Древняя Русь. Город, замок, село

Как показывают исследования, основным типом застройки древнерусских сельских поселений был прибрежно-рядовой тип. По подсчетам В.В. Седова, такой была планировка 79 % селищ центральной Смоленщины (Седова В.В., 1960, с. 28–29). Это особенно хорошо видно на тех поселениях, где на пашне проступают пятна разрушенных дворов (табл. 34, 4). В большинстве случаев крестьянские дворы располагались вдоль берега в один-два ряда, реже — в три. Уличная планировка сменила прибрежно-рядовую на Руси уже в эпоху позднего средневековья в связи с широким развитием сети сухопутных дорог и сухопутного транспорта. В X–XIII вв. уличная застройка встречается крайне редко. В.В. Седовым зафиксирован лишь один бесспорный случай уличной планировки: селище Долгий Мост (Седов В.В., 1960, с. 29–30).

Бессистемная кучевая застройка характерна для части мысовых поселений, селищ на дюнах и вообще поселков, ширина и длина площадки которых приблизительно равны. В большинстве случаев она обусловлена естественно-географическими условиями. Площадка таких селищ обычно не менее чем с двух сторон ограничена оврагами, руслами ручьев и рек, болотами и т. п. Они не могли увеличиваться в длину, и росли в ширину. К прибрежному ряду прибавлялся второй и третий ряды дворов. На ограниченном пространстве строгий порядок быстро нарушался и застройка поселений из прибрежно-рядовой превращалась в кучевую.

Прибрежно-рядовую застройку древнерусских сельских поселений нельзя не сравнить с аналогичной застройкой городов. И там, и там действовали общие законы развития. Первоначально любое поселение разрасталось вдоль реки, ручья или оврага. В этом определенная, в известной мере генетическая связь между поселениями сельского и городского типа.

Очень существенным представляется вопрос о количестве крестьянских хозяйств-дворов на одном поселении. Однако в его решении имеется много трудностей. Основная — отсутствие полностью раскопанных селищ. Кроме того, исследователи часто не могут синхронизировать изученные постройки. Например, на одном из селищ у известного Райковецкого городища на участке длиной в 50 м были вскрыты остатки 10 углубленных в землю жилищ. Совершенно очевидно, что существовать одновременно они не могли. Однако и сколько-нибудь обоснованных данных для их расчленении во времени нет. Поэтому для подсчетов количества крестьянских дворов приходится использовать ограниченный круг материалов.

Из 44 сельских поселений Смоленской земли, по наблюдениям В.В. Седова, от 3 до 8 дворов имели 23 (52,3 %) памятника, свыше 8 — (34,1 %) и 1–2 двора — 6 (13,6 %). М.В. Фехнер считает, что в северо-западных и северо-восточных областях Руси в X–XIII вв. 70 % селищ состояло из 3–6 дворов, а 30 % — из 7-12 (Очерки по истории русской деревни X–XIII вв., 1967, с. 278). Следует заметить, что основанием для этих расчетов стали пятна древних построек, обнаруженные на пашне, или средние расстояния между ними, зафиксированные при обследованиях и раскопках. Поэтому полученные результаты достаточно условны. Можно предположить, что на площади в 1,5 га размещалось одновременно 5–7 крестьянских дворов. Следовательно, здесь проживало 25–45 человек, а средняя населенность большинства древнерусских сельских поселений X–XIII вв. колебалась от 15 до 50 человек.

Необходимо отметить еще одни факт. Практически крестьянские дворы как закрытый комплекс нигде не обнаружены. При раскопках встречены остатки жилых построек с прилегающими к ним хозяйственными сооружениями. Заборы или клети, огораживавшие усадьбы, пока исследователями не зафиксированы. Вопрос этот нуждается в уточнении. Может быть, крестьянские дома, расположенные на общинной или господской земле, вовсе не огораживались или имели какие-то временные легкие изгороди хозяйственного назначения? Иными словами, сельский участок под домашнее строительство в отличие от городского в это время не нуждался в строгой фиксации. Ведь он составлял одно целое с пахотными землями и прочими угодьями. Их величина и определяла размеры взимаемых с крестьян податей. Видимо, не случайно актовые материалы XII–XIII вв., четко определяя межевые границы всей земли, никогда не размечают отдельно участки, занятые жилыми и хозяйственными постройками. Городская усадьба, напротив, являлась основной земельной собственностью в городе большинства его жителей и во всех случаях служила мерилом исчисления «городского потуга» ее владельцев. Поэтому рубежи городских дворов без существенных изменений сохранялись на протяжении столетий. Сельские же усадьбы могли менять свою конфигурацию и перемещаться в зависимости от существовавших на данный момент обстоятельств. Лишь когда значительная часть черных общинных земель оказалась в руках феодалов, когда участились случаи выделения из общины ее членов, и земля стала предметом постоянной купли-продажи, появилась необходимость и на селе более точно обозначить дворовые места.

