Древние чары и Синдбад

– Но и тебе, позволю заметить, тоже придется задуматься об этом.

– О да, Синдбад-охотник. Я в свое время задумался, для чего мечтаю найти Старца Горы и хочу ли в самом деле вытащить из его цепких лап свою любимую. Я стократно рисовал перед собой картины своего успеха и стократно поражался тому, что никакой радости от мига соединения со своей прекрасной не испытываю…

– Нет? Ты не радовался даже в своих мечтаниях? Отчего?

– Оттого, юноша, что, после того как я воссоединюсь с Софией, нам предстоит где-то обрести свой дом, наконец соединить свои жизни, найти источник пропитания, защититься от врагов и… Да еще тысячи тысяч задач, сейчас просто смехотворных, предстоит в этом случае решать.

– Так ты отказался от своих поисков?

– О нет, ведь кроме радости взаимного обладания мною движет еще и обещание. Ибо она, моя София, слышала, как я поклялся вновь сделать ее свободной. И потому, даже предвидя грядущие невзгоды, я продолжаю свой путь…

Наступил рассвет и безжалостно пробудил обоих путников. Пути их расходились. И сейчас, в ярком свете утра, они смогли лишь соединить ладони в крепком рукопожатии – ибо самые главные слова смогли сказать друг другу ночью.

Синдбад, как и советовал ему Кербушар, отправился в Багдад. Ему улыбнулась удача. Такой дюжий юноша не мог не попасть в охрану дворца халифа. Скрестив алебарды вместе с еще одним гигантом-охранником, наблюдал он за тем, как принц Гарун становится наследником Гаруном.

Потекли дни новой муштры. Но сейчас в ней Синдбад чувствовал и внутреннюю логику – его учили оборонять, а не нападать, что полностью совпадало с мирным нравом бывшего кузнеца. Быть может, жизнь показалась бы Синдбаду вошедшей в новую колею, быть может, он бы опять начал посматривать за порог, ибо череда дней не делала его ни на шаг ближе к цели. Но новый поворот колеса Фортуны указал Синдбаду, что он на своем месте и что не следует делать опрометчивых шагов.

Как-то на закате увидел Синдбад мчащегося во весь опор всадника, который буквально влетел на площадь перед дворцом. Серебряная байза мелькнула в его зажатом кулаке, и гонца, не медля ни секунды, провели к халифу, уже халифу Гаруну.

– Должно быть, скверные новости с границы, – пробурчал Исмет, стоящий по другую сторону дверей в главный зал церемоний.

– Отчего ты так думаешь?

– Ты у нас совсем недавно. А потому тебе дозволено не видеть ответов. Мы войн не ведем, верно?

– Да, это я знаю.

– Однако наши соседи, особенно восходные, завистливы и необыкновенно кровожадны. Городок, что лежит всего в пяти фарсахах от границы, они отчего-то считают своей исторической территорией. И упорно пытаются его отвоевать, хотя сами жители этого городка уже не раз выступали на свою защиту. Теперь, похоже, им понадобилась помощь армии – серебряная байза в руке гонца говорит об этом яснее ясного.

– Так что, быть войне?

Исмет усмехнулся.

– Ну нет, этим невежественным поедателям мышей не выстоять против нас и дня. Думаю, две фаланги отборных войск выдвинутся сегодня в ночь на восход, дабы завтра на рассвете принять бой. Так бывало уже пару раз… После этого варвары стихали, хоть и ненадолго.

Слова Исмета исполнились в точности. Не прошло и часа, как вся стража была снята со своих постов: ведь именно дворцовая стража была самой надежной и самой неуязвимой частью немалого войска халифа.

Вместе со всеми проверял снаряжение и Синдбад-воин. Не ведая, что ему предстоит, он надеялся лишь на то, что судьба поможет остаться в живых и показать себя, дабы поиски его хоть когда-нибудь, пусть и в далеком будущем, но все же увенчались успехом.

