Дразнить судьбу – себе дороже

– Когда? – встрепенулась Лена.

– Ночью. Сегодня утром звонили, – ответил вместо жены Олег Александрович. – Сказали, инфаркт. Точнее выясню, когда вернусь.

– Завтра летишь?

– Сегодня в ночь. До больницы не довезли, скончался в машине «скорой помощи». Вот так-то вот. Теперь я один из братьев остался, – добавил он со вздохом. – Да, хиреет р-р-род Башотовых.

– А племянники твои, Михай со Штефаном? – Спросила жена.

– Тоже, вспомнила… Один в Германии, другой – в Белоруссии. А в Молдавии уже никого не осталось – разлетелись, разъехались.

– В Молдове, в Беларуси, – поправил отца Эдуард.

– Я таких названий не знаю. Я буджакский, в Бессарабии р-р-родился и вырос. С тем и помру. Это вы с сестрой коренные р-р-россияне, вам виднее.

– Ты рассказал бы детям как-нибудь, как провинциальный босяк, ты сам себя, помнишь, однажды так назвал, из строителя вырос до врача и генерала, – обратился сын к отцу. – А то все поминаешь, к слову, то про то, то про это. А толком-то никогда не рассказывал.

– Долгая песня и что-то не поется.

– А если прозой? – попросила Лена.

– Хм. Прозой… Да и прозой непросто. Ну, что? Учился в школе, как р-р-родители скончались, пошел в ПТУ.

– Политехнический университет? – спросил Эдуард.

– Ну, конечно, – рассмеялась Дора Михайловна. – Университет! Бывшие ремесленные училища, где учили разным ремеслам. Вот его-то отец ваш и окончил. Потом поработал немного на заводе слесарем. Случайно увидел в газете объявление о наборе в военно-техническое училище. И поступил. Так все было? – обратилась она к мужу.

– Вот и продолжай. Тебе виднее.

– Конечно, ты же уже ничего не помнишь. Все наши даты забываешь, дни рождения пропускаешь, июнь с июлем путаешь…

– Ну, уж! Ты, Митродора, палку-то не перегибай, – тихо, но с явной обидой в голосе произнес Олег Александрович, вспоминая по такому случаю полное имя супруги.

– Мам, а как папа в медицину попал? – чтобы предупредить намечающуюся размолвку между родителями, спросила Лена.

– Да, да, – поддакнул брат, – каким ураганом тебя в царство Гиппократа занесло?

– А вот про это – в следующую пятницу, – просветлел отец лицом. Будто освободился от тяжкого груза. – А сейчас доедаем заму, и я готов выслушать ваши доклады.

– Чур, я первая! – подняла руку Дора Михайловна. – У нас в третьем отделении произошло знаменательное событие. Нас посетил сам генерал-лейтенант Снегирев! С инспекцией! Ходил по кабинетам, интересовался отзывами пациентов. Он и на других этажах побывал.

– Ну, и что? Начальнику управления положено интересоваться обстановкой в ведомственной поликлинике. Претензии, жалобы, р-р-разгоны? Никого не уволил?

– Как всегда, все недовольны. Особенно ветераны. Но благодарят и кланяются. Кого же увольнять, когда и так вакансий полно. Не хотят врачи в бесплатную медицину.

– Парадокс и казус – развел руками Эдуард. – На живого человека не угодишь.

– Неудовлетворенность – двигатель прогресса. И чем закончился генеральский визит? – Спросил отец, не реагируя на замечание сына. – Без болячки генералы в поликлинику не ходят.

– Не знаю. Я до высоких административных сфер не допущена. Да и не мое это. Мое дело больных лечить – у специалистов консультировать, рецепты выписывать да процедуры назначать. Но говорят, что нас будут переводить в другое помещение. Вроде, как и губернатор согласился строить для нас новое здание на Верхнеуральской.

– Это же совсем недалеко. И когда переезд?

– Вроде, через год.

– Красиво жить не запретишь. Но навредить можно! Охотники всегда найдутся, – с сожалением закончил Олег Александрович. – А что у тебя? – Посмотрел он на дочь.

Делиться своими неприятностями Лене не хотелось. Ей всегда казалось, что груз ответственности, забот, тем более неприятностей, распределенный между близкими, не только не облегчает участь носителя, но еще и усугубляет ее из-за ухудшения их самочувствия по твоей вине. Да и потом, что за проблема посвятить пару дней общению с сотрудниками полиции? Но не удержалась. Излила накопившуюся досаду и на генерала Снегирева, в детстве называвшего ее Еленикой-маленикой, и на Альвианыча. А, главным образом, на самую себя, за то, что, считаясь сильной натурой, способной противостоять превратностям судьбы, не может переломить застрявший в душе леденящий стержень, который мешает жить и радоваться жизни.

– Да, я в курсе, – Виталий Васильевич мне звонил…

– Тебе? Зачем? Как твой Альвианыч сказал бы: обложили демоны! И крест животворящий не поможет.

– Да не ерепенься ты. Кто кроме отца с матерью тебя поймут и поддержат? А повезет, так и направят. Сколько времени-то прошло!? Нельзя же всю жизнь жить с камнем за пазухой. И не злись. Тебе это, сама знаешь не к лицу.

Об этом отец мог бы и напоминать. Лена всегда, как могла, старалась контролировать свои эмоции. Но иногда они ускользали от ее недреманного ока, и тогда у нее повыше подбородка проступал заметно искажающий ее лицо уродливый шрам – следствие несвоевременно и потому неудачно проведенной операции.

«А, ведь, это неправильно и несправедливо, – размышляла она, помогая матери убирать со стола и перенося посуду на кухню. – Родителей, понятно, интересует, что нового у детей, чем они живут. А ей-то, ей интересно, что происходит в жизни ее самых близких и родных людей, что у них на работе, какие радости, какие горести? Эдька, не в счет, его жизнь перед нею, как на ладони. Да и мало в ней чего интересного – работа, деньги да девицы. Нет, – признавалась Лена сама себе, – у родителей все, вроде бы, складывается само собой, с помощью какой-то потусторонней силы. Вот сегодня брат спросил, как отец из строителя превратился в хирурга, а ее это даже никогда не интересовало: папа всегда был папой, мама – мамой».

Сначала они жили в Ташкенте, где окончили школу. Оба хотели в медицинский, как родители. На брата, мужчина же, продолжатель рода, ресурсы нашлись. Ей – не досталось. Уговорили поступать там же на журфк. И кто уговорил!? Папины закадычные друзья – певец эпохи Альвианыч, непререкаемый авторитет по жизни Константин Алексеевич, да еще «надежа и опора» Снегирев. На третьем курсе перевелась на родину. И тут друзья – не разлей вода снова оказались все вместе. Вскоре отца назначили главным хирургом военного округа, Снегирев из заместителя начальника УВД стал начальником управления, и Краснобаев так и остался главным редактором им же самим созданного журнала.

А что было до этого? Об этом никто из них никогда не говорил во время общих встреч и застолий. Было только известно, что когда-то они окончили одно военное училище. А что было у родителей до их с братом рождения? Как они нашли друг друга? И почему у отца и у них у всех фамилия не молдавская? Не Райко, не Чобану, не Мунтяну, в конце концов, а Мирские… Вот уж действительно, сапожник без сапог… «Журналистка, называется, – упрекала Лена сама себя, – в чужие жизни влезаешь, а судьбами своих близких по-настоящему поинтересоваться руки не доходят».