Dreamboat 1

– Вы думаете, такое может быть?

– К сожалению. Никто ведь его не будет искать здесь, если все считают пропавшим. Беглым. Как Вам кажется?

Лазарев задумался.

– Да, пожалуй, Вы правы. Я как-то...

– Не подумали об этом?
– улыбнулся Северианов. - Итак?

– Житин Антон Семенович, из крестьян. В городе появился перед самой войной. После большевистского переворота пошел в гору, после гибели предыдущего начальника ЧК Якова Ионовича Ордынского, тот из идейных был, революционер со стажем, Житин занял освободившуюся должность. Когда почуял, что дело керосином попахивает, прихватил реквизированное золотишко - и только его и видели. Поминай теперь, как звали. С таким уловом самое место - Париж, кафешантаны, шампанское рекой, куртизанки...
– Лазарев мечтательно закатил глаза.

– Дальше, - попросил Северианов.
– Все это вы уже изволили говорить сегодня. Опишите мне его. Как жил, чем дышал и, самое главное, насколько может быть опасен, если, паче чаяния, он в городе?

Лазарев задумался.

– Звезд с неба не хватал. Сильным умом не блистал. Облаву организовать, расстрелять кого-либо, реквизировать ценности на нужды голытьбы - это, пожалуйста, но не более.

– То есть?

– Прежний начальник, Ордынский, хитрый был, изобретательный, закомуристый, неоднолинейный. Агентуру свою имел. Точно знал, кого и где ждать надо. Шушеру, мелочь не хватал - все крупных рыбин. В марте значительное наше выступление готовилось, кровушки комиссарам изрядно пустили бы. Оружие имелось, люди. Так едва всех не забрали, чудо спасло...

– Про чудо, если можно, поподробнее.

Прокофий Иванович Лазарев откинулся на спинку стула, налил сразу покрывшуюся инеем высокую рюмочку, с чувством опрокинул, зажмурил от удовольствия глаза.

– Аз грешен, - сладострастно выдохнул Порфирий Иванович, - пью квас; а увижу пиво, не пройду его мимо.
– И с блаженным упоением принялся за поросенка, нежно хрустя поджаристой корочкой. Северианов налил в стакан ледяного клюквенного морса с медом.

– История эта сильно невероятна, даже напоминает некую сказку, вмешательство потусторонней силы, знака судьбы. Итак, представьте: 23 марта утром ядро нашей "Организации борьбы с большевиками" собирается здесь на конспиративную встречу и окончательный инструктаж. Все готово для выступления: оружие, люди, цели намечены, согласовываем время, сотрудничество, взаимодействие и прочие важные мелочи. Потом уже узнали: Ордынский внедрил к нам иуду, в ЧК про наше собрание хорошо известно и решено брать всех сразу, в одно время и по всему городу. Главных, ядро нашей организации, - в трактире, остальных - по одному, либо группами, как получится. Председатель ЧК Ордынский лично план разработал и руководил операцией. Если бы все вышло так, как он задумал - не сиживать бы нам с вами здесь сейчас и не беседовать. Но!..
– Прокофий Иванович выпил еще рюмку и с шумным наслаждением принялся за огнедышащую уху.

– Вы, Николай Васильевич, угощайтесь, будьте любезны, не отставайте. Ушица стынет, не дело.

Терпкий студеный морс был и кислым и сладким одновременно, обжигающая наваристая уха мечтательно аппетитна, угощение изрядно возбуждало аппетит, Северианов старался не спешить, есть медленно, не прекращая слушать Прокофия Ивановича, изредка задавая наводящие вопросы и вставляя пояснения.

– Посмотрите сюда!
– позвал Прокофий Иванович, указывая на стену кабинета. - Видите этот уникальнейший документ, я сохранил один экземпляр, как свидетельство чуда, спасшего мою жизнь. Читайте.

Висевший на стене плакат именовался "Декрет Новоелизаветинского Губернского Совета Народных комиссаров" и по форме напоминал другие декреты Советской власти. Включал он в себя преамбулу и множество уникальных параграфов. Северианов прочел название: "Декрет о социализации женщин" - сначала не понял, но по мере чтения, лицо его каменело, и он не знал верить прочитанному, плакать, смеяться, возмущаться или восхищаться...

"Законный брак, имеющий место до последнего времени, несомненно являлся продуктом того социального неравенства, которое должно быть с корнем вырвано в Советской республике. До сих пор законные браки служили серьезным оружием в руках буржуазии в борьбе с пролетариатом, благодаря только им все лучшие экземпляры прекрасного пола были собственностью буржуев, империалистов и такою собственностью не могло не быть нарушено правильное продолжение человеческого рода. Поэтому Новоелизаветинский Губернский Совет Народных комиссаров с одобрения Исполнительного комитета Губернского Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов постановил:

– С 23 апреля 1918 года отменяется право постоянного владения женщинами, достигшими 17 лет и до 30 лет. Примечание: возраст женщин определяется метрическими выписями, паспортом. А в случае отсутствия этих документов, квартальными Комитетами или старостами по наружному виду и свидетельским показаниям.