На закате войско, как и предвидел Исмет, выдвинулось к границе. Переход закончился задолго до рассвета. А вместе с рассветом началась и битва, первая в жизни Синдбада, но, как оказалось, решающая в его судьбе.

Взошло солнце, и варвары пошли. Будто со стороны наблюдал за всем происходящим Синдбад. То было пышное зрелище воинственной красоты в тишине утра: нападающие заставляли коней вытанцовывать мелкими шагами среди острых, как кинжалы, кольев, лавируя и меняя направление, словно на каких-то странных воинских учениях или под неслышную музыку. Войско халифа позволило им подойти.

Сотня лучников притаилась за завалом; сотня пращников растворилась среди них, а позади, за второй линией обороны, ждала своего часа в резерве сотня конников. На валу пристально следили за полем копейщики и мечники, самые крепкие бойцы вооружились остро заточенными топорами. Синдбад чувствовал, что среди войска страха не было, было лишь ожидание. Миг – и взметнулась вспышкой атака, кони внезапно набрали скорость, и противник бросился на баррикаду.

– Пора! – крикнул наместник, похожий на поседевшего в боях воина, и его поднятая рука опустилась.

И тогда как один встали лучники и выпустили стрелы в кишащую массу. Они стреляли во всадников, ведь ни один человек без необходимости не убивает лошадь.

– Давай! – прозвучала вторая команда, и поднялись пращники и метнули свои камни, а больше команд уже не требовалось – каждый сам знал, что делать.

Синдбад видел, как вокруг падали люди, мчались лошади, летели стрелы и камни, гремел над валом стук и лязг оружия. Заржала визгливо лошадь, пролетел по воздуху человек и напоролся на кол, словно жук на булавку: руки и ноги дергались, пытаясь отогнать смерть, которая пришла слишком быстро.

Темнолицый всадник бросил прыжком своего коня на вал и приземлился рядом с Синдбадом – тот наотмашь рубанул его по лицу клинком и почувствовал, как лезвие прошло сквозь переносицу, и человек этот рванулся вперед с кинжалом в руке. Отступив на шаг, Синдбад пронзил его.

Тут же его одежду пробила стрела, а потом все отдельные события слились воедино, и остались только страшные крики боя, хрип умирающих, лязг клинка о клинок и свист стрел, похожий на свист бича.

Они все шли и шли, и не было передышки. Воины халифа бились и бились. Клинок Синдбада скрещивался с дюжиной других клинков. Рядом свистели стрелы, одна воткнулась ему в бок, но не пробила кожаный нагрудник. Синдбад вырвал ее и продолжал биться, не замечая ничего.

Они нападали, отходили, потом снова нападали. Самые неистовые прорывались в круг воинов халифа – и умирали здесь. Многие пали у вала. Защитники отбрасывали их и посылали вдогонку стрелы, метали камни и греческий огонь, но варвары возвращались снова. Они дрались, как рычащие псы, и умирали с оскаленными зубами, и их клинки все еще двигались в страшных сокращениях мышц, управляемых уже умершим мозгом.

На Синдбада бросился с мечом человек:

– Йол болсун!

– Вот твоя дорога! – крикнул юноша, вогнав ему в грудь целый локоть булата, и глаза врага вспыхнули отчаянием. Он попытался нанести укол, взяв на себя меч, но Синдбад оттолкнул его.

Через миг его сбила лошадь, вспрыгнувшая на баррикаду, он упал на колени и мельком заметил, как один из воинов, невысокий, но умелый, словно акробат, взлетев в воздух, вскочил верхом на плечи всаднику, и они, кренясь набок, помчались через поле – всадник на лошади, а воин халифа сверху на всаднике; вцепившись ему в волосы, он осыпал его ударами клинка.

Исмет умер на глазах Синдбада, перед смертью убив варвара, который нанес ему огромную рану. Пал Ахмет, захлебываясь собственной кровью. Назир, угрюмый и страшный, отступил и дрался рядом с Синдбадом, и вдвоем они сбросили с завалов добрую дюжину всадников.