Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды

Е. А. Мельникова, В. Я. Петрухин

Трансформация содержания названия «русь» началась еще в конце IX в., и для летописцев второй половины XI – начала XII в. оно полностью утратило первоначальный смысл, как этнический, так и профессиональный [472] . Это наименование выступает в летописях в этносоциальном и социальном значениях по преимуществу в пассажах, где излагаются «предания», передается архаичная традиция (историко-эпические повествования: сказание о призвании варяжских князей, рассказ о походе Олега на Царьград и т. п.). Его актуальное содержание определялось реальностью второй половины X–XI в.: возникновением и укреплением восточнославянского государства, включившего многочисленные славянские и неславянские народы. Название «русь» использовалось как политоним, а производное прилагательное «русский» – как обозначение новой этнической общности, включавшей славянские племена, жившие на территории Древнерусского государства. В этом качестве оно противостояло как племенным наименованиям, так и названиям неславянских народов, также вошедших в состав государства.

472

Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Название «русь» в этнокультурной истории Древнерусского государства (IX–X вв.) // ВИ. 1989. № 8. С. 24–38.

В то же время контакты восточных славян со скандинавами не прерывались, более того, наиболее интенсивными они стали в X в., продолжались они, приобретя в значительной степени характер межгосударственных отношений, и в XI в. Это требовало появления нового наименования для них, отличного от слова «русь». Таковым, как явствует из летописного словоупотребления, стало слово «варяг».

В рамках «норманнского» вопроса происхождение и значение слова «варяг» вызвали значительно менее острые споры, нежели слово «русь» – в первую очередь в связи с очевидностью его скандинавской этимологии и недвусмысленностью отнесения летописцем именно к скандинавам, «норманнам» западных источников. Отдельные, довольно редкие попытки связать «варягов» с прибалтийскими славянами или субстратным населением Южной Балтики [473] остались изолированными историографическими казусами [474] . Вместе с тем эта же очевидность определила кажущуюся ненужность специального исследования функционирования слова «варяг» в древнейших летописных сводах и уточнения его содержания: обычная его интерпретация как «скандинав на Руси» казалась вполне достаточной. При этом обсуждались лишь форма и значение исходного для него слова: vceringi или varangr «группа людей, объединенных взаимными обетами верности»; «военный отряд»; «торговая организация» и др [475] . Вызывало также недоумение то обстоятельство, что это слово не употребляется в скандинавских письменных источниках для обозначения скандинавов, находящихся или побывавших на Руси. Последнее А. Стендер-Петерсен объяснял случайностью дошедших до нас известий [476] , что, однако, малоубедительно, поскольку корпус древнескандинавских письменных источников огромен и достаточно представителен.

473

Кузьмин А. Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море // ВИ. 1970. № 10. С. 28–55; Он же. Об этнической природе варягов // ВИ. 1974. № 11. С. 54–83.

474

Критический обзор см.: Schramm G. Die Warager: osteuropaische Schicksale einer nordger-manischen Gruppenbezeichnung // Die Welt der Slaven. 1983. Bd. 28. S. 38–43.

475

Подробнее см.: Ibid. S. 38–67.

476

Stender-Petrsen A. Varangica. Aarhus, 1953.

Все это дает основания еще раз обратиться к критическому рассмотрению происхождения, развития, содержания и функционирования слова «варяг» и родственных ему слов в византийских, скандинавских и в первую очередь древнерусских источниках.

