Dreamboat 1
Шрифт:
Северианов кивнул:
– И вы решили, что это был кто-то из ЧК? Фролову так и доложили, или оставили свои измышления при себе?
– Увиливать не привык, господин штабс-капитан.
– И?
– Дело передали в ЧК, дальнейшее мне неизвестно, в город вошли ваши.
– Устройте мне встречу с Фроловым.
– Северианов резко выбросил руку вперёд, раскрытой ладонью перпендикулярно полу, отгораживаясь от обязательных возражений Кузьмы Петровича.
– Не надо ничего говорить, выражать несогласие, перечить, протестовать, доказывать. Я вполне Вам доверяю и готов поверить, что вы не знаете, где скрывается Фролов. Но Вы можете знать человека, который знает другого человека, который, в свою очередь, может знать третьего человека, который совершенно, разумеется, случайно ведает место, куда может прийти Фролов. Такое ведь может быть? Так пусть уважаемому Панкрату Ильичу передадут,
Кузьма Петрович иронически усмехнулся. Усмешка получилась злая и несколько обиженная, севериановский вопрос, видимо, задел старого сыщика за живое, ибо Северианов невольно позволил себе вопиющую бестактность: усомнился в мастерстве и опытности Кузьмы Петровича Самойлова.
– Вы полагает, Фролов знает о деле Свиридского больше меня?
– Ни в коей мере, Кузьма Петрович. Просто с чекистами по этому делу общался Фролов, а не вы, только и всего. Вам не удалось найти преступников, возможно, это смогу сделать я.
– Допустим, гипотетически, что о Вашем предложении узнает Фролов. С чего Вы взяли, что он согласится оказать Вам помощь? Если в деле замешены чекисты, то Фролову они, так сказать, товарищи по классу, по общему делу.
– Я не совсем понимаю Вас, Кузьма Петрович. Мерзавец и убийца остаётся мерзавцем и убийцей, товарищ он по классу или нет. Если верить Вашему описанию, Фролов человек честный и весьма порядочный, ненавидевший преступников и беспощадно с ними боровшийся. Неужели он сможет отказаться от мысли покарать убийцу ювелира, мирного пожилого человека, его жены и их дочери, почти девочки. Тогда Вы неправильно описали Фролова, и я заблуждаюсь. Поправьте меня, если я не прав.
Самойлов лишь головой покачал.
– Убийство может быть политическим, господин штабс-капитан, и совершили его чекисты. А Фролов прежде всего большевик, а уж только затем борец с преступниками. Одно дело, помочь Вам в розыске убийцы, и совсем другое, выдать кого-либо из чекистов контрразведке противника.
– Гадать не будем. Во всяком случае, пусть Фролов, все-таки, встретится со мной, и сам мне приведёт свои доводы. Засим позвольте откланяться. Не прощаюсь, поскольку уверен в нашей скорой встрече вновь. На днях загляну к Вам, уж не обессудьте. А если будут какие-либо новости - дайте условный знак. Например, этот замечательный цветочек на окне передвиньте, что ли, из правого угла в левый.
Северианов уже выходил, когда в спину прозвучал вопрос:
– Не соблаговолите ли пояснить, господин штабс-капитан, почему уголовным преступлением вдруг заинтересовалась контрразведка?
Северианов улыбнулся: он все-таки сумел пробудить интерес старого сыщика. Вышел на улицу, скорее, по въевшейся привычке всегда осторожничать и путать следы, чем по необходимости, прошел два квартала, спустился по улице Кабинетской и только тогда поймал скучающего лихача.
– Развлечься желаю, почтеннейший!
– весело сообщил он извозчику.
– Давай-ка к дамам, к самым шикарным, не каким-нибудь замухрышкам, а самым-самым! Понимаешь? Которые не для купчишек или студентиков, а для сливок общества.
– Те, которые для сливок - дороговаты, ваше благородие, - рассудительность ответил извозчик. Северианов лишь беззаботно махнул рукой.
– Один раз живём! Не сегодня-завтра в бой, а на тот свет ничего не заберешь. Гулять, так гулять! Вези к самым дорогим, так, чтобы я доволен остался, тогда и ты в накладе не будешь, не обижу!
