Древнейший

— У нас только трое, — сообщил Кормик. — Среди них Андрузис, — добавил он в ответ на ее нетерпеливое движение.

— Вы сражались?

— Нет, мы наткнулись на их разоренный корабль. На них напали тролли. Брат Джавно считает, что они рыбачили слишком близко к северо-западному берегу, где полно пещер.

— А двое других?

— Они неразговорчивы, — покачал головой Кормик. — Один их них шаман, судя по одежде высокопоставленный…

— Тоникуэй, — перебила Милкейла.

— Упрямец, — заметил Кормик.

— Ты даже себе не представляешь какой! Значит, все трое живы?

— Их лечат в подвале острова Часовни.

— В подвале? — переспросила девушка, и ее лицо приняло странное выражение.

Кормик не мог разгадать, что оно означает, но было ясно, что ничего хорошего.

Он беспомощно пожал плечами.

— Брат Джавно обнаружил их посреди озера. Если бы он не отбуксировал корабль к острову Часовни, то они все погибли бы.

— Или мои родичи нашли бы их, — немного резко отозвалась Милкейла.

— Даже в этом случае они бы не выжили, — Кормик тут же пожалел о своих словах, заметив, как нахмурилась девушка. — Твои соплеменники были при смерти, — бормотал он, видя, что разговор принимает непростой оборот. — Несколько монахов часами колдовали над ними без устали. Их раны было просто ужасны.

— Уж конечно, не под силу выдуманным богам племени Ян Оссум, — сухо ответила Милкейла.

— Я не имел в виду…

— Можешь не объяснять, — пожала плечами девушка.

Кормик глубоко вздохнул.

— Я не пытаюсь принизить твоих богов. Мне и в голову никогда такое не приходило! — заверил он Милкейлу. — Но в самоцветах действительно есть магия. Например, душевный камень обладает самой большой целительной силой на свете. Даже владыки Хонсе это признают.

Он попытался привлечь девушку к себе, но тщетно.

— У моего народа свои хитрости, — ответила она. — Наши шаманы совсем не похожи на шутов, распевающих бессмысленные песни в честь ложных богов.

— Я не имел в виду…

— Можешь не объяснять, — хмуро повторила Милкейла. — Не зря на озере говорят, что монахи видят только два пути: свой и неправильный.

— Но ты же не думаешь так обо мне.

— Не думаю или не думала?

Несколько мгновений они напряженно смотрели друг на друга.

— А разве нельзя сказать то же самое обо всех, кто живет на Митранидуне? О поври? О Йоссунфире? О племени Пьерджик или Танандар, да и о любом другом варварском клане? Альпинадорцы, похоже, даже между собой ни о чем не могут договориться!

Если эта тирада и произвела впечатление на Милкейлу, то она не подала виду.

— Когда освободят Андрузиса и остальных? — спросила она и, заметив, что Кормик тяжело сглотнул, все поняла. — В таком случае я обязана сообщить вождям, что они на острове Часовни.

— Ты не можешь, — запротестовал юноша, чувствуя, как им овладевает паника. — Я сказал тебе только потому…

— Не проси меня сохранить это в секрете. Каждый день мои родичи отправляются на поиски пропавших в самые опасные уголки озера. Разве я имею право молчать?

— Не надо было говорить тебе.

— Это верно! Не на таких условиях! Я не смогу делать вид, что ничего не знаю, когда мои товарищи подвергают себя опасности. Ты не можешь просить меня сидеть сложа руки, когда мой друг — твой друг! — томится в абелийской тюрьме.

— Ты должна мне верить. Я попытаюсь их вызволить — пообещал Кормик. — Вот только лечение закончится.

— Лечение, которое наверняка разрывает сердце Тоникуэю.

— Ну, теперь, когда ему полегчало, он никого к себе не подпустит, — заметил юноша. — Им всем и правда уже лучше. Их хорошо кормят. Я буду настаивать на освобождении.

Милкейла немного смягчилась, даже позволила взять себя за руки, давая Кормику понять, что в нем она не сомневается, но, дослушав его слова, покачала головой.

— Нет, все-таки я не смогу обманывать вождей. Я не стану объяснять, откуда мне это известно, но скажу, что наши пропавшие сородичи находятся на острове Часовни. Не требуй от меня большего.

— Их корабль стоит на нашем берегу, — произнес Кормик упавшим голосом. — Скажи, что заметила его издалека.

— Имей в виду, за ними придут, — пригрозила девушка.

— Молю бога, чтобы нам удалось договориться, — ответил Кормик. — Может быть, остров Часовни и Йоссунфир наконец придут к взаимопониманию.

Но Милкейла лишь качала головой.

— Ни о чем вы не договоритесь, — уверенно заявила она. — Мои люди придут в полном вооружении и потребуют освобождения пленников. Или вы их выдадите, или будет война.

— А как поступишь ты? — сумел наконец спросить юноша после пары невнятных реплик.

Девушка отступила на шаг и некоторое время молча смотрела на него в лунном свете, обуреваемая противоречивыми чувствами. Затем она сняла через голову ожерелье из самоцветов, которое тайно носила под традиционным шаманским украшением, и протянула его изумленному Кормику.

— Ян Оссум — мое племя. В случае войны я буду сражаться на стороне Йоссунфира. Было бы неправильно использовать ваши камни против вас же. Я не могу поступить так вероломно.

— Ты считаешь меня вероломным?

— Я из народа Ян Оссум, а ты абелиец, — вымученно улыбнулась Милкейла. — Мы оба пытаемся вырваться за границы, предопределенные нашим наследием, и теперь я в немилости у Тоникуэя, а ты — у отца де Гильба. Но отрицать собственную суть бессмысленно, даже если мы боимся признаться себе в этом. Мой народ придет за своими пропавшими сородичами, а твои братья не захотят просто так их возвращать. Наступит самый ужасный момент, когда наши надежды разобьются о реальность.

Кормик стоял на песке, сгорбившись, с безвольно повисшими руками, не сводя глаз со своей любимой, и улыбался ей кроткой, почти извиняющейся улыбкой. Ему нечего было противопоставить простой и ясной логике этой необыкновенной язычницы. Он не знал, что делать, не решался подойти к ней, снова обнять, поцеловать и заверить, что все будет хорошо. Юноша не мог двинуться с места. Силы оставили его, и даже берет поври не помогал.

Милкейла направилась к своей лодке. С каждым шагом улыбка таяла на ее лице. Столкнув суденышко на воду, девушка запрыгнула внутрь с грацией, присущей только ее племени.