«Повесть временных лет» (далее – ПВЛ) не содержит другого обозначения скандинавов, кроме слова «варяг», хотя летописец, составивший космографическое введение к ней (Нестор?), знает и современные ему обозначения скандинавских народов: «урмане» (норвежцы), «свей» (шведы), «готе» (готландцы). Именно эти наименования он и приводит, раскрывая свое понимание слова «варяг»: по Варяжскому морю «сдять варязи смо ко въстоку до предла Симова, по тому же морю сдять къ западу до землАгнянски и Волошьски. Афетово бо и то колно: варязи, свеи, урмане, готе, русь, агняне, галичане, вольхва, римляне, нмци, корлязи, веньдици, фрягове и прочии, ти же присдять от запада къ полуденью и съсдяться съ племянемъ Хамовым» [477] . Это вызвавшее множество толкований описание, согласно которому народы, живущие по берегам Варяжского (Балтийского) моря, достигают на востоке предела Симова (Ближний Восток), а на западе – Хамова (Северная Африка), соответствует в целом описанию в ПВЛ международных путей: пути «из варяг в греки» и из грек по Днепровскому пути и Балтийскому морю до Рима, а оттуда в Царьград, и в еще большей мере описанию Волжского пути в «море Хвалисьское» (Каспий), далее на восток в «жребий Симов» и назад через Двину, Балтийское море до Рима и «племени Хамова» [478] . Это описание соответствует и представлениям восточных географов о том, что Балтийское и Средиземное моря – проливы Океана, а Балтийское море соединяется с Черным.

477

ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 10 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. 8. – Прим. ред.].

478

ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 11–12 [= ПВЛ-1996. С. 8–9. —Прим. ред.].

Это маршрутное описание сочетается в списке народов с этнографическим, которое композиционно состоит из нескольких групп наименований народов («языцев»), объединенных по единому принципу – перечисление начинается собирательным этнонимом (например, «чюдь и вен языци») [479] . Список иафетидов разделяется на две части: «варяги», к которым отнесены свей, урмане, готе, русь, агняне, галичане [480] , и «волхва» – римляне, немцы, корлязи, венецианцы, фряги и пр., т. е. народы «римской империи» Каролингов (а затем германской), которые названы традиционным собирательным именем «волохи» [481] .

479

Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Русь и чудь. К проблеме этнокультурных контактов Восточной Европы и Балтийского региона во второй половине I тыс. н. э. // Балто-славянские языки и проблемы урало-индоевропейских связей. М., 1990. Ч. 1. С. 28–34.

480

Учитывая это, более убедительной представляется интерпретация «галичан» как жителей Уэльса – гэлов-валлийцев (ср.: ПВЛ-1950. Ч. 2. С. 212 [= ПВЛ-1996. С. 384. —Прим. ред.\\ см. также: Королюк В.Д. Славяне и восточные романцы в эпоху средневековья. М., 1985. С. 170).

481

Ср.: Королюк В.Д. Славяне и восточные романцы. С. 168–171.

Б. А. Рыбаков, считавший исследуемый фрагмент космографического введения «механической» вставкой, полагал, что ее автор очень точно знал расположение норманнских владений в Европе, установившееся после битвы при Гастингсе и завоевания Амальфи и Апулии; варяги-норманны «сидят к западу до Английской земли и до Итальянской». Следовательно, – заключал Б. А. Рыбаков, – это описание составлено не ранее 1066–1077 гг. [482] . Однако «механически внедренной» в текст летописи вставкой этот пассаж считать невозможно, так как, во-первых, он, вопреки мнению Б. А. Рыбакова, имеет прямое отношение к судьбам славянства: далее в ПВЛ говорится о волохах, притеснявших славян на Дунае; во-вторых, он непосредственно связан с вопросом о происхождении руси, включением ее в число варяжских народов.

482

Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества. М., 1982. С. 122.

В сказании о призвании варягов информация космографического введения повторяется как комментарий летописца об этнической принадлежности руси: «ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зъвутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гъте, тако и си» [483] . Из контекста летописи следует, что чудь, словене и прочие обратились к тем варягам, которые звали себя русью, но не к тем, которые собирали ранее дань (в Новгородской первой летописи [далее – НПЛ], где слово «русь» опущено, это противопоставление исчезает). Таким образом, наряду с отождествлением руси и варягов в этническом смысле, при котором русь понимается как один из варяжских народов, ПВЛ тут же противопоставляет русь как род и дружину князей, призванных по «ряду», прочим варягам. Слово «варяги» в этом контексте выступает как собирательное обозначение скандинавов.

483

ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 18 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. 13. – Прим. ред.].

