Древний Рим. События. Люди. Идеи.
Шрифт:
И оно произошло. В ноябре 43 г. около Бононии, на маленьком речном островке состоялась встреча трех вождей цезарианцев. Каждый из них прибыл к месту встречи, приведя с собою по пять легионов. Первым по наведенному мосту перешел на островок Лепид и, убедившись в отсутствии опасности, подал знак плащом своим сотоварищам.
Совещание Антония, Октавиана и Лепида, происходившее на глазах их войска, продолжалось два дня. Здесь было положено начало тому соглашению, которое в дальнейшем получило название второго триумвирата. Целью этого соглашения была борьба с заговорщиками, т. е. Брутом и Кассием, и распределение между собой важнейших провинций. Так как предполагаемые военные действия против заговорщиков требовали серьезной подготовки
Второй триумвират в отличие от первого не был всего лишь неофициальным соглашением. Власть триумвиров утверждалась особым решением народного собрания. Они получали право — на пять лет — назначать сенаторов и магистратов, издавать законы, устанавливать налоги, чеканить монету; им же принадлежала на этот срок высшая судебная власть (без права апелляции).
С момента возвращения триумвиров в Рим и юридического оформления их власти началась вакханалия проскрипционных убийств и конфискаций. За голову каждого осужденного назначалась крупная награда, рабам же, кроме денежного вознаграждения, была еще обещана и свобода. Всячески поощрялись доносы родственников друг на друга. Предоставление проскрибированным убежища, укрывательство их — карались смертной казнью.
Разгул проскрипций вскрыл страшную картину разложения римского общества. Казалось, что все родственные связи, все узы дружбы были расторгнуты. Дети доносили на своих родителей, рабы и отпущенники на своих господ, жены — на мужей. Римский историк Веллей Патеркул установил даже особую шкалу морального разложения: на первом месте в смысле предательства стояли сыновья, стремившиеся получить наследство, затем шли отпущенники, затем — рабы; наибольшую же стойкость и верность проявили все–таки жены.
Страшный пример того, как следует относиться к родственникам, к друзьям, к политическим союзникам, показали прежде всего сами триумвиры. «Первым из приговаривавших к смерти, — пишет Аппиан, — был Лепид, а первым из приговоренных — брат Лепида, Павел. Вторым из приговаривавших к смерти был Антоний, а вторым из приговоренных — дядя Антония, Луций; в свое время и Луций и Павел высказались за объявление Лепида и Антония врагами отечества». Октавиан хотя и не объявил никого из своих родственников включенным в проскрипционные списки, но зато пошел навстречу настояниям Антония и согласился на включение в эти списки своего недавнего союзника — Цицерона.
Цицерон пытался бежать, сел уже на корабль, но море оказалось бурным, а он не выносил качки. Пришлось вернуться и высадиться на пустынном берегу, но здесь он был опознан, выдан и убит. Солдату, который доставил в Рим его голову и правую руку, Антоний выдал награду в десятикратном размере. Он поставил голову на стол и долгое время наслаждался этим ужасным зрелищем. А его жена Фульвия колола язык оратора булавками. Затем голова Цицерона была поставлена около ростр, с которых столько раз гремели его речи, вызывая восторг римлян.
Общее число жертв было весьма велико. Различные авторы называют различные цифры. Аппиан, например, говорит о гибели 300 сенаторов и 2000 всадников. Но так как проскрипционные списки не раз менялись, а кроме того, погибло много людей, вообще ни в какие списки не внесенных, то едва ли можно говорить о каких–то точных цифровых данных. Следует также заметить, что, против ожиданий, больших средств проскрипции триумвирам не дали — слишком многое разграблялось солдатами. Конфискация земель 18 городов тоже пока
была отложена. Зато был введен чрезвычайный налог на зажиточных граждан (в 1/50 часть всего имущества).Пока триумвиры в Италии вели борьбу с противниками и собирали средства для предстоящих военных действий, «республиканцы», не менее деятельно и также не останавливаясь перед прямым и открытым вымогательством, действовали в провинциях. В Сицилии утвердился Секст Помпей; Сирия, Греция и Македония оказались в руках Брута и Кассия. Они не менее жестоко расправлялись с цезарианцами, чем триумвиры со своими противниками. Провинциальные города облагались огромными налогами, вассальные царства обязаны были оказывать помощь как денежными средствами, так и живой силой.
В конечном счете Брут и Кассий сосредоточили войска на границе Македонии и Фракии, около города Филиппы. Здесь ими был создан укрепленный лагерь, заняты наиболее выгодные позиции. Сюда же направили свою армию Антоний и Октавиан, и через два с половиной года после убийства Цезаря именно здесь произошла решающая схватка между преемниками покойного диктатора и «республиканцами».
Плутарх и Аппиан дают подробное, развернутое описание битвы при Филиппах. Они оба подчеркивают, что, несмотря на более выгодное в военном да и в морально–политическом отношении состояние войск «республиканцев», их вожди, и главным образом Брут, были охвачены тяжелыми предчувствиями. Как всегда, оба древних историка уделяют много места и внимания перечислению различных знамений, явно неблагоприятных для «республиканцев». И все же Брут в гораздо большей степени, чем Кассий, был сторонником немедленного и решительного сражения. А когда один из его друзей поддержал на военном совете не его, но Кассия и предложил переждать хотя бы зиму, Брут обратился к этому своему другу с ироническим вопросом: что рассчитывает тот выиграть, откладывая сражение до будущего года? — «Да хоть бы прожить лишний год, и то хорошо», — неожиданно отвечал спрашиваемый. Этот ответ, как уверяет Плутарх, возмутил всех присутствующих, в том числе и Кассия, и было решено дать сражение на следующий же день.
Битва при Филиппах происходила как бы в два приема. В первый день против Брута, командовавшего правым крылом, стояли войска Октавиана, против Кассия — войска Антония. Воины Брута ринулись в атаку, даже не дождавшись пароля и команды. Они смяли передние ряды неприятеля, обошли его левый фланг и захватили лагерь. Октавиан, который был в этот день болен и лежал в палатке, еле успел избежать плена и спастись бегством. Однако такой слишком быстрый успех имел свою оборотную сторону: солдаты не окружили и не преследовали врага, они увлеклись разграблением лагеря.
На левом фланге армии «республиканцев» ситуация сложилась куда менее благоприятно. Кассий обнаружил в этой битве несвойственную ему медлительность и нерешительность. Войскам Антония удалось зайти ему в тыл, и вскоре после этого конница начала беспорядочно отступать к морю, затем дрогнула и пехота. Видя свое дело проигранным и ничего не зная о победе Брута, Кассий удалился в какую–то пустую палатку, где и был убит — по собственной просьбе — одним из своих отпущенников. По существу это было самоубийство, но самоубийство по недоразумению. Брут плакал над телом друга, называя его последним римлянином, говоря, что Риму не видать больше людей такой отваги и такой высоты духа.
Через несколько дней состоялось второе сражение. Правое крыло, которым снова командовал сам Брут, одержало верх над неприятелем и даже обратило его в бегство. Но командующие левым флангом войск «республиканцев», боясь обхода, слишком растянули его, боевая линия чрезвычайно истончилась и была прорвана; тогда неприятель ударил Бруту в тыл. Это было поражение, несмотря на то, что Брут «в этот грозный час свершил все возможное и как полководец, и как простой воин». В сражении погибло немалое количество видных представителей «республиканской» партии.