Наблюдения над хронологией древнерусских поселений имеют первостепенное значение. К сожалению, по причинам, отмеченным выше, их нельзя распространить на территорию всей Руси. Для суждения о динамике развития памятников этого типа использованы материалы В.В. Седова и Т.Н. Никольской по центральным районам Смоленщины и земле вятичей. Так, в первом регионе в IX–X вв. существовало 30 поселений, в XI–XIII вв. — 99 и в XIV–XV вв. — 64. Во второй хронологический период количество сельских поселений увеличилось втрое. Этот процесс стоит в прямой связи с успехами развития земледелия, и в частности в связи с общим расцветом экономики и культуры Смоленского княжества в XII — середине XIII в. По данным письменных источников, именно в это время Смоленщина становится поставщиком хлеба в другие районы Руси, прежде всего в Новгород. Прогресс земледелия, проявившийся и в росте численности сельского населения, был обусловлен значительным расширением старопахотных земель и сложением устойчивых систем землепользования — паровой (с длительным паром), сочетавшейся с перелогом.

Увеличение количества поселений сопровождалось некоторым уменьшением их средней площади: с 1,85 га до 1,25 га. Здесь также проявились последствия совершенствования систем земледелия. О том же говорит длительный период существования многих поселений. Из 30 селищ, возникших в VIII–X вв. до XV в. дожили 12; на 14 жизнь прекратилась в XIII в. и только 4 оказались заброшенными к XI в. В XI–XIII вв. были вновь основаны 73 поселения, из которых 42 продолжали функционировать и в XIV–XV вв. Зато в это время появилось только 12 новых сел. Массовое запустение сельских поселений (45) центральной Смоленщины приходится на вторую половину XIII — начало XIV в. Здесь, безусловно, сказалось резкое ухудшение военно-политического и экономического положения Смоленского княжества.

В бассейне Оки, в земле вятичей, наблюдается сходное положение. Но сведениям, собранным Т.Н. Никольской, здесь в VIII–X вв. существовало 30 поселений, с конца X по середину XII в. было основано еще 58, а к середине XIII в. появилось 55 новых поселков. Получившаяся картина окажется еще более наглядной, если подсчеты произвести не по времени возникновения новых селений, а по числу памятников, существовавших одновременно в каждый хронологический период, прибавив сюда данные о сельских поселениях, размещавшихся на городищах эпохи железного века. Тогда в первой хронологической группе будет 43 (16,5 %) селища, во второй — 83 (31,8 %) и в третьей — 135 (51,7 %). Другими словами, с рубежа X–XI вв. количество сельских поселений в земле вятичей до середины XIII в. увеличилось втрое.

Такое совпадение в темпах роста сельского населения в центральной Смоленщине и в области летописных вятичей трудно признать случайным. Налицо общие закономерности, свойственные, видимо, не только этим регионам, но и всей Руси в целом. Можно констатировать, что с XI в. шло интенсивное хозяйственное освоение обширных территорий, создавался прочный экономический фундамент развития городских центров и кристаллизации самостоятельных княжеств.

История сельских поселений земли вятичей во многом повторяет этапы развития смоленских деревень. И там, и там в VIII–X вв. поселения занимали более значительную площадь (в среднем около 3 га), чем в XIII в. (около 1,5 га). Повсеместно преобладала прибрежно-рядовая застройка. Однако в XIV в. количество бывших вятичских сел сокращается до 26. Сколь ни фрагментарны эти данные, они все же отражают последствия походов Батыя и ордынского ига на Руси: были разрушены не только города, но и многие сельские поселения. Оказалась подорванной сложившаяся ранее система земледелия. Главным показателем здесь служит даже не количество выявленных памятников XIV в., а число покинутых в середине XIII в. селений (свыше 70).

Исследователи обратили внимание на расположение древнерусских сельских поселений относительно компактными группами, отделенными друг от друга лесами, болотами или просто незаселенными пространствами. При картографировании такие гнезда селищ в большинстве случаев оказываются сосредоточенными в бассейнах малых рек. Родилось предположение, что совокупность близлежащих селений образовывала территориальную крестьянскую общину — вервь Русской Правды. После работ Н.П. Павлова-Сильванского в нашей историографии получило права гражданства мнение о тождестве верви и погоста. Вероятно, оно справедливо для ранних этапов русской истории, хотя Правда не знает погостов, а последовательно оперирует терминами «вервь» и «мир».

Совершенствуя систему обложения подвластных земель, киевские князья заменяют архаические способы взимания дани: «от дыма», «от рала» или «от мужа» на более эффективные. Организуются судебно-податные округа: погосты и волости. Их соотношение не всегда ясно. По-видимому, несколько погостов составляли волость. Во всяком случае, из Уставной грамоты Смоленской епископии 1136 г. известно, что волость «Вержавляне Великие» складывалась из девяти погостов. Однако каждый такой погост платил ежегодно смоленскому князю более 100 гривен дани — сумму, превышающую половину судебной десятины, причитавшейся в это же время новгородскому епископу. Данное обстоятельство заставляет усомниться в том, что погосты Вержавлян Великих были тождественны крестьянским территориальным общинам. Ежегодная дань в 100 гривен кажется чрезмерной для одной общины. Следовательно, упомянутые погосты объединяли уже несколько общин.