Наметившееся в легенде противопоставление руси и варягов, а позднее местного населения и варягов постепенно усиливается в летописных рассказах о событиях IX–XI вв. [484] Войско Аскольда и Дира, которые «многи варяги съвокуписта», еще называется русью [485] , как и войско Олега, но последний, согласно летописцу, ведет на Царьград уже не только варягов: «Иде Олегъ на Грекы, Игоря оставив Киев, поя же множество варяг, и словенъ, и чюдь, и словене, и кривичи, и мерю, и деревляны, и радимичи, и поляны», и т. д. [486] . В НИЛ тот же список выглядит усеченным, так как в нем нет мери и чуди: «Игорь и Олег пристроиста воя многы, и Варягы, и Полян и Словен и Кривичи» [487] . Знаменательно, что в обоих списках не упомянута русь, в то время как при описании самого похода и в той, и в другой летописях русь противопоставляется словенам: от имени «всей руси» заключен и договор 911 г. Кого же называли русью? Судя по летописным текстам, варягов и словен новгородских, осевших в Киеве: «бша у него (Игоря. – Авт.) Варязи мужи Словен, и оттол[прочии] прозвашася Русью» [488] ; «и бша у него (Олега. – .Авт) варязи и словни и прочи, прозвашася русью» [489] . «Прочи» (ПВЛ), по А. А. Шахматову, – позднейшая вставка. Видимо, эта русь и противопоставлена прочим словенам (неслучайно в списке Олегова войска в ПВЛ словене упомянуты дважды), как княжеская дружина – рядовым «воям». Вероятно, это объединение варягов и новгородских словен побудило летописцев отметить, что «суть новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска» [490] («преже бо бша словни», – добавлено в ПВЛ [491] . Соединение варягов и словен проходит во всех списках ПВЛ, но составитель НИЛ, видимо, разделил их упоминанием полян, что больше соответствовало его представлениям о размещении руси на юге, в Среднем Поднепровье [492] .

484

Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Норманны и варяги. Образ викинга на Западе и Востоке Европы // Славяне и их соседи. Этнопсихологические стереотипы в средние века. М., 1990.

485

ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 18 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. \3. – Прим. ред.].

486

ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 23 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. 16. – Прим. ред.]. Словене здесь названы дважды: так читается в Лавр., Радз. и Моек. – Академ.; в Ипат. и Троицк, они упомянуты один раз, вслед за варягами. См.: Творогов О. В. Повесть временных лет и Начальный свод // ТОДРЛ. Л., 1976. Т. 30. С. 16.

487

НПЛ. С. 108.

488

Там же. С. 107.

489

ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 20 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. 14. – Прим. ред.]. При анализе этих текстов со времен А.А. Шахматова почему-то считается, вопреки обеим летописным версиям, что имя «русь» варяги и словене получили с тех пор («оттоле»), как они обосновались в Киеве. Между тем, аналогичный пассаж ПВЛ об уграх проясняет смысл этой фразы: угры «прогнаша вольхи, и наслдиша землю ту… и оттоле (курсив наш. – Авт.) прозвася земля Угорьска» (ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 21 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. 15. – Прим, ред.].) – завоеватели дают свое имя земле.

490

НПЛ. С. 106.

491

ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 18 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. 13. – Прим. ред.].

492

Это представление, свойственное эпохе раздробленности, стало формироваться ранее, с утверждением руси в Киеве, о чем свидетельствует и ПВЛ в описании последующих походов на греков.

После неудачного похода руси в 941 г. Игорь «нача совкупляти во многи, и посла по варяги многи за море, вабя е на греки» [493] . Здесь впервые после призвания князей говорится об обращении за море к варягам – видимо, скандинавские дружины Аскольда и Дира, равно как и Олега, считаются летописцем русью, осевшей в Восточной Европе.

