточку. Подмигнула:

– Целоваться сразу или отойдём подальше, чтобы предки не видели?

Они целовались каждый день уже две недели точно. Лёва не считал специально, но как-то отложил в памяти тот момент, когда Элка поцеловала его после выписки. Мимолётный вышел поцелуй, будто отдавался долг за его походы в больницу.

– Отойдём, а то мало ли.

Лёва стеснялся.

За парком, около гаражей, Элка подтянула его к себе, привстала на цыпочки, прижалась губами к губам, запустила руки за спину. Лёва незамедлительно ответил на поцелуй. От Элки пахло прекрасной весной, лёгкостью и юностью. К Элке хотелось прижиматься, целоваться с ней вечность, не отрываясь. Как же сложно было остановиться!

Впрочем, она всегда отстранялась первой. Игриво облизнула губы, поправила растрепавшиеся волосы. Спросила:

– Пойдём в санаторий?

– Что там делать? Лучше в парк, на чёртово колесо.

– Не работает же. В этом городе всё ради туристов, а без них хоть помирай со скуки.

– Тогда пошли через площадь, куплю мороженое.

Она легонько дотронулась до его носа кончиком пальца.

– Ничего не имею против.

Шли, взявшись за руки. Это было важно для Элки, хотя сама она ни разу не говорила. Но Лёва знал, что на пути им будут обязательно попадаться одноклассники, и тогда она будет сжимать ладонь сильнее, и тогда все будут знать, что у неё есть самый настоящий парень, крутой, высокий, не местный, и тогда ей будет приятно, она хотя бы на некоторое время забудет о поисках брата.

На площади работал фонтан. Не задумываясь особо, Лёва выудил из кармана монетку, бросил в воду.

– Чтобы вернуться, – сказал он. – На удачу.

– Как будто ты собрался куда-то, – ответила Элка.

Лёве на мгновение показалось, что в отражении воды он видит Андрея Капустина. Тот стоял, одетый в жёлтую весеннюю куртку. На голове красовалась шляпа из гвоздей, прямо как Выхин рисовал в тетради. Лицо во влажной земле и инее.

Подумалось: его ведь никогда не найдут. Хоть весь лес обыщи. Тропинки уведут в сторону, деревья и кустарники закроют путь. Трава и мох скроют от людских глаз навал камней и земли. Только Выхин знает дорогу, но и он постарается как можно быстрее всё забыть, утрамбовать в глубинах памяти навсегда. Чтоб никто не дотянулся.

Купили мороженное на углу площади. Лёва содрал блестящую упаковку, впился зубами в молочную прохладу. Это было самое вкусное мороженое в его жизни.

– Зачем нам в санаторий? – спросил он, оглядываясь. На площади было немноголюдно. – Пойдём куда-нибудь, где никого нет, а?

– Можно в лес, – пожала плечами Элка. – Я посмотрела на картах, у старой электрической башни есть квадрат, который никто толком не прочёсывал. Там крапива с меня ростом, несколько оврагов и болотное озерцо.

– Мы же гуляем. На поиски можно и вечером.

– Думаешь? – Элка нахмурилась. – А разве нельзя совместить приятное и полезное? Поищем вдвоём, а? Вдруг найдём кого-нибудь.

Именно так и сказала: «кого-нибудь».

Настроение сразу же испортилось. Выхин в молчании быстро доел мороженое, взял Элку за руку и повёл с площади. Элка тоже помалкивала. Непонятно было, что у неё в мыслях. В последнее время она словно с ума сошла на этих поисках. Хотя в больнице её нормально подлечили, всё равно время от времени Элка изучала карты и бегала с поисковыми отрядами по лесу, прочёсывала местность.

– Не надо так, – сказал Выхин. – Я боюсь за тебя. Так же можно всю жизнь потратить на поиски, и ничего не найти.

– Подумаешь, так многие делают до самой смерти. Одни поиски.

Через несколько минут они подошли к санаторию. Металлические ворота куда-то исчезли. Проход перегораживал старый ржавый шлагбаум. За ним была видна разбитая дорога, редкие кустарники – давно не ухоженные, разросшиеся кое-как – а ещё развалившийся памятник пионеру (остались только ноги с торчащими кусками арматур). Вдалеке виднелись заброшенные корпуса с заколоченными окнами и дверьми. Шестиметровый сверкающий пик, венчавший центральный корпус, теперь был надломлен и вгрызался в небо коротким отростком. В обе стороны от шлагбаума растянулись плиты бетонного забора.

Остановившись, Элка долго смотрела вглубь санатория.

– Больше не работает, – сказала она, будто это было в порядке вещей. – Придётся идти в лес.

А Выхин помнил, как гулял в санатории, как переодевался в зимнее, ездил на автобусе к спускам, летал с горки на ватрушке, купался в открытом бассейне и лепил фигурки из мокрого снега. Помнил – и не мог сообразить откуда пришли эти воспоминания.

Потому что он был повзрослевшим скитальцем по огромной стране, дезертиром обычной жизни. Тем, кто приволок Аллу в крепость из одеял и стульев и вынул нож из её шеи.

Кровь была слишком горячей.

– Элка, мы ненастоящие, – сказал Лёва Выхин взрослым голосом. – Это морок. Мы или умерли или вроде того.

Она отвернулась от заброшенного санатория и пожала костлявыми плечиками.

– Даже если и так, разве плохо?

– Я не знаю. Но лучше быть живыми, или…

– Пойдём в лес, просто так, погуляем вдоль реки, а? – перебила Элка, кусая губы. – Ты мне расскажешь о том, как жил до приезда в наш город. Чем увлекался? Тхэквондо? Хоккеем? Мне интересно.

– Но послушай...

– А потом мы ещё поцелуемся, договорились? В том настоящем мы целовались всего один раз, в больнице. А потом я стеснялась, да и ты, наверное, тоже. Избегали этой глупой взрослой любви. А надо целоваться, Лёва, чтобы все мысли улетучились, чтобы я больше ни о чём не помнила, ни санаторий, ни мёртвого брата, ни голоса в голове. Не хочу помнить, хочу целоваться, как будто это и было на самом деле. У нас вся жизнь впереди, чтобы любить друг друга и наслаждаться каждой минутой.

– Это не жизнь.

– Да, Выхин. Это не жизнь, это – вечность.

Она подошла ближе, привстала на цыпочки и дотронулась пальцем до его кончика носа. Улыбнулась – как только она умела улыбаться. Выхин заметил светлое пятнышко у Элки на шее, под подбородком. Будто шрамик от удара ножом. Дотронулся до своей левой щеки – и тоже обнаружил мягкий заросший шрам.

Воспоминания свалились ворохом рассыпавшихся карт. Выхин стоял, растерянный, а Элка гладила его щёки, шею, глаза, подбородок, нос. От её пальцев пахло весной и свежестью, юностью и красотой жизни. Это был запах ещё не сбывшихся надежд и мечтаний, из того времени, которое взрослый Выхин уже давно потерял.