Древние чары и Синдбад

И вот пришел черед его сотни. Жар иссушил их глотки, горе заперло слезы в душах, но честь, оказанная ему и еще десятку сотен лучших воинов кагана, выпрямила их спины и заставила сверкать глаза под широкими кожаными налобниками.

Десятник всего в шаге поднял руку, и все вокруг затихло. Казалось, затих даже ветерок, до сих пор несмело трогавший хвосты на церемониальных копьях. Синдбад почувствовал, как напряглось за миг до скачки его тело, как в ожидании команды застыли в ожидании тела его новых друзей. И миг настал!

Повинуясь неслышной команде его шпор, бросился вперед конь. И следом за ним по насыпи загрохотали копыта коней его сотни.

Хриплые человеческие крики слились в один громовой крик, к которому почти сразу присоединился храп сотни коней. Боевые скакуны преодолели расстояние до противоположной стены почти мгновенно. Но не остановились, ибо всадники повернули их обратно.

Трижды пронеслась конная лава по месту, что еще утром было пустым котлованом, а позже стало могилой великого кагана. Но сделана была лишь половина дела. Ибо серая земля, дважды перемещенная с того места, где пролежала многие сотни лет, выдавала и место могилы, и ее гигантские размеры.

Вновь зазвучала команда и горы стократно отразили ее. И вновь пешие тумены трижды прошагали от одного края горной котловины до другого.

Теперь указать, где же был котлован, мог только тот, кто присутствовал при его возникновении и исчезновении. Пешим более нечего здесь было делать – и командиры увели их через расщелины в скалах вниз. Туда, откуда брала начало горная тропа.

Серела под копытами лошадей земля, многократно взрытая человеческими и конскими ногами. Через века ей предстояло стать такой же, какой пролежала она столетия до вчерашнего страшного дня, – спекшейся, каменистой, сухой.

И вновь трижды пронеслась конная лава по месту последнего приюта их богоравного кагана. Теперь уже никто не мог бы сказать точно, где заканчивались горы и находился край могилы.

Конники спешились. Каждый из них ступил на эту серую землю, многократно взрытую копытами коней, и преклонил колени. Нет, они не молились. Они прикасались к земле, в последний раз как будто дотрагиваясь до чела и тела великого кагана, забирая с собой частицу его воинского и человеческого гения, мысленно обещая сохранить память о великом человеке и создателе великого Эля.

Прикосновение к земле было успокаивающим. Осталось лишь одно, последнее деяние. Конники отвязали от пояса фляги, наполненные водой горного ручья, и вылили эту воду наземь. Они в последний раз делились водой и пищей со своим повелителем.

Вскоре на сырую землю могилы легли сухие ветки деревьев. В окрестных лесах, наверное, в этот день исчез весь сухостой. И запылал гигантский костер. Нет, он не был погребальным, ибо огонь не пожирал ничьего тела. То был огонь привала, огонь, над которым мог бы закипеть котелок с водой, огонь, который мог бы высушить платье, промокшее под бесконечным горным дождем, огонь, который испокон веку радовал душу и согревал тело усталого путника.

В последний раз делили конники привал со своим повелителем.

Более уже никогда не поведет он их в поход, более не увидят они его сурового лица, не понадеются на его справедливый суд. Но его дух, дух Великого кагана, пребудет с ними до их смертного часа.

Огромный костер горел всю ночь. За пылающей стеной огня растаяли в ночи конные сотни. И наступающий рассвет осветил лишь огромную поляну, сплошь покрытую теплыми еще угольями.

Последние почести владыке были отданы [6] .

6

Должно быть, где-то среди тумена был и тот, кто делил с Маруфом-башмачником часть его необыкновенных приключений. Dictum sapienti sat est. ( Примеч. авт.)

Свиток двадцать шестой

«Нет, так не найти мне заветной скорлупки… – думал Синдбад, отражая удар за ударом. Долгие годы странствий закалили его еще до того, как попал он в тихую кузню Дахнаша. И потому все эти учения и „игрушечные“ бои считал он делом недостойным, годным лишь для убивания времени. – Так тому и быть… Не стал я некогда корсаром. Не стану и наемным солдатом. Быть может, странствуя в одиночку, быстрее добьюсь я заветной цели…»

Ибо единственной целью его новой службы он считал возможность странствий. Но что толку упражняться в сабельном бое, если ты уже которую неделю не сдвинулся с места? Что толку заводить приятелей среди таких же наемников, если они рады прохудившейся крыше над головой и не мечтают о большем, чем добрая выпивка за счет капитана?

Да, гордые слезы его новых друзей еще помнились ему, но и он, не видевший великого Цынгиса, лишь слышавший о нем, горевал по-настоящему. Теперь же, когда империя Великого кагана дала трещину, поддерживать одну часть приближенных против другой части было… неразумно. Да и к цели не приближало ни на шаг. «Да будет так!» – Синдбад решительно сложил в переметную суму свое имущество, увязал действительно удобную кошму и, ведя коня в поводу, отправился на закат, не слыша окриков охраны.

– Пусть кричат себе, – пожал кузнец плечами, – пусть даже пытаются догнать… Посмотрим, кто в этой драке станет победителем…

Похоже, он уже недурно знал своих новых нанимателей – ибо в погоню за ним и в самом деле никто не торопился. Час проходил за часом, вот полдень сменился сумерками, вот наступила ночь… Синдбад был все так же на тракте один.

– Однако недурно было бы найти постоялый двор… Я голоден, устал мой конь…

Вокруг простиралась бесконечная степь. Изредка темнели деревья, которым повезло найти глубоко в земле живительную влагу.

– Похоже, придется укладываться спать прямо посреди дороги, – пробормотал Синдбад.

Он снял с седла скатанную кошму и примеривался, где бы поуютнее ее расстелить. И тут боковым зрением заметил мелькнувший огонек.

– Полагаю, мне все-таки повезет найти местечко поуютнее двух камней…

– Быть может, и повезет, – ответил из темноты голос. Миг – и показался его обладатель: мужчина, которому можно было бы дать и двадцать, и сорок, и пятьдесят лет, тащил охапку сухостоя. – Ну, помогай же, что застыл!

Все еще не придя в себя от удивления, Синдбад подхватил с земли сучья и поспешил следом за незнакомцем.

– Да ты, сдается, путешественник неопытный, – проговорил незнакомец.

– Скорее забывший о том, что значит странствие в одиночку… Я Синдбад, ловец зверей.

– Зверей? Ну что ж, пусть так. Я Матюрен Кербушар, сын пирата. Присаживайся, юный охотник.

Синдбад с удовольствием принял приглашение: как бы скупо оно ни звучало, но угрозы не таило. Напротив, закипающая в котелке вода свидетельствовала о том, что встреченный странник собрался ужинать. И теперь намеревается с ним, совершенно незнакомым человеком, свою трапезу разделить.