Противопоставление «заморских» варягов «местной» руси впервые со всей очевидностью явствует из описанного в ПВЛ состава Игорева войска в 944 г.: «Игорь же совкупивъ вой многи, варяги, Русь, и поляны, словни, и кривичи, и тверьц, и печенги наа… поиде на Греки» [494] . М.Н. Тихомиров обратил внимание на то, что и здесь русь выступает отдельно от варягов, вместе с полянами, в отличие от словен и кривичей, но далее спутал списки, стремясь обнаружить полян в войске Олега, идущем из Новгорода в Киев, и, естественно, не обнаружив их там, отождествил полян с русью [495] . Между тем, это первое реально засвидетельствованное противопоставление местной руси пришлым варягам не носит еще абсолютного характера, ибо далее, согласно ПВЛ, все войско Игоря называется русью – от нее отличаются лишь печенеги: «Идуть русь, и наяли суть к соб печенги» [496] . Договор 944 г. заключается от имени «всех людей Русской земли» послами, носящими, в основном, скандинавские имена, а «росский язык» у Константина Багрянородного сохраняет скандинавскую лексику. Однако разделение варягов и руси уже произошло, и заморские варяги все более определенно воспринимаются в источниках как чужеземцы.

493

ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 33 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. 23 . – Прим. ред.].

494

ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 33–34 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. 23. – Прим. ред.].

495

Тихомиров М.Н. Происхождение названия «Русь» // СЭ. 1947. Вып. 6/7. С. 70.

496

ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 34 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. 23 . – Прим. ред.].

В 977 г., после того, как Ярополк, унаследовавший престол князя Святослава, убил своего брата Олега, Владимир бежит из Новгорода за море, а в 980 г. возвращается с варягами и идет сначала на Полоцк, где при помощи одних варягов расправляется с другими – Рогволодом, княжившим в городе, и его родом [497] . Состав войска Владимира традиционен: «варяги и словни, чюдь и кривичи» [498] . Однако, захватив Киев, варяги на этот раз не обретают название «русь». Напротив, назревает конфликт между ними и князем. Варяги называют Киев «своим городом» и требуют откупа. Владимир обещает собрать деньги, но сам обманывает варягов. Части «добрых и смысленых» скандинавов он раздает «грады»; другую часть отправляет в Византию с сопроводительным посланием, в котором советует императору также не держать варягов вместе, а разослать по разным городам [499] . Этот эпизод содержит, по крайней мере, два новых момента: во-первых, здесь отчетливо проявляется отношение к заморским наемникам как враждебным чужакам, которых можно «кормить» в русских городах, но держать вместе не следует, во-вторых, также впервые говорится о поступлении варягов на службу в Византии.

497

Использование норманнских наемников против викингов и других отрядов норманнов характерно и для правителей в Западной Европе.

498

ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 54 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. 36 . – Прим. ред.].

499

ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 56 [= ПВЛ-1996. С. 37. – Прим. ред.].

В начале XI в. происходит наиболее известный конфликт между варягами и местными жителями. Княжащий в Новгороде Ярослав в 1015 г. отказывается платить дань отцу и приводит из-за моря варягов. Новгородцы, возмущенные «насилиями» варягов, «собрашася в нощь, искоша Варягы в Поромон двор» [500] . Из рассказа об этом событии явствует, что, во-первых, новгородцы в начале XI в. никак не могут считаться людьми «от рода варяжьска», во-вторых, варяги в критический момент оказываются для князя чужими: собираясь в поход на Киев, «любимой дружиной» он называет новгородцев, на их поддержку рассчитывает в первую очередь.

500

НПЛ. С. 174; ср.: ПВЛ-1950. Ч. 1. С. 97 [= ПВЛ-1996. С. 62. – Прим. ред.]. «Поромонь двор» – от др. – исл. farmadr, мн. ч. farmenn «путешественник; купец, ведущий заморскую торговлю». Исследователи сходятся в интерпретации названия «Поромонь двор» как обозначения двора, усадьбы, где останавливались приезжие купцы и где находился контингент скандинавских наемников Ярослава (Мельникова Е. А. Новгород Великий в древнескандинавской письменности//Новгородский край. Новгород, 1984. С. 130).