– Действие настоящего декрета не распространяется на замужних женщин, имеющих пятерых или более детей.

– За бывшими владельцами (мужьями) сохраняется право на внеочередное пользование своей женой. Примечание: в случае противодействия бывшего мужа в проведение сего декрета в жизнь он лишается права, предоставляемого ему настоящей статьей.

– Все женщины, которые подходят под настоящий декрет, изымаются из частного владения и объявляются достоянием всего трудового народа.

– Распределение заведывания отчужденных женщин предоставляется Совету Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов Губернскому, уездным и сельским по принадлежности...

– Граждане мужчины имеют право пользоваться женщиной не чаще четырех раз в неделю и не более трех часов при соблюдении условий, указанных ниже.

– Каждый член трудового народа, обязан отчислять от своего заработка два процента в фонд народного образования.

– Каждый мужчина, желающий воспользоваться экземпляром народного достояния, должен предоставить от рабоче-заводского комитета или профессионального союза удостоверение о принадлежности своей к трудовому классу.

– Не принадлежащие к трудовому классу мужчины приобретают право воспользоваться отчужденными женщинами при условии ежемесячного взноса.

– Все женщины, объявленные настоящим декретом народным достоянием, получают из фонда народного поколения ежемесячное вспомоществование.

– Женщины, забеременевшие, освобождаются от своих обязанностей прямых и государственных в течение 4-х месяцев (3 месяца до и один после родов).

– Рождаемые младенцы по истечении месяца отдаются в приют "Народные ясли", где воспитываются и получают образование до 17-летнего возраста.

– При рождении двойни родительнице дается награда.

– Виновные в распространении венерических болезней будут привлекаться к законной ответственности по суду революционного времени"...

– Каково-с? - улыбнулся Лазарев.
– Оцените всю пикантность сего документа.

– Что это?
– спросил Северианов.

– А никому не известно! Декрет этот был расклеен на домах и заборах в ночь с 22 на 23 апреля. Кем - неведомо, история, так сказать, умалчивает. И подлинность его сомнительна, во всяком случае, большевики отрицали свое авторство. Утром на Губернаторской улице, возле здания Совета Народных комиссаров собралась разъяренная толпа, в основном женщины. Требовали ответа. Негодовали: "Ироды!", "Хулиганы! Креста на них нет!", "Народное достояние! Ишь, что выдумали, бесстыжие!" Председатель Совнаркома не понял, что случилось, попытался успокоить собравшихся, кричал, что все ложь и провокация, его не слушали. Представьте себе разгневанных женщин, тигриц, фурий и беспомощно оправдывающегося большевика. Вмешался Ордынский, пытался разрядить обстановку, утихомирить возбужденную массу. Толпа негодовала, напирала, кто-то бросил булыжник, кто-то палку, неважно. Брань, давка, угрозы, полнейшая катавасия. В этой неразберихе и суматохе чей-то камень угодил Одынскому в висок - и председателя чрезвычайной комиссии не стало. Трагическая нелепица, прискорбная случайность, непредвиденный казус. Человек смертен. Если хотите рассмешить бога - расскажите ему о своих планах. Паника, переполох, смятение, испуг. Люди мечутся, большевики не знают, что предпринять. Как говорится, два извечных вопроса: кто виноват? и что делать? А операция пробуксовывает, чекисты ждут команду на захват. А тут - новый казус: два охламона, друга-приятеля, два заместителя председателя чрезвычайной комиссии, Оленецкий и Башилин этой ночью решили культурно отдохнуть, стресс после тяжких трудов чекистских снять. Понятно, что не Бетховена или Чайковского они слушать собрались, и не Чехова, Антона Павловича читать: взяли девок срамных, самогонки, гармошку - и в баньку. Ну а дальше - все, как положено: раззудись плечо, да размахнись рука молодецкая. Отдыхали с душой, надо полагать, с надрывом. Только перестарались: Оленецкий с морфием переусердствовал - и помер. Прямо там, в бане, в обществе дружка закадычного, да девок гулящих. Скандал, до трибунала рукой подать. Не в бою смертью храбрых заместитель председателя ЧК погиб, не во время операции и не от офицерской пули.

– И что?

– Ничего такого, обошлось. Объявили, что комиссар Оленецкий в борьбе за мировую революцию погиб, в момент операции.

– Неужели такое возможно?
– изумился Северианов.

– Как видите.

– Выходит, Оленецкий был морфинистом?

– Выходит так.

– А его не могли убить?

– Зачем такой огород городить? Убить проще можно, Николай Васильевич. Пальнул в комиссара из-за угла - и всего делов!

– Как знать, Порфирий Иванович, может быть да, а возможно и нет. Продолжайте, прошу Вас.