Глава 6
Отец Василий так же соответствовал Настиному ожиданию, как соответствует морозная декабрьская ночь где-нибудь в окрестностях Новониколаевска июльскому жаркому полдню на Манежной площади Москвы. Говоря откровенно, она ожидала увидеть человека пожилого, с подобающим могучим брюшком, пристально разглядывающими всех и вся хитроватыми, в меру жадными глазами. Густые тяжелые брови, тучный карминово-красный нос, багровеющие мясистые щеки в обрамлении длинной седой бороды. Дорогая ряса, темно-бархатная скуфья на голове, складень на серебряной цепочке. В меньшей степени она рассчитывала, что искомый персонаж будет напоминать юного, но благородного героя
чеховской "Дуэли". Поэтому с неподдельным изумлением Настя разглядывала высокого молодого мужчину гренадерской стати с гладко зачесанными назад волнистыми волосами и великолепнейшей стильной бородой a-la Джузеппе Фортунино Франческо Верди. Умные пронзительно голубые глаза, доброе, чуть ироническое волевое лицо, широкие плечи. Стоит мысленно сменить рясу на полевую форму - красавец офицер, какими их рисует воображение юных барышень. Держался отец Василий запросто, прапорщику дружески пожал руку, Насте с улыбкой кивнул, провел обоих "расследователей" в трапезную, где раскаленный самовар уже пел басом: "Внииииз по мааатушкеее, по Волге, по Вооооолгеее!.." Грибной суп, разваристая душистая пшенная каша с тыквой, чай с травяным сбором: мятой, мелиссой, зверобоем душицей и морошкой, овсяные коврижки - все это тут же напомнило Насте, что последний раз она сегодня перекусывала лишь белоносовскими бутербродами, да и то уже давненько.Прочитав вполголоса благодарственную молитву перед едой, отец Василий жестом показал: все разговоры потом, не стоит перемежать утоление чувства голода словоблудием. После городской духоты приятная прохлада трапезной и простая, но необыкновенно вкусная пища словно влили новые силы, Настя почувствовала себя вновь бодрой и готовой к новым сыскным трудам.
– Отец Василий, - обратилась она к дьякону.
– Вы арестовывались ЧК во время нахождения у власти большевиков?
Отец Василий кивнул.
– Было такое роковое событие, увы.
– Вас арестовали, как духовное лицо?
– Ну что Вы, Настя! Просто меня опознали, как бывшего офицера, решили, что я заговорщик и ...
– И что же? Вам удалось бежать?
Отец Василий весело, задорно рассмеялся, словно горсть серебра рассыпал.
– Бежать? Нет, все гораздо проще: поначалу свершилась трагическая случайность, после другая, уже счастливая. Хотя то, что нам кажется случайностью, на самом деле - Божий промысел. Мы пытаемся случайностям сопротивляться, противоборствовать, упрямимся, супротивничаем. Это то, что называется, гордыней. А суть в смирении. Смирение человека состоит в том, что он во всем полагается на милость Господа и четко понимает, что без Него он не сможет ничего достигнуть. Нужно верить в Бога, верить в доброту, порядочность, честность. Так один мой знакомый оказался подлецом - и меня арестовали. А другой мой хороший приятель всегда был порядочным человеком - и меня выпустили. Жизнь - она как маятник часов: сначала раскачивается в одну сторону - и у нас все хорошо, но потом наступает противоход, и кажется, что все рушится, летит в бездну. А это, всего-навсего, обратное движение маятника, восстановление равновесия. Верьте, ждите - и все придет в норму!
– Если ударили по правой щеке - подставь левую?
– Совершенно наоборот! Если вы ударили кого-то когда-то по щеке, или по голове, не удивляйтесь, если вас ударят в ответ. Только, возможно, не сразу, а по прошествии времени, когда все стерлось из памяти и вы удивитесь, как же так, за что? Суд и наказание над сделавшими зло предоставлено Господу: не бейте никого по щеке - и вас не ударят в ответ. Я в своей прошлой жизни слишком много бил, и бил не только по щекам. И когда за мной пришли чекисты, понял, что сотворенное мною насилие возвращается ко мне, как тут не усмотреть Божий промысел?
Отец Василий говорил слишком спокойно, Веломанская вдруг ужаснулась:
– Но вас же могли расстрелять?
– Вы знаете, Настя, как бы то ни было, но воевал я честно, на равных с противником, безоружных не убивал, шансы всегда равны были, либо ты, либо тебя. Сейчас я пытаюсь надеяться, что подлостей не совершал, стараюсь верить в людей, в пристойность, благородство, верность, справедливость, наконец... Зампредседателя ЧК, Иван Николаевич Троянов, оказался моим хорошим приятелем, бывшим однополчанином, когда-то служившим под моим началом. Он уже тогда был большевиком, вел среди солдат агитацию, распространял листовки, звавшие бойцов повернуть оружие против зачинщиков кровопролития... В военное время это грозило ему расстрелом. И вот сейчас мы снова встретились. Он спросил только, виновен ли я? Только честно, как на духу. А потом выпустил.
– А если бы вы были виновны?
Отец Василий задумчиво огладил бороду. Пронзительно изучающе посмотрел Насте в глаза. Вздохнул.
– Время ныне страшное, брат идёт войной на брата, бывшие фронтовые товарищи стреляют друг в друга. Или мы, или нас. Если бы я, действительно, боролся с большевиками с оружием в руках - меня бы не выпустили, а в условиях гражданской войны, расстреляли, однозначно. Без вариантов. Возможно, не случись Троянову быть зампредом местной ЧК, так бы и произошло.